Взгляд Кейна соскользнул на ее лодыжку, которая не могла бы быть совершеннее, даже если бы ее выточили на станке.
— Завязали веревку вокруг… ммм… пальца, а потом забыли почему?
С неосознанной грацией, которую он нашел удивительно трогательной, она повернула лодыжку и нащупала пальцами кусок грязной веревки.
— Ох, вы имели в виду это?
Он пожал плечами, не желая ставить ее в неудобное положение.
— Это для туфель.
— На мой взгляд, вполне логично.
— Не думаю, чтобы Чарлз назвал это логичным, — мрачно проговорила она. — Скорей он назвал бы это тупостью. Но вы пытались когда-нибудь завязать веревку вокруг собственного пальца? Невозможно, и не пытайтесь. А на ноге удобней и как раз кстати. Это… — она тронула лодыжку, — это должно было напомнить мне, что надо подумать, нужны мне новые туфли для свадьбы или нет. И если нужны, то постараться разносить их, чтобы не пришлось хромать к священнику с волдырем на пятке.
— И помогло?
— Отчасти. По крайней мере, я вспомнила, для чего ее привязала, — сказала она с кривой усмешкой, которую Кейн нашел опасно неотразимой.
Он не сводил с нее глаз, пока не исчез последний отблеск усмешки, и почти желал, чтобы усмешка никогда не исчезала. Но если она будет так улыбаться, то ему лучше этого не видеть. Проклятие! Легкая горестная усмешка вместе с взъерошенными волосами и мокрой, мятой пижамой придают ей такую опасную уязвимость!.. Такого рода уязвимость, какую он всегда искал в женщинах. Хотя можно ли думать о ней как о женщине? Старая дева, школьная учительница, практичная, бесцветная, рассудительная невеста Чарли.
Боже! ЭТА женщина — и Чарли Уильям Эдвард Бэнкс III? Да она его в гроб вгонит! Даже в детском саду Чарли носил рубашки, застегнутые на все пуговицы. Кейн столько раз таскал для него каштаны из огня, что даже невозможно вспомнить. Чарли после любой драки, не считая той первой, выходил сухим из воды. А Кейн, который был и ростом ниже, и субтильней, неизменно возвращался домой в ссадинах и кровоподтеках, с висевшей лохмотьями одеждой.
А дома его ждала выволочка от матери. Он бы предпочел вступить в еще одну драку, чем попасть на острый, как бритва, язык Салли Смит. Боже, спаси ее нежную душу. Забавно, стоит увидеть старого приятеля, как включается какая-то кнопка и воспоминания идут лавиной.
— Я знаю, Чарлз очень рад, что вы здесь.
Вероятно, рад, Кейн допускал такое… Но в конце концов он может снова пожалеть о своем импульсивном приглашении. Хотя более похоже на то, что это Кейн пожалеет о своем приезде.
— Послушайте, по-моему, я должен позволить вам немножко поспать. Не знаю, что у вас в списке на завтра, но…
— Работа. Чарлз сейчас накануне великого переселения. Он должен очистить свой стол, прежде чем мы уедем на м-м-м-медовый месяц.
М-м-м-медовый? Мужчина выглядел очень задумчивым, когда в час ночи пролезал через аккуратно обрезанные кусты и входил в соседний дом. Очень задумчивым.
Глава вторая
— «Тарам-тарам. — рассеянно напевал Кейн. — При всем при том, тарам-тарам…»
— Не говори, что ты еще вынашиваешь мечту стать звездой кантри всего Западного побережья, — сказал Чарлз, подходя к другу, который, потягивая кофе, просматривал редакционную страничку «Джорнэл».
Кейн улыбнулся высокому блондину в светло-сером костюме. Даже в самые жаркие дни Чарли Бэнкс не потел. В этом было что-то смутно тревожное.
— Ну, нет, ты же слышишь, голос с возрастом не стал лучше. — Кейн согнул пальцы с квадратными подушечками. — Помнишь гитару, ту, которая была у меня в старших классах? Что с ней случилось?
— Если не ошибаюсь, ты сел на нее в тот вечер, когда отмечали окончание школы.
— О-ох… — Кейн сощурился. — Что-то такое вспоминается, кажется, не очень приятное. Как мы вообще выжили, Чарли? Твоя машина, я за рулем, твоя…
— Моя лодка, твое ныряние в озеро Норман?
— По-моему, я пребывал тогда в поэтическом настроении? Вот что в таком возрасте делает с мужчинами любовь!
