Генри Каттнер, Кэтрин Мур
ПРОЛОГ
Сияющая бездна навсегда разделила белые ночи Земли и сумрачные зори Венеры. Бездна пространства и Бездна времени.
Все ярче разгорались огни подводных Куполов, укрывших под поверхностью мелкого моря зачарованные в безвременьи города. Уже мало кто помнил, как незаметно венерианские сумерки сменяются тьмой. Но облака, плотно кутающие планету, все так же скрывали звездочку под названием Земля.
Двадцать седьмое столетие отсчитывало человечество. Семисот лет назад зажглись огни Куполов, шестьсот минуло с тех пор, как Земля умерла.
Венера была создана не для людей. Лишь жестокая необходимость заставила их жить на ней. Многое пришлось преодолеть, но время, еще недавно столь бурное и стремительное, все более замедляло ход. Не успевшую возродится цивилизацию ждал летаргический тупик.
Но перед вулканами и землетрясениями человек оказывался беспомощным и хрупким. Давно он осознал свое могуществе, но не долее двух месяцев выстояли его колонии на побережье.
Свирепость юрского периода на Земле задолго до появления человека в землю же и ушла. Но на Венере он встретился со свирепостью, значительно превосходящей земную. Его оружие, слишком мощное, было в то же время и слишком слабым. В этом новом для него мире он встретился с невероятной силой первобытного буйства природы.
Встретился… и бежал.
Под водой он нашел спасение. Та же наука, что проложила дорогу в космос и погубила Землю, позволила построить на дне венерианских морей города, покрытые куполами из империума. Человек вернулся в море, как когда-то вышел из него. Под поверхностью моря зажглись огни, но зори навсегда сменились сумерками.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Забудь заклятья.
Пусть дьявол, чьим слугой ты был доныне,
Тебе шепнет, что вырезан до срока
Ножом из чрева матери Макдуф.
Шекспир[1]
Знамением было рождение Сэма Уоркера, а вся его судьба была предопределена самой формацией общества, живущего под гигантскими Куполами.
Хрупкой и хорошенькой Бесси не следовало иметь детей. У нее были узкие бедра и слишком тоненькая фигурка. Кесарево сечение убило ее, но на свет появился Сэм, и ему предстояло уничтожить этот мир, чтобы уцелеть.
Ненависть — первое, что встретил Сэм в этом мире. Блейз Харкер люто возненавидел своего сына за смерть жены. Он никак не мог забыть едва слышные жалобные вскрики Бесси в ту ночь. Даже анестезия ей не помогала. К материнству она была не готова ни физически ни психологически…
Блейз и Бесси… Ромео и Джульетта своего времени. Они безумно любили друг друга. Легко и беззаботно они предавались наслаждениям, жизнь казалась прекрасной и бесконечной, пока не был зачат Сэм.
В подводных городах было что выбирать. По призванию любой мог стать ученым, инженером или, к примеру, художником. Праздность тоже была весьма уважаемым занятием, если позволяли средства. А если их нет… что ж, зерна лотоса дешевы и безотказно дарят забвение. Для талантливых предлагалось широкое поле деятельности: от талассополитики до ядерной физики, находящейся, впрочем, под строгим контролем. Для любителей острых ощущений в залах и на аренах Олимпа существовало множество развлечений, вплоть до самых дорогих и изысканных.
К этой элите принадлежали и Блейз с Бесси. Средства вполне позволяли им выбирать все лучшее, а культ наслаждений, исповедываемый в Куполах, обещал превратить их жизнь в сказку со счастливым концом. Но смерть Бесси породила ненависть.
Пять поколений Харкеров жило под Куполами и четыре из них встретились в одной комнате.
Джеффри некогда родил Рауля, Рауль родил Захарию, Захария родил Блейза, а Блейз — Сэма.
Небрежно раскинувшись на мягком диване, Блейз раздраженно выкрикнул своему прадеду Джеффри:
— Да катитесь вы все хоть к черту! Родственнички, век бы вас не видеть.
