Берроу не изменился. Казалось, что он не спал и не нуждался ни в воде, ни в пище. Он постоянно двигался, только это движение происходило так медленно, что трудно было заметить.
Лиз была права. Берроу хотел вернуться в лес. Хоть он и жил необычным образом, но находился в сознании и постоянно пытался уйти в этот запретный тихий лес на плато, где они нашли его.
Фаррис устал постоянно возвращать неподвижную фигуру на кровать и с разрешения Лиз привязал его руки. Это не улучшило положения. Было так грустно наблюдать, сидя в освещенной керосиновой лампой комнате, как Берроу пытается освободиться от своих пут.
Все это сильно действовало на нервы Фарриса. Ему хотелось дать Берроу какое-нибудь снотворное, чтобы тот уснул. Но он не решался сделать это.
Он нашел на предплечье француза странные порезы, наполненные зеленой жидкостью. Рядом с ними находились шрамы от старых порезов. Итак, Берроу действительно ввел, или ему ввели, наркотик. И наркотик этот был никому не известен. Фаррис не осмеливался искать противоядия.
Однажды ночью Фаррис, оторвав свой взгляд от зачитанного до дыр журнала «Л’Иллюстрейшн», вскочил на ноги.
Берроу все еще лежал на кровати, но он моргал. Он моргал с нормальной скоростью, а не в замедленном темпе.
— Берроу! — быстро произнес Фаррис. — Вы в порядке? Вы слышите меня?
Берроу недружелюбно посмотрел на него.
— Я вас слышу. Могу я вас спросить, зачем вы вмешались?
Фаррис был ошарашен. Он так долго исполнял обязанности сиделки, что уже бессознательно начал думать о нем, как о больном, который будет благодарен за его заботу. Теперь он понял, что Берроу совсем не был благодарен. Он был в ярости.
Француз развязывал веревки. Хоть его движения и были неуверенными, а руки тряслись, освободившись от пут, он нормально встал на ноги.
— Ну? — спросил он. Фаррис пожал плечами.
— Ваша сестра пошла за вами туда. Я помог ей принести вас назад. Вот и все.
Берроу выглядел немного озадаченным.
— Это сделала Лиз? Но это нарушение обряда. У нее могут быть неприятности.
От усталости и напряжения Фаррис внезапно сорвался:
— Почему вы сейчас беспокоитесь о Лиз, когда вы заставили ее несколько месяцев подряд сходить с ума своим баловством с местным чародейством?
Фаррис ожидал грубого ответа, но вместо этого француз грустно произнес:
— Вы правы. Это я во всем виноват.
Фаррис воскликнул:
— Берроу, почему вы делаете это? Зачем занимаетесь этой ересью, становясь хунати, живя в сотни раз медленнее? Чего вы хотите добиться?
Берроу и в то же время не Берроу, а другой незнакомый мужчина посмотрел на него измученными глазами.
— Делая так, я вхожу в другой мир. В мир, который существует вокруг нас всю нашу жизнь, но о котором мы ничего не знаем.
— Что это за мир?
— Это мир зеленого листа, корня и ветки, — ответил Берроу. — Мир растений, который мы не способны ощутить из-за разницы в жизненном темпе.
Фаррис медленно начал понимать.
— Вы хотите сказать, что эта перемена дает вам возможность жить в том же темпе, что и растения?
Берроу кивнул.
— Да, и эта разница в движении и является проходом в этот неизвестный, невероятный мир.
— Но каким образом?
Француз указал на еще не совсем зажившие царапины на своей руке.
— Это делает наркотик Местный наркотик, который замедляет метаболизм, работу сердца, дыхание и все остальное.
В его основе лежит хлорофилл. Зеленая кровь растений, химический комплекс, который дает растениям возможность брать энергию прямо из солнца. Местные готовят его сами только им известным способом.
— Я никогда не думал, что хлорофилл может как-то воздействовать на животный организм, — недоверчиво произнес Фаррис.
— Это высказывание говорит о том, что ваши познания в биохимии уже устарели. В марте 1948 года двое химиков из Чикаго, занимавшиеся массовым производством экстракта хлорофилла, заявили, что их инъекции двум собакам и крысам способствовали продлению жизни последних путем изменения скорости процессов окисления в клетках.
