Она уже сидела в кресле напротив и смотрела на меня; ее лицо выражало напряженную сосредоточенность.
– Теперь понятно, почему этот документ засекретили на сто лет, – сказал я. – Правительству не нужно, чтобы эти сведения были преданы огласке, даже сегодня.
– Я тоже так считаю.
– Могу я оставить это у себя на некоторое время?
Она подумала немного, затем кивнула:
– До завтра, если хотите. Я вылетаю в Штаты завтра вечером, рейсом «Пан Америкэн».
– Решили, что лучше уехать?
Она подошла к батарее и взяла свой плащ.
– Да. Думаю, мне лучше вернуться на родину.
– Боитесь? – спросил я.
– Возможно, я преувеличиваю опасность, но, конечно, я боюсь. Я заеду за документами завтра. Скажем, в три часа, по пути в Хитроу.
– Хорошо. – Я положил папку на столик.
Когда я провожал ее до двери, часы на камине пробили половину восьмого. Я открыл дверь, и мы немного постояли на пороге: на улице лил проливной дождь.
– Есть человек, который может подтвердить эти факты, – сказала она. – Этот человек – Лайам Девлин. Вы написали в своей книге, что он жив, действует в составе временной Ирландской республиканской армии на территории Ирландии.
– Это последнее, что я о нем слышал, – сказал я. – Ему сейчас, должно быть, шестьдесят семь лет, но он бодр и полон сил.
– Ну что ж. – Она опять улыбнулась. – До завтра.
Она сошла по ступенькам на тротуар и, шагая под проливным дождем, растворилась в тумане сумерек, едва дойдя до конца улицы.
* * *
Я устроился у камина и дважды прочитал документ, затем вернулся в кухню, заварил себе еще чаю и сделал бутерброд с курицей. Потом сел за стол и стал есть, размышляя о случившемся.
Надо же как бывает: одно совершенно неожиданное событие может изменить всю вашу жизнь. Со мной так уже было – когда на кладбище в Стадли Констабл нашли памятник Штайнеру и его десантникам. В то время я собирал материал для статьи, которую заказал мне один исторический журнал. А нашел то, что совсем не искал, нечто такое, что круто изменило всю мою жизнь. Я написал книгу, которую издали по всему миру – от Нью-Йорка до Москвы, и разбогател. И вот теперь – Рут Коуэн и папка с документами, которую она выкрала из архива. Я снова испытывал то же странное трепетное волнение.
Мне нужно было успокоиться и разобраться в ситуации. Я не спеша принял душ, побрился, оделся. Было только полдевятого, и я чувствовал, что не смогу так рано уснуть, если вообще усну сегодня.
Я не стал больше пить виски, ведь мне нужно было все обдумать. Я заварил побольше чаю, уселся в кресло у камина, закурил и снова принялся за документы.
Звонок в дверь вывел меня из задумчивости. Я посмотрел на часы. Почти девять. В дверь настойчиво позвонили еще раз. Я вложил документ в папку, положил ее на столик и вышел в коридор. Я подумал, что вернулась Рут Коуэн, но это была совсем не она. На пороге стоял молодой констебль в насквозь промокшем темно-синем форменном плаще.
– Господин Хиггинс? – Он посмотрел на клочок бумаги, который держал в руке. – Господин Джек Хиггинс?
Как странно: когда приходят дурные вести, мы всегда понимаем это без всяких слов.
– Да, – ответил я.
Он вошел в прихожую.
– Извините, что приходится беспокоить вас, сэр, но я собираю сведения о Рут Коуэн. Вы ведь ее друг, сэр?
– Да нет, – сказал я. – А в чем дело?
– Видите ли, эта женщина погибла. Час назад у здания Британского музея ее сбила машина.
– Какой ужас! – прошептал я.
– Мы нашли в ее сумочке карточку с вашим адресом.
В это было трудно поверить. Еще совсем недавно она стояла на том самом месте, где теперь топтался полицейский. Он был совсем молод – двадцать один или двадцать два года; в этом возрасте человек еще способен сочувствовать чужому горю. Он взял меня за руку.
– Что с вами, сэр?
– Да ничего, просто потрясен, – ответил я и сделал глубокий вдох.