Роджер Зилазни
I II
I
ДЕВЯТЬ ПРИНЦЕВ ЭМБЕРА
1
После целой вечности ожидания, кажется, что-то стало проясняться.
Я попытался пошевелить пальцами ног, и мне это удалось. Я лежал на спине в больничной постели, ноги мои были в гипсе, но, слава богу, они были моими ногами.
Я изо всех сил зажмурился, открыл глаза, и, когда повторил всю процедуру три раза, комната постепенно перестала вращаться передо мной и вокруг меня.
Куда, черт побери, я попал?
Туман, клубившийся в голове, начал потихоньку рассеиваться, и я кое-что припомнил. В памяти возникла картина долгих темных ночей и туманный облик медицинской сестры, склонившейся над кроватью со шприцем в руке. Каждый раз, когда я приходил в сознание, меня кололи какой-то гадостью. Да, так оно и было. Но сейчас я чувствовал себя вполне прилично, хотя все на свете относительно. И я не позволю больше себя колоть.
Вопрос в том, захотят ли ко мне прислушаться?
Может быть, и нет.
Вполне естественный скептицизм в отношении чистоты человеческих намерений прочно укоренился в моем мозгу. Ну конечно же, меня просто перекололи наркотиками, внезапно сообразил я. По непонятной причине и безо всякой необходимости, если верить моим ощущениям. А в этом случае, с какой стати ко мне будут прислушиваться? Ведь наверняка им заплатили. Значит, сохраняй спокойствие, действуй осмотрительно и делай вид, что ты ничего не соображаешь, подсказал внутренний голос — мое второе я, личность неприятная, но зато мудрая.
Минут через десять санитарка заглянула в палату, и, конечно, я все еще храпел. Дверь тихо закрылась.
За это время я смутно вспомнил то, что со мной произошло. Я попал в автомобильную катастрофу, но когда и почему, оставалось загадкой. Помню только, что сначала меня поместили в обычный госпиталь, а потом уже перевезли сюда. Зачем? Этого я не знал.
Однако, судя по всему, ноги меня слушались, хоть я и не помнил точно, когда их сломал. Память услужливо подсказала, что у меня было два перелома.
Головокружение прошло довольно быстро, и, держась за железную спинку кровати, я поднялся и сделал первый шаг.
Полный порядок: ноги не подвели.
Итак, теоретически, я мог уйти отсюда в любую минуту.
Добравшись до постели, я улегся поудобнее и стал думать. Меня зазнобило, на теле выступил пот. Во рту отчетливо чувствовался привкус сладкого пудинга…
Прогнило что-то в Датском королевстве…
Я действительно попал в автомобильную катастрофу, да еще какую!
Дверь вновь открылась; яркий электрический свет проник из коридора в палату, и я увидел медицинскую сестру со шприцем в руке.
Она подошла к постели: темноволосая широкобедрая бабища с толстыми, как у мясника, руками.
Как только она приблизилась, я сел.
— Добрый вечер.
— Д-добрый вечер, — ответила она.
— Когда меня выпишут?
— Это надо узнать у врача.
— Узнайте, — предложил я.
— Пожалуйста, закатайте рукав.
— С какой стати?
— Мне необходимо сделать вам укол.
— Не вижу особой необходимости. Мне он не нужен.
— Боюсь, вам придется подчиниться. Доктору виднее.
— В таком случае пригласите его сюда. А тем временем я не позволю делать себе никаких уколов.
— Ничем не могу вам помочь. У меня четкие инструкции.
— Совсем, как у Эйхмана, а он плохо кончил. — Я с сожалением покачал головой.
— Ах вот как! — воскликнула она. — Учтите, мне придется доложить о вашем… вашем…
— Обязательно доложите, — согласился я. — И, кстати, не забудьте упомянуть во время доклада, что я решил выписаться отсюда завтра утром.
— Это невозможно. У вас сломаны обе ноги, не говоря о внутренних повреждениях, кровоизлияниях…
— На свете нет ничего невозможного, — сказал я. — Спокойной ночи.
Она выбежала из палаты, не удосужив меня ответом.
