— Зачем, Нина? — повторил он вопрос.
— Деньги, — спокойно, даже равнодушно отвечала прима-балерина Императорского театра.
— Ты думаешь, я дал бы тебе меньше?
— Что вы, — в голосе все-таки появился яд. — Щедрость вашего сиятельства… хорошо известна.
Андрей Николаевич улыбнулся. Вот знает, бестия, что больше всего в людях он ценит храбрость. Правда, еще и преданность. Но произносить это слово при содержанке, которая ему наскучила, было попросту нелепо.
Он продолжал вопросительно смотреть на нее. Нина вздохнула, поднялась. Отошла к окну.
— Глупо, наверное… — тихо сказала она. — Но у нас все было… как-то по-человечески. Не скажу — любовь. Это, конечно, сказки. А они хороши лишь на сцене. Но… вы были так… нежны. И относились ко мне… с уважением. Так было… До того самого письма, которое мне передали из вашей канцелярии.
— И вы оскорбились?!
— Да, — развернулась Нина — и с вызовом посмотрела ему в глаза.
— Ну, что ж, — поднялся князь. — Думаю, что на этом все. Дом останется за вами — я его распорядился выкупить. Желаю как можно лучше устроить свою жизнь.
— А газетчики меня пугали тем, что вы вышлете меня из столицы, — донеслось ему в спину.
Он только фыркнул.
— Вам просто все безразлично! И… мне вас жаль, — слова отразились от стен и растворились в воздухе облачком горьковатого аромата прекрасного, но ядовитого цветка.
Князь Андрей забрал фуражку с тростью у слуги и вышел, чувствуя, как прохладный сентябрьский ветер навевает ему мысли о свободе.
Он решил идти через парк. Во дворец, где обитал с самого рождения, но который со времени смерти родителей перестал быть домом, идти не хотелось. Хотелось уехать куда-нибудь с пустым блокнотом. И снова — как в юности — грифельным карандашом писать стихи, делать наброски, прятать между страниц красивые осенние листья…
Двух нападавших, что пытались убить его — МАГИЕЙ, — он уничтожил, одновременно разорвав им сердца. А вот абсолютно не магический кинжал, отправленный с истинно военной ловкостью ему в правый бок, — пропустил. Позор!
Но печалиться тому, что на него нападают военные, которых он искренне и вполне справедливо считал своими, было некогда. Метнул сгусток энергии в сторону нападавшего — и по хрипу понял, что не промахнулся.
А через доли секунды, по тому, как его скрутило невыносимой болью, понял, что первые две атаки были лишь отвлекающим маневром и основной удар — куда-то в область сердца — он опять пропустил.
Еще один вскрик. А кто сказал, что Великий князь Радомиров — легкая добыча? Да что он вообще добыча?!
Осознал, насколько все плохо, только когда стал оседать в золото листвы. Да… Разрешил личные проблемы с бывшей любовницей, нечего сказать… И о стихах помечтал. Хотя бы успел — почти успел — наколдовать перемещение к ближайшей целительнице…
Потом были какие-то странные видения — наверное, от потери крови. Хорошенькая девушка в белом платке целительницы, приговаривающая над ним слово «миленький». Он все хотел объяснить ей, что уж кем-кем, а вот «миленьким» — странновато и по старинке — его еще девушки не называли. Даже такие очаровательные. И молоденькие… Но ему все равно приятно. И он слушает этот голос, не позволяющий ему нырнуть в чуть мерцающую манящую тьму… Слушает, как девушка что-то приговаривает над ним.
Потом голос исчезает… Он понимает, насколько это неправильно. Тело начинает ломить, и с резким выдохом, отдающим острой болью в левом подреберье и в правом боку, мужчина приходит в себя.
Сразу вызывает подмогу — и в маленькой квартирке становится тесно.
— Убила бы! — заявила князю личная целительница, проводя руками над его многострадальным телом.
— Что с девушкой, Тамара Ильинична?
Он сфокусировал взгляд на белом пятне на полу. Понял, что это без чувств лежит его спасительница.
— Не думай даже! — прошипела целительница. — Никаких геройств! Лежи! Швы разойдутся.
