— Да, — сказала она отрешенным голосом. — У меня же было очень много времени для раздумий о цели твоей экспедиции.
— Да, девочка, веселенькая головоломка, причем это наши головы рискуют быть проломленными.
— Принимая во внимание очень специфический характер системы из сверхновой и ее спутника, которая, по твоему мнению, должна находиться где-то в окрестностях Солнца и положение которой ты попросил меня вычислить — принимая во внимание это, а также деятельность «Суперметаллов», я, конечно же, пришла к некоторым заключениям.
— А ты приняла во внимание, что «Суперметаллы» не только темнят — это их полное право, — но, кроме того, не желают вступать в Лигу?
— И это тоже.
— Все верно. Хотя в наши дни выгоды, даваемые членством в Лиге, далеко не так велики, как прежде, но даже они перевешивают утрату крохотной части анатомии.
— Ты хотел сказать «автономии»?
— Скорее всего. Задумался, наверное, о женщинах. Долгое воздержание… Но у тебя никогда не бывает нечистых мыслей. — Ван Рийну хватило такта не смотреть все это время на внучку и сразу же вернуться к деловому тону. — Ты язычница, так что ты просто надейся, а я буду молиться, чтобы суперметаллы, которыми торгуют «Суперметаллы», имели своим источником плавильную печь, управляемую одним только Господом Богом.
Как считается, первородным элементом, с которого началось творение, является водород-1, один-единственный протон, сопровождаемый одним-единственным электроном; даже и теперь его во Вселенной гораздо больше, чем всех остальных элементов, вместе взятых. Огромные массы водорода собирались в шары, которые разогревались сжатием до такой степени, что вспыхивала термоядерная реакция. Атомы сливались, образовывали более тяжелые элементы. Новые, сверхновые и — что не настолько живописно, но еще более важно — меньшие звезды, выбрасывающие газ, проходя стадию красных гигантов — рассеивали эти элементы по пространству, откуда те и попадали в следующее поколение звезд. Заодно появлялись планеты, жизнь, самоосознание.
Радиоактивные изотопы есть у всех элементов Периодической системы, а начиная с полония (атомный номер восемьдесят четыре) стабильных изотопов и вообще нет. Упакованные в большом количестве, протоны порождают такие силы отталкивания, что силы притяжения не могут бороться с ними вечно. Рано или поздно атомы эти ломаются, причем вероятность их разрушения — или, пользуясь другой терминологией, период полу распада — зависит от конкретных деталей структуры. Но в среднем можно сказать, что чем больше атомный номер, тем меньше стабильность.
Самые первые исследователи считали, что естественные семейства заканчиваются на уране — если более тяжелые атомы даже когда-нибудь и существовали, они давным-давно вымерли. Нептуний, плутоний и все прочее в этом роде нужно изготавливать искусственно. Позднее следы этих элементов были найдены и в природе, но только следы и только тех, чьи атомный номера не превосходят сотни. Создание новых веществ становилось все более и более трудным делом — из-за все более сильного отталкивания протонов, а также из-за того, что очень тяжелые атомы жили очень недолго. Мало кто из ученых надеялся, что когда-нибудь будет достигнут номер сто двадцать.
Но ведь управление гравитацией, путешествия со скоростью больше световой — этого тоже почти никто не ожидал. Вселенная и больше, и сложнее, чем мозг любого ученого, или даже всех их, вместе взятых. Уже в те незапамятные дни был предсказан факт, что с какого-то номера ядра становятся более устойчивыми. В Периодической таблице есть «островок стабильности», ограниченный с ближней стороны почти фантомными, крайне недолго живущими элементами вроде сто двенадцатого и сто тринадцатого, а на дальней — еще более неустойчивыми сто двадцать третьим, четвертым и так далее, до следующего «островка», существование которого теория предсказывает, но практика если и достигла, то лишь в бесконечно малом масштабе.
