Здесь был могильный холод и мрак. Это была одна из самых богатых погребальниц. Джиран с трудом сглотнула, чувствуя комок в горле, вытерла руки о юбку и сжала плечи, протискиваясь в узкий проход. На секунду она растерялась, вспоминая, насколько опасным может быть такое путешествие в одиночку, и подумала, не стоит ли вернуться назад и посоветоваться с кузинами. Но вороватые кузины наверняка откажутся. Она вспомнила облака, надвигающиеся с востока, означавшие, скорее всего, дождь.
По мере того как ее глаза привыкали к темноте, она начала различать свет, пробивающийся из какой-то расщелины наверху. Должно быть, верх могилы тоже освещен, поскольку купол разбит. Она не могла увидеть, что находится внутри тоннеля, но знала наверняка, что там целая, неразграбленная могила. Ни один из воров прошлого не отважился бы войти в сводчатую могилу сверху, если только не задавался целью сломать себе шею. Все попытки древних кладоискателей наталкивались на расщелину в холме, в которую можно было только провалиться и завалить самого себя камнями. Так что этот шанс был для нее как награда, о которой поколения жителей Бэрроу могли только мечтать. Возможность стать предметом сплетен и легенд на столь долгое время, пока существует этот мир.
Она сжала амулеты, висящие на шее на кожаном шнурке и защищающие от призраков. С ними ей было не страшно в темноте и неизвестности подобных мест — она привыкла бродить по могилам и погребальницам с самого детства. Единственною опасностью, которая ей грозила, был слабый потолок и вход в тоннель. Она отлично понимала, насколько ненадежными являлись покатые стены этого храма. Много раз она слышала, как один из ее дядей, Лар, свалился и нашел свою смерть среди костей открытой гробницы короля по имени Ашо. Затаив дыхание, она начала потихоньку двигаться вперед, протискиваясь в узкие проходы, не щадя нежной кожи и сгорая от нетерпения.
Затем она пошла по проходу в самой гробнице, вымощенной тропинке, которая вела выше и выше, к двери, словно лестница башни, к проходу, который едва мерцал в рассеянном свете. Она подняла руку и потрогала камни, которые, знала, должны были быть вокруг. Первый подступ был на уровне ее роста, и она не могла добраться до вершины следующего блока. Это доказывало, что она находится у могилы одного из Первых Королей, сразу после времен Тьмы, поскольку потом люди не строили таких богатых и помпезных усыпальниц.
Этот холм, уже даже не несущий имени короля, старый и забытый, был одним из ближайших к холму Анла, и по традиции располагался поближе к силам, над которыми эти короли хотели властвовать — так говорилось в легендах, ко временам которых им всем хотелось бы вернуться. Забытое имя; но он был велик и всемогущ, и, конечно, подумала Джиран с замиранием сердца, очень, очень богат. Она шла по тропинке, ведущей к могиле, щупая в темноте путь, и вдруг неожиданный страх охватил ее, — об этом она не подумала, — возможно там окажется логовище какого-нибудь дикого зверя. Ей не приходило это в голову раньше, поскольку в воздухе вроде бы не было никакой угрозы, но, в любом случае, было бы неплохо, чтобы сейчас с ней оказалось весло или, того лучше, серп. Однако больше всего она сейчас нуждалась в лампе.
Она вошла в зону, расположенную под куполом, где солнечные лучи падали сверху, обрисовывая контуры предметов на полу и освещая золотистую пыль на камнях и замшелых руинах. Ее шаги отдавались эхом высоко над головой.
Она видела много могил, некоторые зачастую были едва ли больше тела короля, захороненного в ней, видела и две огромные куполообразные усыпальницы Ашрана и Анла, которые были давным-давно разграблены, и гробница Ашрана давно уже была открыта небесам. Однажды она наблюдала за вскрытием одной из небольших могил, за работой своих дядьев. Но никогда ей еще не доводилось в одиночестве нарушать молчание и темноту погребального склепа.