— Только не со мной. Я не из тех, кто зачитывался Джорджем Уиллсом и распевал Эрла Скраггса.
Отложив в сторону газету, Кейн засмеялся.
— Не могу вспомнить, что за пластинка была, но почти уверен, что не Скраггс. Что у нас намечено на сегодня?
— Хочу познакомить тебя с Авророй. Не возражаешь? Может, ты окажешься ей полезен. Она обычно образец деловитости, но в последнее время, кажется, стала рассеянной.
Кейн нахмурился. Что теперь делать? Признаться, что он уже встречался с ней, или промолчать и пусть все идет, как того хочет природа? Тут Кейну пришло в голову, что если бы все шло и вправду, как того хочет природа, то Чарли и Аврора никогда не стали бы даже друзьями, не говоря уж о том, чтобы обручиться и готовиться к свадьбе. Он никогда не встречал менее подходящую пару.
— Нет возражений. Но постарайся вернуться пораньше. Откровенно говоря, тебе бы, человече, надо побольше проводить времени со своей девушкой. А хочешь, я пока смотаюсь к ней и сам себя представлю? Раз ты думаешь, что надо помочь.
— Прекрасная мысль, надеюсь, я тебя не затрудню. Если бы ты подвиг ее довести до конца задуманные планы, это была бы большая помощь.
— Идет. Довести до конца планы, сбегать с поручением, если надо сбегать, успокоить нервы, если их надо успокаивать, а если мы увлечемся разговором, то я расскажу ей о твоем неприглядном прошлом.
— О каком неприглядном прошлом? — возмущенно воскликнул Чарлз.
— Это шутка, — успокоил его Кейн, забывший, что у друга нет даже рудиментарного чувства юмора.
— А… Только ты хорошо веди себя с Авророй. Она не того типа женщина, каких ты всегда предпочитал.
— Ты мои вкусы изучил, — мягко сказал Кейн и тут же пожалел о своих словах. Древняя история. Сколько воды утекло. Он назначал свидания Сьюзен Гофорт раньше, чем Чарли познакомился с ней. А потом они всюду бывали вместе, втроем. Но в конце концов Сьюзен выбрала большого босса с крепкой фирмой и перешагнула через буйного парня с кочевым образом жизни, который не мог ей предложить ничего, кроме своего имени.
Рори проснулась с головной болью и решила, что это из-за погоды. Или, может быть, из-за того, что она лежала без сна несколько часов после душа и только потом уснула. Но даже себе она бы не призналась, что голова может болеть из-за того же, из-за чего у нее моментально слабеют ноги. Меньше чем через две недели она переедет в соседний дом, и разделит постель с Чарлзом, и будет каждый день сидеть напротив него за завтраком. Достаточно ли она любит его для этого?
И знает ли она, что такое любовь? В детстве ее учили, что человек любит все братские создания — людей, животных, минералы и растения. В космическом рыбном садке любовь объединяет все создания в своего рода мистическое братство. Словно всесильный вирус простуды, любовь живет везде, она неизбежна и нельзя сказать, чтобы не желанна.
С этой концепцией у нее всегда были неувязки. В особенности когда она стала старше и начала яснее видеть некоторые братские создания. И в особенности когда некоторые братские создания яснее увидели ее и им понравилось то, что они увидели.
С бабушкой все было проще. Она не вела разговоров о любви, но верила в правила, по которым следует жить. Подчиняйся правилам — и тебе ничего не грозит.
Потом долгое время, впрочем, и до сих пор, Рори могла надеяться только на себя. И была слишком занята, отвоевывая себе место под солнцем, чтобы думать о любви. О, конечно, все только и говорят о любви. Одни любят пиццу, или музыку Кэджана, или жареных цыплят. Но людей? И в частности, одного конкретного человека?
Рори любила свою семью. Но дальше этого универсальная идея любви у нее не шла. И в уме она никогда не классифицировала, какой любовью их любит. Ох, у нее тоже были увлечения, но ничего серьезного. Она следовала по безопасному курсу, размеченному твердыми предписаниями бабушки. Они накладывали четкие обязательства. Респектабельная женщина всегда занята — теории о ленивых руках и все такое. Респектабельная женщина регулярно посещает церковь, платит налоги, заполняет свободное время полезной работой, не пользуется кредитной карточкой, которая не что иное, как карточка дьявола, и не носит платья с воротом, вырезанным до пупа, и бесстыдные юбки, такие короткие, что видны бесформенные части анатомии.