Натро шевельнулся, тихо пропел одну-единственную ноту: высокий серебряный стон, уместный на устах юной девушки и удивительный – у сильного мужчины с седеющими волосами.
Но Несмех знал: вот тот, единственный звук, единственный и необходимый… Несмех поймал его губами, втянул вместе с воздухом и ответил таким же высоким и чистым стоном.
Когда воздух в груди его почти иссяк, юноша согнул ноги, глотнул свежего влажного воздуха и с ликующим воплем ринулся вперед.
Тело его врезалось в водяную толщу, тотчас сомкнувшуюся вокруг. Юноша даже не почувствовал удара. Он ощутил только, как его обняла, подхватила, закружила пронизанная светом стихия. Он не падал – летел. Он дышал водой, впитывал ее телом, опьянялся ею, восхищаясь, любя… Только бесконечное ликование наполняло его сердце. Не мгновения длился его полет – вечность!
Целую жизнь, полную неистовых чувств.
Смотревшие с берега увидели крохотную человеческую фигурку, вдруг возникшую вверху ревущей, рушащейся стены, вспарываемой торчащими изнутри скальными клыками. Фигурку, мелькнувшую в чудовищном танце перехлестывающихся потоков и канувшую в безумном котле, где между хаотическими каменными нагромождениями выдыхалась ярость лишенной русла реки.
* * *
Река подмывает берег.
И падает берег в реку.
И, вспенившись, глохнут струи
Под комьями вязкой глины.
Уходит вода на запад.
И там отражает небо.
А здесь только корка ила,
Растрескавшегося от зноя.
Конечно, река бессмертна.
И берег бессмертен тоже.
И скоро, довольно скоро
Сойдутся они, как прежде.
Как прежде. Когда-то. Ныне ж
Утративший веру путник
Уткнется в сухое русло
И тихо умрет от жажды,–
было написано на кувшине.
– Эйрис! Откуда у вас такая посуда? Это же чаши старинной тайской работы! У нас они стоили бы очень дорого!
– Да. Они красивые. Откуда? Сотню лет назад к нашему берегу приходили большие корабли. Такие же большие, как тот, на котором приплыл ты. Они привозили вещи, иногда – людей. Потом перестали приходить.
– Почему?
– Я не знаю. Теперь, если нам нужно что-нибудь, чего не дает Вечное Лоно, мы покупаем или обмениваем это на побережье моря Зур.
– И никто никогда не приходит из нашего мира к вам?
– Теперь – нет. Впрочем, я сказала неправду. К нам иногда прилетает один маг. Прилетает на драконе.
– Кто он, Эйрис?
– Я не знаю. Он разговаривает только с отцом и Слушающим. У него на лбу обруч с большим черным камнем. Ты знаешь его?
– Нет. В Конге хватает магов. Даже у нас, в Фаранге, я знаю четырех. Одному я перестраивал дом. Он хорошо заплатил – избавил всю артель от плохих зубов. Верней, сделал их хорошими.
– Как это – плохие зубы?
– Эйрис! Тебя никогда не мучила зубная боль?
– Никогда! Разве зубы могут болеть? Они же такие твердые – как их поранить? Правда, бывает, в поединке или на охоте кому-то выбьют зуб. Тогда нужно время, чтобы вырос новый. Но это не так уж больно…
Несмех улыбнулся.
– Забыл, кто вы! – проговорил он.– Слушай, а драконами вы умеете повелевать?
– Зачем? – Эйрис удивилась.– Мы живем в Лоне, а не на небе.
– На драконе можно облететь весь мир!
– Бо-ольшой! Наш мир – Вечное Лоно! И мы не хотим другого. Может быть, когда ты станешь одним из нас…
– Я?!
– Оу! Почти одним из нас, ты поймешь, что Лоно – это все. То, что вне его,– лишь тень жизни…
– …конечно, большой лук или арбалет стреляют дальше, но кому нужно далеко стрелять – в Лесу? Все, что дальше пятидесяти шагов, не представляет настоящей опасности. Даже от хорахша или стаи сиргибров можно спрятаться на таком расстоянии.
– Сиргибры – это кто? – спросил Несмех.
О хорахше, самом крупном ящере Гибельного леса, он разумеется, слышал.
