«Ублюдок!» — взвыл Ча-Чат — «Жалкий пидор!» И упал на землю. Кровь цвета мочи толчками вытекала из раны. Гарри подошел к телу. Было практически невозможно прикончить с помощью обычной пули демона уровня Ча-Чата, но даже шрам от нее был достаточным позором среди его племени. Еще один мог быть непереносимым.
«Не надо», — умолял демон, когда Гарри направил ствол в голову чудовища. «Только не в лицо».
«Дай мне вескую причину, чтобы я не делал это».
«Пули тебе еще пригодятся», — прозвучал ответ.
Гарри ждал, что демон будет торговаться или угрожать, и от этих слов немного опешил.
«Кое-что произойдет сегодня, ДэМор», — продолжал Ча-Чат. Кровь, собравшаяся вокруг его тела помутнела и стала похожа на расплавленный воск. «Кое-что похуже меня…»
«Назови», — потребовал Гарри.
Демон усмехнулся. «Кто знает. Сейчас странное время года, не правда ли? Долгие ночи. Ясное небо. Такое время идеально подходит для порождений, ты не находишь?»
«Ты это о чем?» — Гарри прижал ствол к носу Ча-Чата.
«А ты молодец, ДэМор», — заметил демон укоризненно — «Ты знаешь это?»
«Отвечай».
Глаза твари потемнели, а лицо, казалось, расплылось.
«К югу отсюда…» — ответил он. «Отель…» Тембр его голоса становился тоньше, а черты лица совсем потеряли четкость. Палец Гарри на спусковом крючке задрожал от нетерпения проделать в чертовой твари дыру, которая бы навсегда отбила ей вкус к жизни, но она продолжала говорить, и Гарри не смог позволить себе прервать ее голос. «Между Шестой… Шестой и Бродвеем…». Теперь голос стал бесспорно женским. «Голубые занавески…» — бормотала она, — «Я вижу голубые занавески». Произнося эти слова, остатки настоящей внешности демона исчезли, и внезапно он превратился в Норму, истекающую кровью на обочине у ног Гарри.
«Ты же не застрелишь пожилую даму?» — пропищал голос.
Наваждение длилось всего несколько секунд, но замешательства Гарри хватило Ча-Чату, чтобы перейти от одной сущности к другой и улизнуть. Второй раз за этот месяц Гарри упустил демона.
И, делая неприятность совсем уж гадкой, повалил снег.
Маленький отель, описанный Ча-Чатом, знавал лучшие времена. Даже светильник, горевший в вестибюле, казалось, корчился в предсмертных судорогах. За конторкой никого не было. Гарри было направился к лестнице, как вдруг молодой парень с гладко выбритой яйцеобразной головой, украшенной единственным кокетливым завитком волос, приглаженным к черепу, выступил из темноты и схватил его за руку.
«Здесь никого нет», — сообщил он Гарри.
В более благоприятный день Гарри с наслаждением раздавил бы такое яйцо голыми руками. Но сегодня это было еще не самым худшим. Поэтому он просто сказал: «Отлично. Тогда я поищу другой отель». Кокетливый Завиток, судя по всему, успокоился. Сжимавшая рука ослабла. В следующее мгновение Гарри нащупал пистолет и со всей силы врезал им по подбородку Кокетливого Завитка. Целая гамма чувств отразилась на лице юноши в тот момент, когда он, плюясь кровью, отлетел к стене. Поднимаясь по лестнице, Гарри услышал внизу рев юноши: «Дариус!».
Крики и звук борьбы не вызвали никакой реакции из комнат отеля. Похоже, он пустовал. Гарри начал догадываться, что отель предназначался для других целей, далеких от традиционного гостеприимства.
А потом дверь в конце коридора открылась, и самые худшие опасения подтвердились. На пороге комнаты стоял мужчина в сером костюме, сдиравший с рук пару окровавленных хирургических перчаток. Гарри он показался смутно знакомым. Чувство «дежа вю» начало мучить его с того момента, как Кокетливый Завиток выкрикнул имя своего хозяина. Им был Дариус Марчетти, также известный, как Жестянщик. Один из упоминаемого только шепотом ордена Теологов-Убийц, которые подчинялись или Риму, или Аду, или обоим сразу.
«ДэМор…» — произнес он.
Гарри попытался бороться с желанием ограничиться неприятными воспоминаниями и покинуть отель.
