— Обвал… — ахнул Гнейс и нервно дернул поводья, пытаясь повернуть лошадь.
Ситмах остановился, встала и лошадь Алекса.
Ситмах вслушивался, но не в звуки — ловил само дыхание Земли, ее дрожь, колебание почвы, что другим еще не ощущалось. Гнедой конь под ним тревожился, всхрапывал, дергал шеей и отступал назад.
Так же, шаг в шаг, отступала и лошадь Алекса.
— Локальное Поглощение, — заметил Ситмах.
Остальные молчали. Лишь Родион нехотя кивнул, соглашаясь.
— Попробуем откопать?
— Что? — переспросил Гнейс.
— Кого… — поправил Ситмах. — Макса, конечно…
— Ты что, туда полезешь? — Гнейс мотнул головой в сторону обвала и недоверчиво усмехнулся.
Ситмах не стал отвечать ему, хлестнул коня, тот рванулся, повод натянулся, и лошадь Алекса припустила рысью. Алекса подкинуло в седле раз, другой… Он никак не мог попасть в такт, ноги выскакивали из стремян, а сам он летел по воздуху, изредка соприкасаясь со своим седлом, и всегда болезненно.
Наконец, конь Ситмаха перешел на шаг, тут же образумилась и лошадь Алекса. Мальчишка полулежал на шее своего «скакуна», вцепившись в гриву двумя руками, радуясь, что вновь едет шагом, и одновременно желая, чтобы «бешеная» скачка повторилась вновь.
Тут перед людьми открылся провал. Посреди ровной блеклой зелени образовался котлован метров двадцать в диаметре и метра два глубиной. Земля осела, все перемешалось — и песок и дерн; стволы сосен криво торчали среди рыхлой почвы. Алекс таких обвалов видел множество за последние два года. Только впервые встретил человека, который хотел копать в котловане.
А Ситмах спрыгнул на землю, достал из объемистого мешка лопату и веревки.
— Подержи поводья, — приказал он Алексу. — Да слезь с лошади, увалень!
Алекс спрыгнул вниз, но неудачно — одна нога застряла в стремени и он едва не упал. Тут же получил оплеуху, да такую, что искры посыпались из глаз.
— Кто ж так спрыгивает, идиот?! Жить надоело?
Так, зажмурившись, он и принял из рук Ситмаха поводья. Когда он открыл глаза, Ситмах был уже внизу и брел, проваливаясь по колено в рыхлый грунт. За ним змеею тянулась веревка страховки, пропущенная через карабин на поясе.
Родион стоял рядом с Алексом. Замешкавшись со своим снаряжением, он боязливо поглядывал через плечо — в обвал. Лезть вниз ему не хотелось.
Ситмах остановился. Чувство, шестое или седьмое — неизвестно подсказывало ему, что Макс погребен именно здесь. Ситмах всадил лопату в песок, затем оглянулся и крикнул: — Заснули вы там, что ли?
— Слышишь, шеф зовет, — насмешливо сказал Гнейс.
Он все еще сидел на лошади и не собирался слезать. Ну что же ты, никак боишься, Родион?
Родион вздохнул и как был, без страховки, вооружившись одной лишь лопатой, спрыгнул в котлован.
— Шефа боится больше Поглощения, — хихикнул Гнейс.
Ситмах копал, как заведенный. Свитер на его спине вымок, он сбросил его, и теперь кожа блестела от пота, будто смазанная маслом. Родион добрался до него, и они стали копать вдвоем.
Был полдень. Солнце силилось прорваться сквозь серую кашу облаков. Неожиданно просочился луч, ослепил. Алекс зажмурился.
Солнце! Может, все это кончится так же внезапно, как и началось?
Порыв ветра заставил парнишку вздрогнуть. Земля качнулась едва приметно… Или показалось?
Кони занервничали, стали переступать с ноги на ногу, трясти гривами. Позвякивали удила.
Жена Родиона подошла к самому краю обрыва.
Поначалу она смотрела молча, потом что-то прошептала и, наконец, закричала: — Чего вы там? Зачем?! Назад! Скорее! — она махала руками, и крик ее уносил ветер. — Провалитесь, дураки, провалитесь, — причитала она.
Ситмах уже отбросил лопату и разгребал песок руками. Алекс видел лишь его спину и спину Родиона.
Неожиданно между ними возникла голова, серая от пыли, руки взметнулись вверх и упали.
