Чтобы рассчитаться с долгами, ему пришлось продать даже квартиру — единственное свое достояние.
Теперь он жил неподалеку, в каких-то подсобных помещениях Калитниковского моста, и, чтобы проникнуть туда, каждый вечер ему приходилось спускаться в канализационный люк. Пару раз он приглашал Сергея посетить свое новое жилище, но тот так и не рискнул совершить подземное путешествие. Связывало его с этим человеком немногое — разве что страсть к рыбалке. Когда утренний клев заканчивался, они встречались под мостом и сравнивали улов.
Это придавало их бессмысленному занятию какую-то спортивную окраску.
Через пару часов, когда основной поток транспорта ринется через Калитниковский мост, доставляя москвичей к местам их дневного пребывания, Сергей спустится под мост, сравнит свою добычу с уловом Алексея и выбросит всю рыбу обратно в реку. Таков ежедневный ритуал, который они совершали вот уже второй месяц, с тех пор как Сергей потерял место последней работы в институте, где был одновременно и аспирантом, и младшим научным сотрудником.
Институт, в котором он работал, тихо и незаметно скончался, как и большинство научных учреждений столицы, на которые неожиданно набросили рыночную удавку, полностью лишив их государственных субсидий. Лишь немногие предприятия располагали собственной производственной базой, способной хоть как-то поддержать на плаву тонущий научный корабль, выпуская вместо высокоточных приборов поддельные «фирменные» телефоны и прочее рыночное барахло.
Институт Сергея подобной базой не располагал. Некоторое время он еще держался, сдавая помещения своих лабораторий и аудиторий под рестораны и склады расплодившимся торговым фирмам, но очень скоро сотрудники обнаружили, что эти помещения, после ряда несложных махинаций, перешли в собственность снимавших их фирм. Денег на зарплату оставалось все меньше, и после очередного сокращения штатов Сергей оказался на улице.
К счастью, он вовремя приватизировал свою небольшую двухкомнатную квартиру, которую ему милостиво оставила бывшая супруга, нашедшая себе более перспективного спутника жизни, и теперь хотя бы с жильем, в отличие от Алексея, у него не было проблем.
Без особых размышлений Сергей устроился на работу дворником в доме, в котором жил, нимало не заботясь о том, что о нем подумают соседи. Работа на свежем воздухе его устраивала, к тому же она оставляла достаточно свободного времени, которое он и тратил на свое любимое и такое же бессмысленное, как вся его несложившаяся жизнь, занятие.
Клев определенно закончился. Сергей шестым чувством опытного рыбака давно определил, что погода портится, вот-вот должен был начаться дождь. В воздухе разлилась некая невидимая, тайная угроза, словно этот дождь должен был принести с собой не только загрязненную окислами азота и свинца воду, но что-то еще более страшное…
Решив, что дальше на открытом месте стоять не стоит, он начал сматывать удочки и, покончив с этим нехитрым занятием, направился к Алексею.
Здесь мост, по крайней мере, закрывал их от нудного мелкого дождя, который начался сразу, едва Сергей покинул свое привычное место на лестнице, словно специально ждал этого момента.
Против обыкновения, Алексей даже не поинтересовался его уловом. Сегодня он был хмур и неразговорчив, то и дело, забыв про поклевку, принимаясь рассматривать кусок запятнанного крупными черными тучами неба, проглядывавшего между арками моста. Стараясь не обращать внимания на необычное поведение своего знакомого, Сергей сказал, рассматривая улов, плескавшийся в его садке:
— Сегодня у тебя больше окуней и рыба крупнее. Ты на мотыля ловил?
— Мотыль кончился. Я теперь опарыша развожу.
— Где же ты его разводишь?
— Где живу, там и развожу. — Алексей явно не был сегодня расположен поддерживать разговор на такую привычную для обоих тему, и Сергей, неожиданно для себя самого, спросил:
— Ты тоже это чувствуешь?
— Что именно?
— Угрозу. Что-то надвигается на нас, что-то гораздо худшее, чем этот проклятый дождь.
