Я отчетливо слышал беседу, но, к сожалению, мог уловить смысл только отдельных, знакомых мне слов.
– Лихой… пожег… перстами… половцы… гривна… карчаг…
Из суммы узнанных слов действительно можно было сделать вывод, что это обычный торг, и удивляться здесь нечему. Пришла плавучая торговая лавка, привезла кучу заказанного товара и ворох новостей из дальних краев. Идет оживленный обмен тем и другим.
Один из членов команды речного торговца, некоторое время наблюдавший за мной, все же сделал решительный шаг в мою сторону. Он был вооружен коротким кривым ножом, одет пестро, броско. Словно бы пошил себе одежду из цветной шторы или каких-то пестрых, нелепых тряпок. На вид мужчина крепкий, поджарый, но, так же как и все прочие, невысокого роста. Смуглая кожа и явно азиатские черты лица выдавали в нем чужестранца, но местные относились к нему спокойно, без любопытства. Хоть и легко вооруженный, он не походил на торговца или лодочника. Скорее на воина или наемника. Эдакий джентльмен удачи, если можно применить подобное слово к речному торговцу. Сильно смахивает на охранника из ЧОПа, судя по нагловатой походочке и каменному лицу. Я заметил на нем золотые и серебряные украшения, какие-то полудрагоценные камни типа бирюзы, кораллов и малахита.
Разумеется, моя внешность его привлекла, но, в отличие от меня, он не мог дать уверенную оценку тому, что увидел. При взгляде на него напрашивался вывод, что этот человек привык во всем разбираться до конца. Он не казался агрессивным, скорее был насторожен и максимально нейтрален. То есть не пытался любым своим действием как-то спровоцировать меня.
В один момент наемник заметил, что я тоже внимательно его разглядываю. Сдержано улыбнувшись, он приложил левую руку к правой стороне груди и вежливо обозначил еле заметный поклон, при этом не опуская взгляда – только узкие щелки глаз сомкнулись еще плотнее. В ответ на это я кивнул головой, но с места не сдвинулся.
Тогда наемник походя небрежно толкнул в спину своего товарища, такого же пестро разодетого, занятого поглощением ягод из корзинки какой-то молодки из тех, что стайкой столпились на пристани с разной снедью. Мимолетно переглянувшись, они оба подошли ко мне. Второй и вовсе смотрелся карликом. В какой-то нелепой войлочной шапке, с черной растопыренной бородой, он с удовольствием обсасывал липкие пальцы, бросая настороженные взгляды в мою сторону. Они внимательно оглядели меня снизу вверх. Карлик даже изобразил приветствие и заговорил:
– Саламат сызба агай. Атыныз калай?
Бородатый хлопнул по плечу своего друга со словами:
– Ол Котан, – потом указал на себя, – Мен Ерсен. Сенын атын кым? – повторил наемник, растянув рот в щербатой, но тем не менее белозубой улыбке.
– Артур, – ответил я спокойно, понимая, что ребята просто знакомятся.
– Кыпчак? – спросили наемники чуть ли ни хором.
– Викинг, – ответил я так же спокойно и уверенно, как бы забавляясь всем этим нелепым разговором.
Тот воин, что повыше – Котан, отпрянул, прищурился и посмотрел на меня с ехидной улыбкой.
– Валыкай! – наконец сказал Котан, махнув на меня рукой.
Услышав слово «валыкай», смысл которого для меня остался загадкой, бородатый Ерсен недовольно скривился и тоже чуточку попятился.
Котан с новым интересом стал разглядывать пряжку солдатского ремня, всю мою одежду и сверток. Наконец он указал раскрытой ладонью на ремень, спросил что-то совершенно непонятное и тут же указал на свои подвески, которыми он был обвешан как новогодняя елка гирляндами.
Хочет меняться! Неудивительно. Пряжка хоть и давно не чищенная, но латуни в ней граммов пятьдесят, не меньше. Хотя откуда ему знать, что это латунь, а не бронза, например. Но меняться на его цацки мне что-то не очень хотелось. Глядя на окружающих людей, как местных, так и пришлых, я заметил, что редко кто из них ходит не вооруженный. Нет, не так, как японские самураи, с ног до головы обвешанные острыми железками, но вот нож на поясе или топор почти у каждого. Так что в моем положении крепкий ремень с тяжелой пряжкой придется кстати. Ежели чего, то от этой парочки отмашусь.
