— Привет. — Я оторвался от тигра и подошел к Карлу. — Помочь?
— Как хочешь. — Он пожал плечами и ткнул большим пальцем в сторону двери сзади.
Я обошел клетку, прошел за ее заднюю каменную стенку и нашел дверь, ведущую в подвижную клетку на рельсах. Дверь была вся покрыта предупреждающими надписями. Самая большая гласила: «Подумай! Твоим детям будет плохо без тебя». Я толкнул дверь и вошел в узкий коридор с рядом окон по всей длине. Каждые несколько метров монотонная стена перемежалась узкими дверцами. Я отыскал ту, что вела в клетку с Карлом, оставил мясо в коридоре и вошел. Карл обернулся, и на лице его появилась улыбка. Мы обменялись рукопожатием, и Карл сразу же снова переложил скребок в правую руку, ту, что была со стороны тигра. Я сделал вид, что этого не замечаю, и спросил:
— Можно подметать?
— Ясное дело, только стой позади меня.
— Угу. — Я схватил метлу и начал ею махать. Минут пятнадцать мы трудились молча, Карл чистил пол, а я подметал, потом Карл снимал стопор и передвигал клетку в сторону Груки, оставляя ему все меньше места. При этом он всегда вставал так, чтобы быть между ним и мной. В какой-то момент, возясь с блокировкой рельсов, он что-то пробормотал.
— Ты мне? — спросил я.
— Не-ет… Шплинт сломался, черт бы его побрал! — Он вытер испачканную в смазке руку о штанину. — Пойду за новым.
— Будешь возвращаться, возьми телятину из коридора. Может, котик согласится скушать. — Я открыл кран и начал окатывать водой очищенный кусок пола, узкая струя с шумом ударялась о бетон, и, лишь сняв палец с клапана, я услышал какой-то странный звук, донесшийся со стороны Груки. Я удивленно обернулся, держа шланг в руках. Тигр стоял недалеко от разделявшей нас решетки и пел. Из его горла вырывался тонкий пронзительный вой, начинаясь на очень высокой ноте, а затем каскадами опускаясь все ниже и ниже.
— Что с тобой… — Я не договорил, увидев поразительную перемену в его обычно бледно-желтых, с тонкой вертикальной полоской зрачка глазах. Теперь они были полностью черными. Мне никогда не приходилось слышать от Карла, чтобы он хоть раз замечал нечто подобное.
Я подошел ближе. Груки запел очередной куплет своей песни, на этот раз завершившийся долгим горловым мурлыканьем. Невероятно расширенные зрачки притягивали, словно два туннеля. Я сделал еще шаг, загипнотизированный жуткой мелодией и бездонными черными кругами глаз. Мурлыканье Груки внезапно оборвалось, и в то же мгновение я услышал откуда-то сзади:
— Берегись!
Я слабо дернулся, в глазах тигра мелькнул желтый блеск, и Груки метнулся ко мне. Вновь вернувшись к реальности, я осознал, что это вовсе не был бездумный прыжок на решетку. Груки ударил в прутья плечом, клетка сдвинулась, не заблокированная сломанным шплинтом, стенка ее приблизилась ко мне, и тогда Груки ударил еще раз, просунув между прутьями лапы с могучими когтями, рассекавшими пространство передо мной. За секунду до этого я начал отскакивать назад, полностью осознавая, насколько медленно я двигаюсь; мы существовали словно в разных временах, я и Груки, он был, наверное, раза в три меня быстрее, лапы с пятнадцатисантиметровыми когтями приближались с ужасающей скоростью, в то время как я лишь сгибал ноги в коленях и начал, отклоняясь назад, вытягивать вперед руки. Я машинально сжал пальцы на горловине шланга, и в шею тигра ударила мощная струя воды. Застигнутый врасплох, он дернулся, извернулся всем телом и промахнулся. В то же мгновение клетка наткнулась на очередной выступ и остановилась, я же согнул ноги уже настолько, что мог их выпрямить, что и сделал. Я все больше отклонялся от прутьев клетки, уже осознанно направляя струю воды в морду зверя. Сзади послышался топот ног Карла, и я почувствовал сильный рывок за плечо. Я едва устоял после этого, уже, собственно, ненужного вмешательства, но даже не обернулся. Сняв палец с клапана, я ошеломленно смотрел на Груки.
