Хью Даркингтон покраснел. Разумеется, он был польщен, но, чтобы скрыть замешательство, пробормотал что-то насчет «юношеских опытов».
Впрочем, Фредерика своей декламацией сумела отвлечь его от грустных мыслей. (Конечно, только внешне, ибо все они обречены в душе своей нести щемящую тоску). Это чувство не оставит их ни на миг, и они об этом знали. Оставалось лишь надеяться, что оно не перейдет к их детям — по наследству. Ибо нельзя же вечно оплакивать Сион.[3]
Катер приближался к планете, и Даркингтон приник к иллюминатору. Он жаждал получить ответы если не на все свои вопросы, то уж, по крайней мере, на самые жгучие.
Ну, например, почему, даже спустя три миллиарда лет, жизнь так и не возродилась? Радиоактивность должна была сойти на нет максимум за несколько столетий, исходные природные взаимосвязи видов неизбежно восстановились бы. Почему же этого не произошло?
От безрадостных раздумий его отвлек бодрый голос Куроки.
— Сдается мне, пора прижаться к ней поближе, — Сэм вдавил несколько клавиш на пульте, и все трое мгновенно почувствовали перегрузку. Шар Земли стремительно рванулся навстречу, наваливаясь на катер, словно пытаясь подмять его под себя.
Двигатели ревели все громче. Судорожно сжав челюсти, так, что под скулами обозначились желваки, Куроки работал на пульте управления; в эти минуты он был похож на пианиста — пальцы его буквально плясали над клавишами. Даркингтон знал, что сейчас Сэм не столько управляет катером, сколько старается не мешать машине. Управлять многотонным аппаратом, который на космической скорости снижается в атмосфере, преодолевая турбулентные потоки и одновременно подыскивая подходящее место для посадки, — нет, для такой работы человеческие мозги явно не годятся. Команды отдавал центральный компьютер катера, обрабатывая массу информации; поступающей со всевозможных датчиков. Задача эта была невероятной сложности, компьютер учитывал астрономическое число непрерывно меняющихся параметров. Куроки сейчас задавал лишь общее направление полета, но в кризисной ситуации компьютер мог проигнорировать его команды.
— Сядем между этих холмов! — прокричал Сэм, стараясь пробиться сквозь грохот двигателей. — К востоку от терминатора! Тогда у нас будет в распоряжении целый день! Обследуем все вокруг. Равнина, кажется, заболочена…
Даркингтон кивнул и взглянул на Фредерику, которая улыбнувшись в знак согласия, подняла кверху большой палец. Подавшись вперед, насколько позволяли привязные ремни, Хью коснулся губами ее губ и заметил, как ока благодарно прикрыла глаза…
Когда-нибудь, на другой планете… которой еще, быть может, и не существовало, когда они покидали Землю…
Однажды Хью поделился с Фредерикой своими опасениями. Пугало его то, что двигатели могут выйти из строя во время очередного межзвездного прыжка, и тогда они застрянут в открытом космосе, в невероятной дали от планет. И если не хватит энергии для временного двигателя, то не окажется ли так, что по истечении шести миллиардов лет — а именно настолько должно хватить емкости темпоральных аккумуляторов — они не найдут ни одной подходящей планеты, на которой может жить человек.
Но Фредерика, легонько хлопнув его по руке, успокоила:
— Ты просто не очень силен в математике, потому и волнуешься. Все будет нормально, можешь мне поверить…
Хью поверил, правда, заметив, что в свое время неплохо освоил дифференциальное исчисление. Но Фредерика только рассмеялась. Этого мало, очень мало, сказала она. Чтобы понять принцип временного скачка нужно знать хотя бы основы теории гиперпространственного движения…
— Знаю, знаю… — перебил он. — Реактивная тяга создается в четвертом измерении, и поэтому сначала импульс прикладывается ко временной оси, а уж потом к пространственным…
— Не-ет, — протянула со смехом Фредерика. — Ничего-то ты в этом не смыслишь. А случилось вот что: из-за дефекта трубопровода в двигателе появился так называемый эффект Т-ускорения. Сейчас мы перебрали двигатель, нашли, в чем дело, теперь все сработает как нужно, можешь не сомневаться. Энергии у нас — под завязку, экосистема — в норме, мы в любой момент можем отправляться искать планету… И за каждые пятьдесят световых лет пути мы будет стареть всего на несколько месяцев.