Я откинулся на подушки и задумался. Похоже, меня поместили в частную клинику, а это означало, что кто-то оплачивает счета, причем немалые. Но кто именно? Я не помнил ни своих родственников, ни друзей. Какой напрашивался вывод? Меня упрятали сюда враги.
Я продолжал думать, но безуспешно.
В голове — полная пустота.
Врагов своих я тоже не помнил.
Мой автомобиль упал с небольшого обрыва прямо в озеро. Да, конечно. А дальше?..
Я…
Внезапно меня вновь прошиб пот, и мускулы непроизвольно напряглись.
Я не знал, кто я такой.
Значит, думать больше было не о чем, и, усевшись на постели, я принялся разбинтовывать многочисленные повязки, которыми меня обмотали с головы до ног. Никаких неприятных ощущений я при этом не испытал, да к тому же во мне крепла уверенность, что я поступаю правильно. Выломав в изголовье кровати железный прут, я разбил гипс на правой ноге. Внезапно мне захотелось убраться из клиники как можно скорее и сделать что-то очень важное. Правда, я не знал, что именно.
Я несколько раз согнул и разогнул правую ногу. Полный порядок.
Я разбил гипс на левой ноге, поднялся и подошел к стенному шкафу.
Моей одежды там не было.
Затем я услышал шаги.
Быстро вернувшись на кровать, я улегся и тщательно накрыл себя бинтами и обломками гипса.
Дверь открылась.
Щелкнул выключатель, в палате зажегся яркий свет, и я увидел здоровенного детину в белом халате.
— Говорят, вы грубо обошлись с нашей медсестрой и отказались ей подчиняться, — сказал он, и на этот раз не имело смысла притворяться, что я сплю. — Как прикажете вас понимать?
— Не знаю, — ответил я. — Не люблю приказывать.
Мой ответ его озадачил, но ненадолго. Бросив на меня мрачный взгляд, он нахмурился.
— Сейчас время вашего вечернего укола.
— Вы врач? — спросил я.
— Нет. Но я действую по распоряжению врача.
— А я отказываюсь от уколов и имею на это полное право. В конце концов, вам-то что за дело?
— Мне велено сделать вам укол, — упрямо повторил он, подходя ко мне с левой стороны и держа в руке неведомо откуда появившийся шприц…
Это был грязный, некрасивый удар, дюйма на четыре ниже пояса, и он упал на колени, выронив шприц и схватившись за кровать.
— … … — сказал он спустя некоторое время.
— Еще раз подойдете ко мне — и пеняйте на себя.
— Не… таких… видывали… — Каждое слово давалось ему с большим трудом.
Пришла пора действовать.
— Где моя одежда? — спросил я.
— … …
— В таком случае мне придется позаимствовать вашу. Раздевайтесь!
На меня обрушился очередной поток брани, но я слишком устал, чтобы выслушивать всякие глупости, и поэтому накинул на него простыню и оглушил, ударив железным прутом по голове.
Примерно через две минуты я стал мужчиной в белом — цвет Моби Дика и ванильного мороженого. Какое уродство.
Я запихнул санитара в стенной шкаф и подошел к зарешеченному окну. Молодой месяц качался над верхушками тополей. Трава серебрилась и переливалась загадочным светом. Ночь неуверенно спорила с восходящим солнцем. Я так и не понял, куда попал. Палата моя находилась на третьем этаже красивого здания, и освещенный квадрат окна внизу говорил о том, что на первом этаже кому-то не спалось.
Я вышел в коридор. Слева он заканчивался глухой стеной с большим зарешеченным окном, сквозь которое были видны те же деревья, та же трава и тот же восход солнца. Я пошел направо.
Двери, двери, двери, без единой полоски света под ними; единственным звуком, нарушавшим мертвую тишину, был стук ботинок, которые, к сожалению, оказались мне слишком велики.
На часах моего приятеля, отдыхающего в стенном шкафу, было пять часов сорок четыре минуты. Металлический прут, который я заткнул за пояс под белый халат, все время бил меня по бедру. На потолке коридора, примерно через каждые двадцать футов, горели лампы дневного света.