До первого-то не доплыть. Здесь нет удобных промежуточных ступеней, вроде лежащего между ураном и плутонием нептуния, за сотым номером время жизни в несколько часов — мафусаилов век, обычно оно измеряется секундами или даже долями секунды. Ядра приходится изготавливать грубой силой, вбивая один атом в другой достаточно сильно, чтобы он не отскочил, но в то же время достаточно нежно, чтобы мишень не разлетелась в клочья.
Получение нескольких микрограммов сто четырнадцатого, скажем, элемента (экаплатины) было триумфом экспериментаторов — триумфом чисто научным, не имевшим ни малейшего практического значения.
А инженеры облизывались. Экаплатина не была, конечно же, стабильной, но один из ее изотопов имел период полураспада порядка четверти миллиона лет — более чем достаточно для любых объектов, изготавливаемых смертными существами, и активность его была достаточно слаба, чтобы не требовать каких-либо особых предосторожностей. Блестящий белый металл имел высокую плотность (31, 7), высокую точку плавления (около 4700 °C), не был токсичным, обладал высокой прочностью, твердостью и химической устойчивостью. Чтобы растворить экаплатину, ее нужно предварительно перетереть в пыль, а затем обработать смесью фтористого водорода и фтора при температуре в двести пятьдесят градусов.
Сплавы экаплатины обладают спектром свойств, о которых инженеры даже и мечтать прежде не решались. А в чистом виде она являлась катализатором, приближающимся по своему могуществу чуть ли не к философскому камню.
После открытия Сатаны начались разговоры о крупномасштабном изготовлении этого чудо-металла, но расчеты быстро потушили всякую искорку надежды. Спроектированным заводам потребовались моря воды и вся атмосфера для охлаждения, целые континенты для захоронения отходов — и только тогда выход специальных изотопов начинал измеряться тоннами. Но и эти изотопы принадлежали элементам ниже сотого — даже на Сатане существующая технология не могла управляться с энергиями, требуемыми для создания за разумное время тонны экаплатины, а даже и будь это возможным, стоимость металла оказалась бы недостижимо огромной.
Инженерам осталось только вздыхать — пока не появилась новая компания, предлагавшая суперметаллы хочешь — килограммами, хочешь — целыми кораблями, по ценам, может, и высоким, но разумным. Источник снабжения не раскрывался. Правительство и Совет Лиги зябко поежились, припомнив шеннов.
Цинтианка по имени Цо Ю спокойно объяснила, что представляемая ею организация разработала новый технологический процесс, который она предпочитает не патентовать, а оставить полной своей собственностью. Предварительно были открыты новые законы природы, но «Суперметаллы» не считают себя обязанными публиковать результаты этих исследований. Пусть другие ученые попотеют. Ровно так же компания не желала ни вступать в Лигу, ни поставить себя под юрисдикцию какого-либо из правительств. Если некоторые из последних откажут в лицензии, запретят торговлю на своей территории — и ради Бога, найдется достаточно таких, которые разрешат.
Прошло три года, и начали появляться вещи и приборы, сулившие не меньший технический переворот, чем вызванные когда-то транзистором, термоядерным конвертером или антигравитационным генератором. А тем временем целая орда следователей и шпионов, государственных и частных, лезла от отчаяния на стенку.
Команды, доставлявшие груз, и агенты, торговавшие им, были весьма пестрой компанией, составленной чуть ли не из всех известных разумных племен. Довольно большой процент этих софонтов происходил из отсталых миров вроде Диомеды, Бодана или Икрананки, родиной некоторых были полузаброшенные колонии, например Лохланн (люди) или Катавраяннис (цинтианцы). Понять было не трудно — существа, обязанные «Суперметаллам» своим образованием, возможностью улучшить свою жизнь, а также возможностью помочь близким, оставшимся дома, должны относиться к этой щедрой компании с очень высокой лояльностью. Было также достаточное количество работников, набранных по высокоразвитым мирам и способных на равных общаться с администраторами Лиги.