– Нет, брат, ремень я тебе не отдам.
Котан явно уловил отрицающий тон и отпрянул еще на полшага.
Если пришлых торговцев так заинтересовала моя пряжка, а скорее всего именно звезда на пряжке, то, стало быть, товар редкий и диковинный. А значит, продать или обменять ремень можно куда выгодней, чем предлагает этот «барыга». И, очевидно, продать его наверняка придется. Близится ночь, а у меня ни ночлега, ни еды. В крайнем случае, за оружие сойдет и камертон. Тресну по голове стальной подставкой – мало не покажется. Хотя нет, с камертоном еще надо разобраться… Вот дурень! Есть же молоток.
Уже прикидывая, как бы сторговать ремень подороже, тут же сделал непростительную глупость. Причем сделал чисто машинально и без задней мысли. Голова в этот момент была забита обилием впечатлений.
Я закурил. В тот момент, когда достал сигарету, мое действие новых знакомых заинтересовало, но не сильно, и только когда я легкомысленно чиркнул зажигалкой, наемники отпрянули от меня как от чумного, явившего на всеобщее обозрение свои бубонные нарывы.
Сделка сорвалась, так и не начавшись. Речные торговцы быстро ретировались, отступив без слов поближе к своему хозяину, пряча взгляды.
Я по возможности постарался не выругаться вслух и не выдать своей оплошности. Лохануться на такой ерунде! Потрудись теперь обойтись без эмоций и впредь так нелепо не прокалываться… Дольше задерживаться на пристани не было никакого смысла. Я решил стойко докурить, отойти в сторону и, не привлекая особого внимания, оглядеться с более выгодной позиции и если что дать деру.
Не привлекать внимания, конечно же, не получилось. Стоило только отойти на пару шагов, как за моей спиной тут же стихли громкие разговоры и начались какие-то перешептывания. Еле сдерживая себя, я продолжал идти размеренным, неторопливым шагом.
В поселке было полным полно домов, амбаров, сараев и скотных дворов. Строений и пристроек, казалось, было больше, чем людей. Я шел по единственной улице, примыкающей к берегу реки. По обе стороны от улицы располагались дома и дворовые постройки. А еще дальше, вверх по холму – все тот же частокол из отесанных бревен, ограждающий поселение с одной стороны.
От ворот домов через улицу сбегали тропинки и оканчивались на коротких пирсах, мостках, удаленных метра на три-четыре в воду.
Редкие прохожие, завидев меня, первым делом сбавляли шаг, а затем переходили на другую сторону улицы или вовсе отходили к воротам и останавливались, провожая долгим взглядом.
На противоположной стороне деревни были еще одни ворота. Место здесь открытое. От крайних домов за мной увязалось несколько любопытных мальчишек лет семи-десяти.
С ними вместе, виляя хвостами, носилась пара дворовых собак, настроенных очень добродушно. Первым делом собаки меня обнюхали, явно оценили по запаху, что подачки от меня не дождешься и просто оставили без внимания, даже не трудясь облаять незнакомца. Любопытные мальчишки то приближались, забегая вперед и разглядывая меня, то опять отставали, шепчась о чем-то за моей спиной. Однажды обернувшись, я заметил, что метрах в сорока, а то и больше, за мной плетутся те два приятеля, что пытались обменять пряжку на пристани. Шли спокойно, вроде как по своим делам, но не отставали.
Подойдя к воротам, я почувствовал запах гари и привычный моему уху звон кузницы. Нет, ошибиться я не мог. Это действительно была кузница. Ну, если судить с точки зрения современного человека, то это был навес у берега реки с нелепой дырявой пристройкой. Видно, что мастерская работала весь день и потому не сильно дымила, да и звуки молотка казались несколько вялыми, неспешными. Поэтому она осталась незамеченной мной по пути к пристани. Под навесом сидели двое. Такие же бородатые, как и прочие мужики, лохматые, одетые в какую-то рвань да серость. Один, видимо кузнец, сосредоточенно колотил что-то на крохотной наковальне. Этот предмет и на наковальню-то похож не был, в том виде, в котором я ее знал. Неровный, оплывший кусок металла, кое-как закрепленный на рыхлой низкой колоде, старом дубовом пне.