Атлетически сложенный блондин с нелепо оттопыренными ушами и огромными ступнями спокойно ответил:
— Молод ты еще так говорить. Двадцать-то хоть исполнилось?
— Не твое дело! — огрызнулся Блейз.
— А мне осталось двадцать до двухсот, — так же спокойно продолжил Джеффри. — Но, не в пример тебе, у меня хватило ума заиметь ребенка уже после шестидесяти и даже на то, чтобы не использовать для этого собственную жену. Но объясни ты мне, старому, чем мальчик-то виноват?
Насупившись, Блейз смотрел на свои руки. Тут не выдержал его отец Захария:
— Да что с ним разговаривать, с этим идиотом, — взорвался он. — Его место в пансионате для душевнобольных. Там он быстренько расскажет правду.
Блейз зло усмехнулся.
— Успокойся, папочка. Я предусмотрел ваши нежные порывы и принял меры. Я заранее прошел через множество тестов и испытаний, и теперь любая комиссия подтвердит мою психическую состоятельность и высокий коэффициент интеллекта. И вы все, дорогие родственнички, бессильны что-либо изменить.
— Пусть даже так, но ты не забывай, что и двухнедельный ребенок имеет все права гражданина, — возразил высокий смуглый и элегантный Рауль, дед Блейза, явно забавляясь семейной сценой. — Он сын тебе, и ты не имеешь права лишать его всего. Ты уверен, что все делаешь правильно?
— Уверен.
Джеффри повел грузными плечами, глазами сверкнул на Блейза.
— Где мальчик? — едва сдерживаясь, спросил он.
— Не знаю и не хочу знать!
— Он мой внук! — взвился Захария. — И мы найдем его, слышишь? Где бы он ни был, хоть на континенте.
— Это точно, — поддержал Рауль. — У семьи Харкеров достаточно власти, чтобы покончить с твоей дурью. До сих пор ты развлекался как только хотел. Отныне будем считать, что твоя вольная жизнь кончилась.
— Сомневаюсь, — усмехнулся Блейз. — Средств у меня вполне достаточно, чтобы обойтись без вас. А вот моего сыночка отыскать вам будет весьма сложно.
— Ничего, мы семья могущественная, — вслед за Раулем заметил Джеффри.
— Кто бы спорил… — с улыбкой согласился Блейз. — Но любопытно, как вы узнаете его, если даже найдете?
Общество, культивирующее наслаждение, создало извращенную науку. Кто знает, сколько блестящих умов погибло в утонченной неге. И среди порабощенных искусственной эйфорией встречались великолепные специалисты любого профиля, согласных на все, лишь бы продлить удовольствие. Способный хорошо заплатить, Блейз легко нашел женщину, отлично знающую свое дело, во всяком случае, когда носила Мантию Счастья. Адаптированное животное венерианских морей, Мантия обволакивала свою жертву, устанавливала с ней нейроконтакт, и та медленно умирала в высочайшем наслаждении. Такая сладкая смерть стала настолько популярной, что промысел этих животных был строжайше запрещен.
Женщина прекрасно смотрелась в белоснежном мягком одеянии. Мантия причудливо мерцала и содрогалась в экстазе смертельного симбиоза. В гипнотической сосредоточенности женщина выполняла работу, которая должна была обеспечить ей достойные похороны года через два. Больше любители Мантии не жили.
Эндокринологию она знала до тонкостей, и через некоторое время Сэм Харкер навсегда утратил свои наследственные признаки.
Редкий пушок на голове ребенка, способный со временем превратиться в рыжую шевелюру, навсегда уничтожило специальное средство. Была изменена генетическая матрица. Искусно прооперированные мозжечок, щитовидная железа и шишковидный отросток мозга, представляющие пока просто комочки ткани, по мере созревания организма должны были все более отдалять внешность ребенка от фамильных черт Харкеров. Но сейчас это был всего лишь бесформенный комок хрящей и желеобразных тканей. Грубые швы четко просматривались на его мягком младенческом черепе.
— Сойдет, — усмехнулся Блейз. Перед его мысленным взором стояла Бесси. — Не так, чтобы совсем уж урод. Низенький, толстенький… кретин.