Тамара Ильинична была приставлена к нему отцом еще в раннем младенчестве. Дама — уже тогда не молодая — отличалась скверным характером, крайней несдержанностью в речи и абсолютной преданностью. Преданностью роду Радомировых и лично князю Андрею.
Пока целительница бурчала, ее руки летали над девушкой.
— Все! — тяжело дыша, заявила Тамара Ильинична. — Жизни ее и так ничего не угрожало, энергию я ей влила — дар не потеряет. Хотя мозгов бы ей еще… С другой стороны, иначе тебя было не спасти.
И она внимательно посмотрела на питомца.
— У нее оригинальный способ плетения. Девочка талантливая, очень сильная. И самоотверженная. Тебе повезло сегодня, Андрей. Как никогда повезло.
— Почему она не приходит в себя?
— Исчерпала все ресурсы. Сейчас ей нужно спать. Я распоряжусь, чтобы ее отнесли в спальню.
— Я сам! — рыкнул он. — Пусть никто не трогает!
— Тебе лежать надо! Швы разойдутся!
— Вот и придумай, как сделать, чтобы этого не случилось!
— Слушаюсь, Великий князь Радомиров, — насмешливо протянула целительница, и он почувствовал тепло, которое струилось с ее пальцев.
— И, кстати, надень ей это на руку.
И он подал целительнице браслет, стянутый с руки.
— Это же родовой артефакт энергии! — удивилась она.
— Я в курсе, — невозмутимо ответил князь. — А еще я знаю, что если бы не эта девочка, то меня бы с этим родовым артефактом и похоронили…
Он попытался встать — и у него даже получилось. Только было очень больно.
— Тамара Ильинична! — возмущенно выдохнул он. — А боль снять?
— Боль — это сигнал организма о том, что человек делает что-то не так. И человек должен прислушиваться к подобным сигналам. Нормальный человек!
Но он уже не слушал. Он склонился над бледненькой девочкой, которая его спасла. Из-под накрахмаленного платка выбилась прядь каштановых волос. Такими же блеклыми были брови и ресницы. Под закрытыми глазами залегли синие тени. Видимо, работала на износ — сутками. Чуть вздернутый нос, тонкие сухие губы — ни кровинки. Веснушки. Ногти обстрижены под корень. Еле слышный запах какого-то лекарства — никаких духов. Чем же она его так очаровывает? Что это с ним? Благодарность за спасение? Просто забота? Сердце защемило странной незнакомой нежностью.
Он вдруг ощутил, что вокруг очень-очень много народу. И начальник охраны, и следователи, и чиновник по личным поручениям. И все смотрят на то, как он разглядывает девушку, которая, кстати говоря, все еще лежит на полу.
Князь подхватил ее на руки и понес на второй этаж, где, скорее всего, была спальня. Понял вдруг, что девушка вся в крови. В его крови.
Развернулся.
— Петр Петрович.
Начальник охраны подобрался.
— Распорядитесь, чтобы прочесали Императорский парк — именно там было совершено нападение. Мне интересно, кто столь хорошо подготовился. И хотелось бы узнать, каким образом кто-то посторонний был в курсе моих передвижений по городу.
— Мне необходимо знать, — осторожно начал Петр Петрович, — каким образом вы вообще оказались в Императорском парке?
— Решил прогуляться после весьма неприятного разговора.
— Ваше сиятельство! — тихо и злобно сказал начальник охраны, сверля взглядом брата императора. Тот невозмутимо стоял на первой ступеньке лестницы, прижимая к себе целительницу. — Давайте вы примете уже мое прошение об отставке. Оно у вас год как лежит. С того момента, как его величество распорядился, что у вас будет охрана — а вы решили, что вам это все не надо.
— Кто мы, — меланхолично отозвался Великий князь, — чтобы пренебрегать приказами его величества… Вы хорошо выполняете свою работу. На сегодня все.
Следователи исчезли. Начальник охраны остался стоять, упрямо глядя на светлейшего князя.
— Все свободны. Я останусь здесь.
— Но покушение… — все-таки возразил Петр Петрович.
— Не повод изменять своим привычкам, — иронично ответил родственник императора. — Доставьте сюда новый артефакт энергии. Повторяю — все свободны!
* * *