— Я постоянно это чувствую. Каждый раз, когда забираю из мусорного ящика выброшенные кем-то газеты. Вчера, например, мэрия приняла постановление, запрещающее рыбалку в Москве-реке. Они, видите ли, заботятся о здоровье москвичей. Проклятые чинуши! Вместо того чтобы вычистить реку, они запрещают к ней подходить.
— Чистить реку бессмысленно. Виноваты промышленные стоки.
— Так почему же они смотрят сквозь пальцы на то, как заводы губят здесь все живое?
— Деньги, брат. Везде все решают деньги. Очистители стоят дорого, гораздо дешевле откупиться от городских властей взятками.
— От нас им не откупиться.
— Мы для них мусор, мусор на воде — не более того. — Сергей остановился, не закончив фразу, потому что вновь почувствовал приближение того ледяного холода, который в первый раз ощутил еще наверху, перед самым началом дождя. Неожиданно на обоих друзей обрушился беззвучный удар.
Казалось, на город опустился невидимый молот, и оба, не сговариваясь, не понимая еще, что произошло, бросились к лестнице, забыв о своих удочках.
Тучи над городом медленно закручивались в спираль, словно небо собиралось завернуть их в смерч, американское торнадо, еще одно заокеанское бедствие, которого отродясь не видели в Москве.
— Похоже, начинается буря! Я заберу твои удочки. Давай в метро, здесь недалеко.
— А как же ты?
— Меня в моем подземелье не достанет никакая буря.
Дождь, до сих пор едва накрапывавший, словно желая подтвердить слова Алексея, хлынул неудержимым потоком, и пока Сергей перебегал улицу, он промок до нитки.
Станция оказалась неожиданно пустынной, обычно в этот час у касс всегда толпился народ… Что-то все же произошло, что-то более значительное, чем эта странная буря и непривычный утренний ливень.
Даже сквозь бетонные стены и многометровый слой земли, отделявшие его теперь от неба, он чувствовал огромную прореху, образовавшуюся над Москвой. Он не знал ей названия, но есть бедствия настолько значительные и явные, что они не нуждаются даже в названии…
Сергей стоял у самого края платформы метрополитена. Был обычный час пик обычного трудового дня, который почему-то все никак не мог начаться. Но вот что-то сдвинулось с места, словно кто-то наконец отпустил пружину гигантских невидимых часов.
На платформу сплошным потоком двинулись спешащие на работу люди. И, как это иногда бывает в метро, Сергей никого не видел, лишь спиной ощущая жаркое дыхание и движение толпы. Он почему-то боялся обернуться, словно ждал, что знакомая станция метрополитена за его спиной исчезнет, растворится в ядовитом тумане, хлынувшем на город из распоротой в небе дыры.
С грохотом подошел поезд. Сергею повезло: дверь вагона оказалась напротив него, и как только она распахнулась, он механически, не раздумывая, шагнул внутрь.
Почти сразу же дверь за его спиной с мягким шипением захлопнулась, и лишь после этого он понял, что очутился один в совершенно пустом вагоне.
В первую секунду он растерялся, но почти сразу успокоил себя. Поезд, скорей всего, шел в депо. Странно, конечно, что он не увидел сигнала, запрещающего посадку, к тому же, насколько он помнил, в таких случаях кондуктор обязательно проверяет вагоны, а по радио несколько раз предупреждают о том, что посадки на поезд не будет…
Как бы там ни было, теперь придется ждать станцию… только неизвестно, какую. Выгрузившие пассажиров поезда, направляемые в депо, как правило, не останавливались.
За окном мелькнули сполохи платформенных огней, но сердитое гудение моторов под полом вагона лишь перешло на новую басовитую ноту. Не замедлив скорости, поезд промчался сквозь следующую станцию, подтвердив худшие опасения Сергея. Остановок больше не будет.
Самым непонятным во всей этой истории было то, что в вагон вошел он один. На перроне, за его спиной, стояли нетерпеливые, спешащие на работу люди, и все же в этот поезд ухитрился войти только он.
Правда, двери сразу же закрылись, как только он переступил порог, но не настолько же быстро, чтобы вслед за ним не успел проскользнуть ни один человек. Наверно, все же был какой-то сигнал, оповещающий о том, что посадка отменена, сигнал, которого не заметит только он.