Увидев, что вокруг никого нет, она обняла его, и это почему-то вселило в Хью больше уверенности, чем все предыдущие мудреные объяснения.
Мы скажем последнее «прости» старушке Земле, подумал он, лежа в противоперегрузочном кресле и изо всех сил стараясь дышать как можно глубже. Скажем — и улетим. Жизнь, которую она нам подарила, должна продолжаться…
Катер сел, двигатели смолкли, и тишина зазвенела в ушах. Первым зашевелился Куроки. Он отстегнулся, вернул кресло в нормальное положение и включил передатчик.
— Эй, «Странник»! Это Куроки. Пока все о'кей. «Странник», «Странник», как меня поняли? — забормотал он в микрофон.
С трудом поднявшись с кресла, Хью Даркингтон помог встать Фредерике. Организм медленно отходил после перегрузки.
— Вот и Земля, — проговорила Фредерика, проглотив комок и опершись на плечо Хью. — Выгляни в иллюминатор, милый. А то, боюсь, у меня не хватает духу.
Даркингтон почувствовал священный трепет при мысли, что еще никто до них не видел преобразившейся Земли. Нетвердо переступая, он добрался до иллюминатора и, чуть помедлив, поднял защитный экран…
Он так долго и заворожено смотрел вдаль, что Фредерика не выдержала. Она подошла к нему — и застыла, уставившись прямо перед собой неподвижным взглядом.
3
Только надев скафандры и выйдя из катера, они в полной мере смогли оценить, насколько чуждой человеку стала новая, неведомая Земля.
Почти не переговариваясь, люди начали методично осматривать расстилающуюся вокруг равнину. И мало-помалу пред ними восстали картины прошедших тысячелетий.
Бесформенные груды деталей и частей неведомых механизмов поначалу не вызывали никаких осмысленных ассоциаций — никак не удавалось найти в них хоть какую-нибудь закономерность.
Например, дерево всегда и везде дерево, независимо ни от формы листьев, ни от степени изогнутости ствола. Но как прикажете называть растущую из грунта толстенную серую трубу, от которой во все стороны торчат прямые и причудливо изогнутые балки, а те, в свою очередь, увешаны непонятными спиралями, бубликами, лентами Мебиуса и прочими топологическими ухищрениями… Вдобавок, вся конструкция, высотой футов в пятьдесят, увенчана парой сотен черных позвякивающих на ветру пластин, развернутых точно в сторону Солнца.
Спустя некоторое время Даркингтон заметил, что «скелет» конструкции довольно типичен, хотя отдельные экземпляры могут сильно различаться в деталях. Окружавшие долину холмы были утыканы невысокими раскидистыми каркасами, среди которых иногда встречались стройные, вытянутые вверх сооружения. Кроны этих, с позволения сказать, деревьев давали густую тень, а под порывами ветра металл отражателей скрежетал и мелодично позвякивал. Такие «леса» тянулись на многие мили.
Нигде не было и намека на почву — только в нескольких местах Даркингтон разглядел наносы желтого или красновато-бурого песка. И лишь перебравшись через завалы, образовавшиеся при посадке катера, он обнаружил клочок земли, усеянный небольшими призматическими кристаллами. Они были всего в несколько дюймов в высоту и связаны с землей подобием корневой системы. Сломав один, Хью поднес его к глазам. Поверхность «растения» была усыпана кристаллами помельче и представляла собой прозрачную, судя по всему, кварцевую оболочку, испещренную сетью почти незаметных трещинок. Штуковина переливалась всеми цветами радуги и сверкала на солнце так ярко, что разглядеть ее внутренности было практически невозможно. Хью напряг зрение — в глубине угадывался какой-то плотный комок, переплетение… проволочек? радиодеталей? полупроводников? Нет, сказал себе Даркингтон, этого не может быть, просто не может быть… Он отдал «растение» Фредерике, и той оно неожиданно понравилось.