«Что произошло здесь?» — требовательно спросил он, делая шаг в направлении открытой двери.
«Не твое дело», — предупредил Жестянщик. «Пожалуйста, не подходи ближе».
В маленькой комнате горели свечи, и в их щедрых отблесках Гарри увидел тела, лежащие на разобранной постели. Женщина с Райд-стрит и ее плод. Обоих разделали с поистине римской аккуратностью.
«Она не причем», — сказал Марчетти, не слишком смущенный тем, что Гарри увидел результаты его работы. «Все, что мне было нужно — ребенок».
«И кем он был?» — поинтересовался Гарри — «Демоном?»
Марчетти пожал плечами: «Мы никогда не узнаем… Но в это время года обычно находится что-нибудь, что пытается пробраться через рубеж между мирами. И мы должны, скорее, заботиться о безопасности, чем сожалеть. Кроме того, есть некоторые люди — а я причисляю к ним и себя — которые верят в излишек Мессий…»
«Мессий?» — переспросил Гарри. Он еще раз взглянул на тощее тельце ребенка.
«Я подозреваю, в нем была Сила», — пояснил Марчетти — «Но теперь она в любом случае ушла. Будь благодарен, ДэМор. Твой мир не готов к Откровению».
Он взглянул через плечо Гарри на юношу, поднимавшегося по ступенькам. «Патриций, будь так добр, подгони машину. Я опаздываю на мессу».
Он швырнул перчатки на кровать.
«Ты не вне закона», — заявил Гарри.
«Ой, пожалуйста» — взмолился Жестянщик. «Хватит молоть чепуху. Уже слишком поздно — ночь на дворе».
Гарри почувствовал острую боль в основании шеи и побежавший между лопаток ручеек теплой крови.
«Патриций считает, что тебе пора домой, ДэМор. И я, вобщем-то, тоже так считаю».
Нож вдавился в шею немного глубже.
«Без проблем?» — спросил Марчетти.
«Без проблем…» — выдавил Гарри.
«Он был здесь», — заметила Норма, когда Гарри вернулся в ее квартиру.
«Кто?»
«Эдди Аксель из „Собственности Акселя“. Он прошел через все и стал чистым, как ясный свет».
«Он мертв?»
«Конечно, мертв. Он покончил с собой в подвале. Спрашивал меня, не видела ли я его душу».
«А что ответила ты?»
«Я всего лишь телефонист, Гарри. Всего лишь соединяю. Я не претендую на понимание метафизики». Она взяла бутылку бренди, которую Гарри предусмотрительно поставил на стол возле ее кресла. «Как мило с твоей стороны», — сказала она — «Присядь. Выпей со мной».
«В другой раз, Норма. Сегодня я слишком устал».
Он направился к двери. «Да, кстати», — вспомнил он — «Ты была права. На Райд-стрит действительно кое-что было».
«И где оно сейчас?»
«Ушло… Домой».
«А Ча-Чат?»
«Все еще где-то там. Во Дворце Скверны».
«Манхеттен видел и хуже, Гарри».
Такой факт был слабым утешением, однако Гарри пробормотал об этом, уже закрыв за собой дверь.
А снег все валил и валил.
Он стоял на крыльце и глядел на снежинки, танцующие в призрачном свете уличных фонарей. Он вспомнил где-то прочитанное — между ними никогда не найти двух одинаковых. Если такая изысканность свойственна обычной метели, что уж тогда удивляться происходящим событиям, носящим такие непредсказуемые обличия.
Он размышлял о том, что каждый момент сегодняшнего дня был похож на аттракцион — положить голову прямо в пасть вьюги. И он должен был наслаждаться каждой минутой, что бы не происходило, сознавая, что между морозными сумерками и рассветом есть бесчисленное множество существ — слепых, быть может диких и голодных — но в конечном итоге жадно стремящихся быть рожденными.
Явление тайны
Память, предвидение и фантазия — прошлое, будущее и миг сна между ними составляют, единый мир, проживающий один бесконечный день.
Знать об этом — Мудрость.
Использовать это — Искусство.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ПОСЛАННИК
I
Гомер распахнул дверь.
– Входи, Рэндольф.
Яффе не нравилось, как Гомер произносил «Рэндольф» — с легким оттенком презрения, будто знал о каждом, даже самом мелком проступке, что Яффе совершил в своей жизни.