– Самые опасные хищники Лона,– сказала Эйрис.
– Больше хорахша?
– Поменьше. Но раз в тридцать умнее. И охотятся стаями. Хотя на нас с тобой довольно и одного. Но нас они выслеживать не станут.
– Почему?
– У них – очень тонкий нюх. Есть трава, запах которой они не любят. Ее отваром смазывают подошвы сапог.
– И что же, их шкуру тоже не пробить стрелой, как шкуру хорахша?
– Не пробить.
– А арбалетным болтом?
– Нет.
– А из метательной машины?
– С метательной машиной – в Вечном Лоне? – засмеялась Эйрис.– Ты сначала попади в сиргибра хотя бы из этого лука.
– Из арбалета я бы попал! – возразил Несмех.
Эйрис снова рассмеялась:
– То, из чего стреляют,– не имеет значения. Важно – кто стреляет! Отдавай стрелу воздуху, сосредоточь в ней всю свою силу – и она достигнет цели! Пустая стрела расщепляется о камень. Стрела, полная силы, расщепляет камень сама!
Несмех покачал головой.
– Может быть,– проговорил он, не решаясь спорить со своей наставницей.– Скажи, правильно ли я стою?
– Передвинь ногу правее и подними подбородок! Теперь – стреляй!
Несмех спустил тетиву и, к своему удивлению, попал в красную часть круга на установленной в сорока шагах мишени. Для него выстрел был просто великолепный. Но Эйрис была разочарована.
– Ты совсем не понял меня! Просто спустил тетиву и ждал!
– А что еще я мог сделать? – удивился Несмех.
– Только что я сказала тебе о пустой стреле. Твоя стрела была самой пустой из всех пустых стрел, Большой! Я трижды повторила тебе, что ты должен сделать!
– У тебя такой красивый голос! – признался Несмех.– Это меня отвлекает!
– Я не могу изменить свой голос…
– Он все равно останется красивым! – вставил Несмех.
– …И я не могу бить постигшего две стихии! – Эйрис сердито отобрала у него лук.– А как еще обострить твое внимание?
– Ты – учитель,– пожал плечами Несмех.– Других же ты как-то учила.
– Других? Большой! Никого еще не учили так, как учат тебя! Пойдем!
Поплутав несколько минут по лабиринту, они оказались на просторной площадке, где занимались несколько ребятишек разного возраста под присмотром невысокой большеглазой девушки.
Эйрис подтолкнула конгая вперед:
– Стой и смотри!
Несмех встал поближе к девушке. Он никогда прежде не видел так близко женщин Берегового Народа. Кроме Эйрис, разумеется. Поэтому сначала он смотрел только на большеглазую.
Телосложением, осанкой, даже выражением лица девушка почти не отличалась от наставницы Несмеха: такое же худощавое крепкое тело с развитыми мышцами, неширокими бедрами и еле заметной грудью. Но кожа была намного темнее – цвета кофе с молоком, а лицо – типично конгайское.
Голова девушки была обернута повязкой из красной ткани, бедра охватывала полоска того же цвета. Маленькая грудь открыта. Завершив осмотр, Несмех решил, что девушка привлекательна, но до Эйрис ей далеко. Возможно, он был пристрастен. Сама же дочь Народа если и обратила внимание на изучающий взгляд фарангца, вида не подала. Она не спускала глаз с ребятишек, и Несмех, в свою очередь посмотрев на них, сообразил, для чего его сюда привели. Здесь дети Берегового Народа овладевали основой тверди Земли. Под ногами его был не камень, а, как он определил с помощью недавно обретенного чутья, по меньшей мере четыре локтя грунта. Двое ребятишек постарше, с сосредоточенными лицами, без устали втыкали в рыхлую землю растопыренные пальцы. Еще один парнишка, стоя на голове в небольшой выемке, совершал руками и ногами плавные, довольно красивые движения. Этакий танец вниз головой.
Четверо, совсем малыши, лет двух от роду, попросту катались по земле, рыли ее ручками, ползали, кувыркались. Словом, делали то же, что и их предоставленные самим себе сверстники в Фаранге. Последнего ребенка Несмех заметил не сразу. Тот был закопан в землю. Снаружи оставалось лишь запрокинутое лицо.