Ситмах отцепил от пояса флягу и стал поливать покрытое землею лицо Макса. Тот мотал головой, с жадностью глотая воздух, потом пил напополам с грязью и конвульсивно греб руками, будто хотел плыть по этому морю рыхлой земли и песка. Ситмах и Родион подхватили Макса под руки и потащили на твердую почву.
Тут Алекс заметил, что кусты дрожат мелкой знакомой дрожью.
Он отчаянно закричал и дернул за веревку.
Ситмах все понял, те трое внизу заспешили, даже откопанный стал торопливо переставлять ноги. Но они вязли в рыхлом песке.
Алекс видел, что Ситмах уже проваливается выше колен. Их засасывало, как в трясине, в ямах выступала вода, как испарина на лице больного.
Алекс повернулся в сторону Гнейса, но тот исчез вместе с конем, будто его поглотило.
Ситмах что-то крикнул, но крик его заглушил истошный плач женщины. Но Алекс и сам наконец сообразил.
Схватив палку, он изо всех сил огрел коня Ситмаха по крупу.
Тот гневно заржал, рванулся вперед и потянул за собой всех — лошадь Алекса, самого Алекса и тех троих в котловане. И почти сразу же земля ушла из-под ног, Алексу показалось, что он проваливается тоже. Но Поглощение произошло где-то рядом, а он просто споткнулся и упал, не выпуская из рук поводьев.
Алекс оглянулся. Новый обрыв был так близок. Женщина стояла возле самого края и протягивала руки вниз, в котлован, где, как вода, волнами двигался песок.
А конь Ситмаха все тянул и тянул вперед, упрямо согнув шею…
Костер догорал. Алекс лениво приподнялся л подбросил еще веток. Глаза слипались, и он против воли ткнулся головой в плечо Ситмаха.
— Не спи, замерзнешь, — засмеялся тот, и смех его был спокоен и весел.
Не верилось, что сегодня его едва не засыпало и он чудом выкарабкался. Лишь на шее и плечах виднелось несколько царапин. Да свитер его навсегда остался под землей, и вместо него Ситмах накинул на плечи тесную кургузую курточку, что нашлась в мешке с барахлом.
Ситмах наклонился и помешал в котелке, что исходил паром над тлеющим костром.
— Царский суп, — промычал он, отхлебывая не морщась кипящую жидкость.
Макс приподнялся на своем зверином ложе из веток, глянул на костер красными пьяными глазами и тут же повалился назад.
— Ну как там, в преисподней, черти есть? — полюбопытствовал Ситмах.
— Душно там… — пробормотал Макс.
— Неужели есть места, где обвалов не бывает? — спросил Алекс, наливая себе суп в пустую банку.
— Да. есть… И одно такое место я знаю… — сказал Ситмах. Неизвестно, в чем дело, может базальтовый щит спасает или… грабили там не так рьяно, копали не все подряд, оставляли кое-что несчастным потомкам…
— А там что же, город и свет… и все, как надо? — затаив дыхание, спросил Родион. — Все-все? Как до Поглощения?
— Все, — кивнул Ситмах. — Киношки бары, проститутки. Полный набор цивилизации.
Алекс, не отрываясь, смотрел на огонь. Плясали рыжие язычки, как пестрые всплески реклам, или это огни машин текли — целый поток рычащих железных зверей, прирученных людьми. И сами люди навстречу — толпой. Спешат, орут, не обращая внимания на крошечный заголовок среди новостей. Внизу газетной полосы притаился черный вопрос, пока еще похожий на очередную «уткy». К чему обращать внимание на то, что ты ежедневно топчешь ногами? Пусть себе корчится от боли, пусть задыхается под корою асфальта, пусть плачет тоскливо, запутавшись в сетях проводов. Плевать нам на все это. И бешенством своим, безумным отчаянием нас не испугаешь: толстые стены, как толстая кожа, от всего ограждают — от ураганов, гроз и бурь. Все это выдумки слюнтяев, пустая болтовня о том, что ей больно, когда вспарывают тело и внутренности. Нам так много нужно: уголь и газ, нефть, сланцы и воду, мы ни в чем не можем себе отказать. И какое нам дело до всех провалов, пустот, показаний сейсмографов.
Это не касается нас…
Но земля научилась мстить, она давила людей на своем теле, как клопов. Сначала там, где они скопились миллионами, затем — тысячами, потом сотнями и наконец взялась за десятки. Быть в группе меньше восьми пока считалось безопасным. Пока…