— Ни с места! — Торжествующий крик прозвучал на кезанкийском наречии.
Конан увидел двух человек, стоявших в дверях и целившихся в него из тяжелых двойных гирканских луков. Один из них был высоким, тощим и рыжебородым.
— Керасп! — воскликнул Конан, потянувшись за саблей и ножом, которые бросил на пол.
Спутник Кераспа был крепкий, приземистый человек, которого Конан, как ему показалось, уже видел где-то раньше.
— Не двигаться, — произнес предводитель горцев. — Ты подумал, что я бежал в свое селение, верно? Так вот, я преследовал вас всю ночь с единственным человеком из моих людей, который остался невредимым. — Он с восхищением посмотрел на идола. — Если бы я знал, что в этом храме хранится такое сокровище, я давно бы взял его себе, что бы там ни говорили суеверные дураки из моего племени. Рустум, подбери себе саблю и кинжал.
Спутник Кераспа бросил взгляд на медную голову ястреба, которой кончалась ручка секиры Конана.
— Погоди, — крикнул он. — Это ведь тот самый, кто спас меня от пытки в Аренжуне! Я узнал его оружие!
— Молчи! — прорычал Керасп. — Вор умрет!
— Нет! Он спас мне жизнь! Что я видел от тебя, кроме тяжких трудов и ничтожной платы? Я больше не слуга тебе, грязный пес!
Рустум ступил вперед, подняв подобранную им секиру Конана, но в ту же секунду Керасп, повернувшись к нему, спустил стрелу с тетивы. Она вонзилась в тело противника. Горец пронзительно вскрикнул и покатился, скользя по полу храма прямо к краю бездонной трещины, и рухнул вниз. Отчаянные вопли доносились из бездны все слабее и, наконец, замерли.
Быстрый, как метнувшаяся змея, прежде чем безоружный Конан успел сделать хоть одно движение, Керасп выхватил из колчана новую стрелу и натянул тетиву для нового выстрела. Конан прыгнул, словно тигр, так, что сбил бы с ног вождя кочевников, даже если бы тот успел выстрелить в него. И вдруг послышался тяжелый звон металла. Усыпанный рубинами Бог сошел с каменного возвышения и сделал широкий шаг к Кераспу.
С испуганным воплем, вождь кочевников выпустил стрелу, предназначавшуюся Конану, в ожившую статую. Стрела ударилась о плече золотого Бога, отскочила и полетела вверх, переворачиваясь в воздухе, а длинные руки вытянулись и схватили Кераспа за руку и ногу.
Отчаянные крики срывались с покрытых пеной губ Кераспа, а Бог, повернувшись, торжественно двинулся к провалу. Это зрелище парализовало Конана, наполнив его ужасом, а Бог, медленно шагая вперед, преградил ему путь к выходу: куда бы он не повернул, он неминуемо попал бы в объятия этих страшных рук, длинным, подобно обезьяньим. К тому же, Бог, при всей своей массивности двигался весьма проворно.
Окровавленный Бог приблизился к бездонному колодцу и поднял Кераспа высоко над головой, чтобы сбросить его в черную бездну провала, Конан увидел, как Керасп открыл рот, с его губ на рыжую бороду стекала слюна, он стал издавать отчаянные вопли, словно обезумев. Покончив с Кераспом, Бог без сомнения примется за него. Древние жрецы не должны были бросать жертвы в бездну — этим занимался Бог.
Когда статуя качнулась назад на своих золотых ногах, чтобы сбросить вниз Кераспа, Конан протянул назад руку, нащупал одно из древних сидений. Они, конечно, предназначались для верующих жрецов, или других прислужников древнего Бога. Конан, резко повернувшись, схватил массивное сиденье за высокую спинку и поднял его. Чувствуя, что мускулы его едва не лопаются от напряжения, он раскрутил сиденье над головой и ударил им Золотого Бога в спину между лопатками, в то время, как тело вопящего Кераспа уже летело в бездну.
Дерево сиденья расщепилось от удара о металлическое тело. Нападение застало Бога в тот момент, когда он покачнулся вперед, бросая Кераспа и он потерял равновесие. Какую-то долю секунды монстр балансировал на краю провала, отчаянно колотя по воздуху своими длинными золотыми руками. Затем сверкающий Бог тоже рухнул в пустоту.
Конан бросил на пол остатки сиденья и заглянул в пропасть. Крики Кераспа уже затихли. Конану почудилось, что он услышал где-то очень глубоко внизу слабый звук падения, какой мог произвести идол, ударившись о скалу и отскочив от нее, но наверняка сказать было трудно. Ни грохота, ни плеска: все стихло.
Конан провел рукой по лбу и устало улыбнулся. Кончилось проклятие Окровавленного Бога, исчез и сам Бог. Какое бы огромное богатство не скрылось сейчас навсегда в земных недрах, Конан не жалел, что его ценой купил себе жизнь. На земле осталось еще немало сокровищ, которые можно было украсть.
Он подобрал свою секиру, лук Рустума и вышел из храма на солнечный свет, что бы выбрать себе лучшего коня.