Более того, мне даже в двери стучать не надо, я в тех интересных мне квартирах и так присутствую ушами своих «жучков». Ведь если кто и может свидетельствовать в расследуемом мною деле, так это только сильные мира сего. Мне не надо бродить по подъездам, мне довольно нацепить наушники.
То есть снова, уже в который раз перематывая магнитную проволоку туда-сюда, прослушивать многочасовые записи?! Но что мне в них искать сверх того, что я уже слышал?
Именно то, что не слышал! Я был настроен на прием одной, узко сориентированной, информации и мог запросто пропустить другую, которую в тот момент не считал достойной внимания. Человек слышит лишь то, что хочет слышать. Это нормально. Когда вам не нужна квартира, сколько бы возле вас ни предлагали снять дешевую жилплощадь, вы не обратите на эти призывы никакого внимания. Хоть в самые уши кричи! Но стоит остаться без крыши над головой, и вы полунамека на возможность обеспечиться временным пристанищем не пропустите. Потому что слух ваш становится очень избирательным. И память, кстати, тоже — вы еще и о тех комнатах вспомните, что год назад упустили!
И что мне тогда слушать в этот раз? Какую информацию сторожить?
Подумаем. Политика мне уже неинтересна. Равно как и экономика. А интересны мне люди, и не вообще люди, а новые люди, с недавних пор объявившиеся в городе. Не может политическая интрига такого масштаба обойтись без присмотра на местах. Кто-то должен отслеживать ситуацию, снабжать верхи оперативной информацией, корректировать планы действий в случае возможных сбоев. С другой стороны, вряд ли центр будет опускаться до громоздких конспиративных методов контроля, засылать агентов, разрабатывать цепочки связей, легенды прикрытия, организовывать явки и почтовые ящики, когда можно просто приехать и наблюдать ситуацию вполне легально, используя любой ведомственный аппарат, существующий на местах. Ведь никто ни о чем не догадывается и догадаться не может, так как не имеет соответствующей точки обзора, которую случайно обрел я. Но даже если что и заподозрит, то истолкует странную суету человека из центра не более как беспокойством высшего начальства по поводу очередного экономического прорыва, желанием помочь оказавшимся в кризисе младшим коллегам, в худшем случае — смягченной формы ревизией.
Нет, городить им тайный огород — только привлекать к себе лишнее внимание. А это значит, что в городе непременно объявится, если уже не объявился, вполне легальный наблюдатель, назначенный, как говорят в армии, для корректировки огня. Центр откуда-то из-за горизонта будет утюжить обреченный регион тяжелой артиллерией финансово-экономической блокады, а он докладывать результаты и наводить удар на немногие уцелевшие очаги сопротивления.
Его присутствие, если таковое я смогу обнаружить, и будет служить доказательством преступления. Конкретный, во плоти и крови человек — это не абстрактная творящаяся в финансовой и экономической сферах чехарда, которую всегда можно списать на двух-трех облеченных властью ротозеев. Это слова, встречи, перемещения, которые можно запротоколировать и от которых очень непросто откреститься.
Сумею ли я его, одного-единственного, вычислить в миллионном населении города? Если он не нелегал — без сомнения. Иметь такую густую и разветвленную сеть «подслушюн» и при этом пропустить столь масштабную фигуру было бы верхом ротозейства. Не может он не зацепить, не намотать на себя хотя бы одну из расставленных мной по городу ловчих паутинок. А как зацепит, я примчусь, добавлю новые, опутаю его со всех сторон, как паук муху, оплету коконом визуальной и технической слежки и высосу по капле всю интересующую меня информацию.