Бешенство и ярость, охватившие его, не поддавались никакому контролю — он извивался и метался по клетке столь быстро и столь резко менял направление прыжков, что казался скорее молнией, чем двухсоткилограммовым зверем. Все стены, потолок и, похоже, даже бетонный пол стонали под ударами когтей, непрерывный вопль на одной, очень высокой ноте сверлил уши, словно скрежет острого ножа по стеклу. Внезапно он перестал метаться, встал мордой к нам, и впервые его действия стали результатом слепой, бессмысленной ярости — он прыгнул на разделявшую нас решетку и начал ее дергать и грызть. Толстые прутья скрежетали в зубах и издавали слабый звон под ударами лап.
— Он вне себя. Ничего себе зрелище, да? — Голос Карла дрожал, руки его тряслись. — Он вынес тебе приговор и едва его не исполнил. Я не знаю никого, кто был бы столь близок к смерти — и выжил.
— Действительно, — пробормотал я.
Я подумал, что выбрал слишком трудное слово, надо было просто сказать: «А!» Может, получилось бы лучше. Я откашлялся и повернулся к Карлу.
— Дадим ему телятины? — спросил я.
— Знаешь, что он с ней сделает? — Он поморщился и покачал головой. — Я знаю. Он воспримет это как нашу месть, как издевательство над его неудачей. Он к ней и когтем не притронется. Как-то раз он точно так же попытался напасть на меня, после чего ему подали на обед козу, которая прожила в его клетке четыре дня; в конце концов мне стало ее жаль, и я вытащил ее оттуда. Он мне не помешал. А коза сдохла через несколько минут в вольере. Идем.
Мы вышли из клетки, забрав с собой метлу, скребок и шланг. Я держал его в руке, пока Карл включал механизм, передвигавший нашу клетку в другой конец. Мы видели, как обезумевший тигр проезжает мимо нас, судорожно цепляясь за прутья. Я чувствовал, как постепенно тает лед в желудке и исчезает тягостное ощущение внутри.
Мы вышли в теплый и солнечный день, часы показывали половину третьего, автоответчик на рабочем телефоне сообщал о трех звонках. Весь газон за зданием-клеткой был заполнен кроликами.
— Несколько из них обязаны тебе жизнью, по крайней мере одним-двумя днями жизни. — Карл махнул рукой в сторону вольера. — Выпьешь чего-нибудь?
— Нет, спасибо. Я и так уже сегодня немало выпил, и мне кажется, что каким-то странным образом я от этого слабею. — Я глубоко вдохнул странный воздух города и парка, смесь запаха выхлопных газов и каких-то цветущих неподалеку кустов. — Пойду. Поцелуй котика, когда успокоится.
Я поднял на прощание указательный палец и пошел вдоль вольера с кроликами к выходу. Возвращался я другим путем, чтобы не проходить перед клеткой с черной бестией. По широкой аллее, пиная какой-то камешек, я добрался до машины и, резко взяв с места и не снижая скорости, направился домой. Первый раз я затормозил лишь на платформе перед гаражом, спрятал в лежавший на заднем сиденье пакет «элефант», виски и ветчину, включил сигнализацию и, выкарабкавшись из «бастаада», набрал на настенной клавиатуре код парковки. Дверь поднялась, платформа с «бастаадом» двинулась вперед и скрылась за поворотом в глубине, дверь снова опустилась. Поймав себя на том, что бездумно таращусь на ее желтую поверхность, я пошевелил бровями, стряхивая оцепенение. Дверь в мою квартиру приветствовала меня еще одним сенсором. Я послушно приложил к нему большой палец, а потом вставил в старомодную скважину ключ и повернул три раза.
Воздух в квартире был сухим и затхлым, несмотря на кондиционер. Не раздеваясь, я зажег в комнате несколько ароматических палочек и лишь затем распаковал пакет, сбросил куртку и пошел на кухню. Включив кофеварку, я бросил в самый большой стакан четверть кило льда и залил виски. По дороге в ванную я остановился возле стола и велел автоответчику переписать на домашний телефон разговоры из конторы, но их прослушивание оставил на потом.
Еще до того, как я разделся, ванна была уже полна, и сильный запах хвои распространился по всей квартире. Почти на час я отключился от окружавшей меня действительности.
Телефон защебетал в пять часов, когда я допивал вторую чашку кофе, сидя в толстом халате перед телевизором. Я протянул руку к пульту и ткнул пальцем в овальную клавишу в его нижней части. На экране появилось лицо Джеймса Вуди. Он смотрел мне прямо в глаза.