Хлорофилл продлевает жизнь, да, но замедляя ее! Дерево живет дольше, чем человек, потому что живет не в таком быстром темпе. Мы можем продлить человеческую жизнь до жизни дерева, вводя в его организм определенное количество хлорофиллового компонента.
Фаррис сказал:
— Так вот что вы имели в виду, говоря, что примитивные люди иногда используют достижения современной науки?
Берроу кивнул.
— Использование хлорофилла для хунати может быть секретом вековой давности. Я верю, что некоторые лесные племена его давно уже знают.
Он грустно посмотрел мимо американца.
— Поклонение дереву — такая же древняя религия, как и само человечество. Священное Дерево шумеров, поляны Додоны, дубы друидов, ясень Игдрассил в Норвегии и даже наша новогодняя елка — все это исходит из примитивных верований в другую, чужую жизнь, которая существует рядом с нами на Земле.
Я думаю, что несколько тайных адептов всегда знали, как приготовить подобный наркотик, который позволял им вступать в контакт с этой другой жизнью, переходя на ее уровень и замедленный темп.
Фаррис удивленно уставился на него.
— Но как вам удалось приобщиться к этому таинству? Ведь без сомнения это «святая святых», тайна для непосвященных!
Берроу пожал плечами.
— Местные жители благодарны мне за то, что я спасаю джунгли от возможной смерти.
Он прошел через комнату и, подойдя к углу, который был переоборудован под химическую лабораторию, взял пробирку. Она оказалась наполнена грязными маленькими спорами серо-зеленого цвета.
— Это Бирманская гниль. Она охватила все леса к югу от Меконга. И она смертельна для тропических деревьев. Листья растений опадают и увядают без гниения, хотя и называется эта болезнь — гниль. Я показал племенам, как остановить ее. В награду они приобщили меня к секте хунати, то есть сделали посвященным.
— Но я все равно не понимаю, почему такой образованный человек, как вы, решил влезть во всю эту тумбу-мумбу, — спросил Фаррис.
— Боже, да я и пытаюсь объяснить вам. Мое профессиональное любопытство заставило меня присоединиться к обряду и принять наркотик. — Берроу продолжал: — Но вы, как и Лиз, не хотите меня понять. Вы не можете принять чудо и странности и… красоты этой другой жизни.
Что-то в глазах Берроу, в его лице заставило Фарриса похолодеть. Его слова будто опустили вуаль на старое и знакомое, сделав его странным и пугающим.
— Берроу, послушайте. Вы должны немедленно покончить с хунати и покинуть это место.
Француз загадочно улыбнулся.
— Я знаю. Я уже говорил себе это много раз. Но я не уйду. Как я могу покинуть то, что является раем для ботаника.
В комнату вошла Лиз. Она грустно посмотрела на брата и произнесла:
— Андре, брось все это и давай поедем домой.
— Или вы настолько поглощены этим обрядом, что вам наплевать на разбитое сердце сестры? — добавил Фаррис.
Берроу вспыхнул:
— Спелись! Вы обращаетесь со мной, как с наркоманом, даже не зная, к какому чуду я прикоснулся. Я попал в другой мир на Чужую Землю, которая постоянно находится вокруг нас и которой мы не видим. И я буду возвращаться туда снова и снова.
— Ну что же, тогда используйте свой наркотик и снова станьте хунати, — грубо произнес Фаррис.
Берроу отрицательно покачал головой.
— Нет?! — удивленно переспросил Фаррис. — Хотя да! Я понимаю. Вы не сделаете этого, потому что если сделаете, мы опять приведем вас обратно. Когда вы хунати, вы не в состоянии сопротивляться нам.
Француз пришел в ярость.
— Я могу остановить вас! Вы мешаете мне!
— Не можете, — лукаво произнес Фаррис. — Когда вы находитесь в ступоре, вы бессильны против нормальных людей. А я пытаюсь спасти ваш рассудок.
Берроу выбежал из комнаты без ответа. Лиз посмотрела на американца. По ее лицу текли слезы.
— Не волнуйтесь, — постарался он успокоить ее. — Со временем он преодолеет это.