И просто согрел меня своей любовью.
Глава 4
Аурокс мчался вперед, не зная и не думая, куда несут его ноги. Он знал только то, что должен убраться подальше от Круга, от Зои, пока не совершил новое преступление. Его ступни, превратившись в раздвоенные копыта, вонзались в плодородную землю, с нечеловеческой скоростью неся его по спящим зимним лавандовым полям.
Как овевающий его тело ветер, Аурокса захлестывали эмоции. Растерянность: он не собирался причинять кому-либо вред, но убил Дракона, а, может, и Рефаима. Гнев: им манипулировали, управляли против его воли! Отчаяние: никто не поверит, что он никому не хотел зла. Он чудовище, порождение Тьмы. Сосуд Неферет. Они все его возненавидят. Зои его возненавидит! Одиночество: но больше он не Сосуд Неферет! Неважно, что случилось этой ночью. Неважно, как она смогла поработить его волю. Он не принадлежит Неферет и никогда не будет ей принадлежать! Особенно после того, что увидел этой ночью… пережил и почувствовал.
Аурокс ощутил Свет. Даже не в силах принять его, он видел силу Света в магическом круге и слышал его красоту в призывающих стихии заклинаниях. Пока омерзительные нити Тьмы не пробудили в нем чудовище, он зачарованно наблюдал за ритуалом, кульминацией которого стало очищение Светом земли и самого Аурокса от печати Тьмы. И хотя его собственное ощущение чистоты было минутным, он успел осознать, что натворил. А затем его захлестнули гнев и ненависть к нему Воинов.
Человечности Аурокса хватило лишь на то, чтобы сбежать и не убить Зои.
Аурокс вздрогнул и застонал, когда по его телу прокатилась волна превращения из зверя в человека. Он был бос, грудь его была обнажена, на нем были лишь рваные джинсы.
Аурокса одолела чудовищная слабость. Тяжело дыша, он замедлил бег, переходя на шаг. Его разум кипел. Обуреваемый ненавистью к себе, Аурокс бесцельно бродил в предрассветных сумерках, не зная и не думая о том, где находится, пока подсознательно не направился на плеск и запах воды.
Встав на колени возле кристально чистого родника, он пил и пил, пока не утолил огонь, снедавший его изнутри, а затем, обессилев от усталости и переживаний, рухнул на землю. Сон без сновидений одержал победу над его душевными терзаниями, и Аурокс уснул.
* * *
Проснулся он под звуки песни. Мотив ее был таким успокаивающим, таким безмятежным, что поначалу Аурокс решил не открывать глаз. Песня звучала в ритме биения сердца, но его тронул вовсе не ритм, а чувства, наполнявшие ее. Ее мелодия разительно отличалась от яростных эмоций, сопутствовавших его превращению из человека в зверя.
Наполнявшие песню чувства словно проистекали из самого голоса — радостного, бодрящего, благодарного. Эмоции, заложенные в песне, дарили ощущение радости, пробуждая надежду на возможность счастья. Он не понимал ни слова, но это было и не нужно. Голос воспарял к небесам, и песня не требовала перевода.
Ауроксу захотелось взглянуть на обладательницу этого чудесного голоса. Спросить ее о радости. Попробовать понять, как можно обрести это чувство.
Аурокс открыл глаза и сел. Он уснул недалеко от фермы, на берегу ручейка, извилистой ленты чистейшей воды, мелодично текущей по песку и камням. Он проследил за течением ручья и остановил взгляд на стоявшей чуть левее и ниже по течению женщине, одетой в сарафан, украшенный полосками кожи, расшитыми бусинами и ракушками.
Она танцевала, отбивая ритм босыми ногами. Хотя солнце только поднималось из-за горизонта, а в воздухе раннего утра разливалась прохлада, от незнакомки шло тепло. Дымок от пучка сушеных трав в ее руке окутывал плясунью, двигаясь в ритме ее пения.
Ауроксу было хорошо просто от созерцания ее танца. Ему не требовалось высасывать из нее радость — она казалась осязаемой. Настроение Аурокса улучшилось, потому что женщина была настолько полна эмоциями, что они перехлестывали через край. Она запрокинула голову, и длинные, черные с сильной проседью, волосы легко достали до ее тонкой талии. Танцующая подняла обнаженные руки, словно обнимая восходящее солнце, и плавно пошла по кругу, не переставая отбивать ногами ритм.