Упавший со свода камень разломал погребальные дроги, и слабый свет освещал лишь то, что должно было быть останками короля: старые тряпки и кости. У стены напротив была другая груда останков, принадлежавших, должно быть, его двору — прекрасным леди и смелым рыцарям. Она представила похоронную процессию, следующую за своим королем для того, чтобы умереть, — все одеты в великолепные одежды, молодые и прекрасные, распевающие религиозные песни. В другом месте, должно быть, была залежь заплесневевших костей их лошадей, огромных высоких животных, которые топтались и упирались от страха, совсем не желая, в отличие от своих господ, последовать в усыпальницу — тех самых животных, которые бегали когда-то по равнине, где сейчас плещется море. Она отчетливо разглядела поблескивающую в пыли сбрую.
Она знала легенды и песни, написанные на древнем языке, которые были жизнью и смыслом Бэрроу; богатство их содержания давало пищу ее самым счастливым мечтаниям. Она знала по именам всех королей, которые были — гордая майжа — ее предками, она знала, как они жили, хотя не могла прочитать их письмена. По картинам она знала, как они выглядели, и была влюблена в красоту волшебного искусства, процветавшего в те времена. Она искренне сожалела о том, что эти вещи обречены временем на разрушение и тлен. Конечно, она уже многое забыла из того, что ей приходилось видеть в детстве, ибо не сознавала тогда красоту предметов, не понимаемых болотниками, даже не отдававшими себе отчета в культурной ценности золота, используемого ими в торговле. Сказки были необходимы, чтобы учить детей, но их красота не ценилась в Бэрроу. Цену имело только золото или что-то, чем можно было обладать.
Двигаясь, она задела какой-то предмет около двери. От ее прикосновения он издал звук, отдавшийся в темноте гулом. В горле застрял ком, она внимательно и тревожно прислушалась к пустоте, образовавшейся после эха, и устыдилась своей дерзости: она, Джиран, дочь Эла, позволяет себе грабить короля.
Она отошла от стены и вошла в главное помещение, где свет, устремляясь сверху вниз на остатки гроба, поблескивал на пыльном металле. Она увидела тело короля, его одежду, всю обвитую паутиной, и потемневшие от времени кости. Кисти его рук были сложены на груди, пальцы унизаны, в свое время, кольцами, а на лице лежала золотая маска, — она много раз слышала, что такова была традиция. Смахнув пыль, которая покрывала маску, она увидела прекрасное мужественное лицо. Глаза маски были закрыты. Высокие скулы и изящные очертания губ указывали на то, что это был скорее кел, чем человек. Погребальный художник выточил даже тоненькие полосочки бровей и ресниц и вырезал губы и ноздри так тонко, что, казалось, они подрагивали от дыхания. Это было лицо молодого человека такой красоты, что она знала наверняка — оно будет преследовать ее впоследствии, когда она будет спать рядом с Фваром. Жестокая, бессердечная. Она пришла ограбить его, сорвать маску и оставить от него лишь грязный прах.
При этой мысли она отдернула руку и задрожала, притрагиваясь к амулетам на шее. Она отошла и обратилась к другим мертвым, лежащим вдоль стены. Обирая их, она брела без разбора между останков, снимая золотые украшения и смешивая кости, чтобы призраки не были способны на месть.
Что-то проскочило между останками и напугало ее так, что она чуть не выронила свои сокровища. Но это была всего лишь крыса, из тех, которые обычно гнездятся на островах и питаются утонувшими животными, а иногда селятся в открытых могилах.
«Кузина», — поприветствовала она ее с горьким юмором, сердце ее забилось в панике. Носик крысы торчал вверх, как бы упрекая, и когда она двинулась дальше, показалось, что она словно бы плывет. Джиран поспешно собрала в юбку все, что могла унести, затем повернулась к выходу и, с трудом продвигаясь по узкому тоннелю, поспешила на свет. Выбравшись наружу и погрузив все в плоскодонку, она огляделась вокруг, чтобы убедиться, что была одна. Неожиданное богатство вынуждало ее опасаться свидетелей, даже там, где их не должно было быть. Она прикрыла все травой на дне плоскодонки и опять поспешила ко входу, с тревогой поглядывая на темнеющее небо.