Аурокс так увлекся ее песней, что не успел сообразить, что незнакомка разворачивается к нему лицом, пока их взгляды не встретились. И тут он ее узнал.
Это была бабушка Зои, прошлой ночью сидевшая в центре Круга. Он ожидал, что она ахнет или вскрикнет при виде него, внезапно появившегося в высокой траве на берегу ее ручья. Ее радостный танец закончился, песня утихла, и она спокойно и ясно заговорила:
— Я тебя вижу, тсу-ка-ни-с-ди-на. Ты перевертыш, что вчера убил Дракона. Ты пытался убить и Рефаима, но потерпел неудачу. Ты набросился на мою любимую внучку, словно хотел навредить ей. И теперь ты пришел убить меня? — Она снова подняла руки, глубоко вдохнула прохладный чистый утренний воздух и закончила: — Если так, то я скажу небу, что имя мне Сильвия Редберд, и сегодня хороший день для смерти. Я отправлюсь к Великой Матери, чтобы встретиться с предками, преисполненная радости.
Она улыбнулась Ауроксу, и эта улыбка надломила его. Он почувствовал, как внутри него что-то разбивается вдребезги, и дрогнувшим голосом отозвался:
— Я не принес вам смерть. Я здесь, потому что мне больше некуда пойти.
И Аурокс заплакал.
Сильвия Редберд колебалась лишь короткий удар сердца.
Сквозь слезы Аурокс увидел, как она запрокинула голову к небу, а потом кивнула, словно получив ответ на свой вопрос, и шагнула к нему. Кожаная кайма ее платья мелодично поскрипывала под порывами прохладного утреннего ветерка.
Дойдя до Аурокса, бабушка Зои села, подогнув под себя босые ноги, и обняла его, положив его голову себе на плечо.
Аурокс так и не понял, сколько они так просидели. Он знал лишь, что пока он плакал, она прижимала его к себе и ласково укачивала, монотонно напевая и гладя его по спине в такт биению сердца.
Наконец Аурокс отстранился и отвернулся, сгорая со стыда.
— Нет, дитя, — сказала она, кладя руки ему на плечи и заставляя взглянут себе в глаза. — Прежде чем отвернуться, скажи мне, почему ты плакал?
Аурокс вытер лицо, прочистил горло и юным и, как ему показалось, глупым голосом ответил:
— Потому что мне жаль.
Сильвия Редберд не отвела глаз.
— И? — подсказала она.
Он протяжно выдохнул и признался:
— И потому, что мне одиноко.
Темные глаза Сильвии округлились.
— А совсем не тот, кем кажешься!
— Да. Я монстр Тьмы, чудовище, — согласился он.
Уголки губ Сильвии дернулись вверх.
— Может ли чудовище плакать от горя? Умеет ли Тьма чувствовать одиночество? Думаю, нет!
— Тогда почему я чувствую себя таким глупым оттого, что плачу?
— А ты подумай, — ответила она. — Плакала твоя душа. Ей это было нужно, потому что внутри нее скопились печаль и одиночество. Тебе решать, глупо это или нет. Я же думаю, что искренних слез не стоит стыдиться. — Сильвия Редберд встала и протянула Ауроксу маленькую, обманчиво хрупкую руку. — Идем со мной, дитя! Приглашаю тебя в свой дом!
— Зачем это вам? Вы же видели, как ночью я убил одного Воина и ранил другого. Я мог убить Зои.
Бабушка Редберд склонила голову набок и вгляделась в него.
— А мог ли? Думаю, нет! По крайней мере, мальчик, которого вижу перед собой сейчас, не мог ее убить!
Аурокс почувствовал, как поникли его плечи.
— Но так считаете только вы. Больше никто мне не поверит!
— Ну, тсу-ка-ни-с-ди-на, сейчас здесь с тобой только я. Разве моей веры мало?
Аурокс снова вытер лицо и встал, слегка пошатываясь. Очень осторожно взял ее хрупкую руку:
— Сильвия Редберд, вашей веры вполне достаточно!
Она сжала его руку, улыбнулась и сказала:
— Зови меня бабушкой.
— А что означает слово, которым вы зовете меня, бабушка?
Она улыбнулась.
— Тсу-ка-ни-с-ди-на на языке моего народа означает «бык».