— Вот что получается, когда говорят «дорогая» всяким служанкам.
А принц Терциус сказал:
— Так значит, она очень высокомерная, моя дорогая?
— Очень, ваше высочество. — Служанка отвечала, дрожа как осиновый лист от высокомерных взглядов двух братьев. — Уже так много принцев просили ее руки, а ей ни один из них не понравился.
— Конечно не понравились, — усмехнулся принц Примус. — Наверное, какие-нибудь заморыши, которые даже железного прута не могут согнуть как полагается. Какой ей в них интерес?
— Может, они и меча поднять не могли, уж не говоря о том, чтобы подобающе драться. Что в таких мужьях толку?
— Мне кажется, нам следует спросить у служаночки, — сказал принц Терциус, — что стало с теми принцами.
Девушка опустила глаза и грустно ответила:
— Их всех обратили в статуи, выше высочество. Статуи получились очень красивые, так как и принцы были красивые и молодые.
Принц Терциус печально покачал головой.
— Я надеялся, император изволил шутить, а он и в самом деле поступает так, как было писано в эпистоле. И много у вас статуй?
— Почти по дюжине с каждой стороны главной аллеи, по которой принцесса каждое утро совершает променад, ваше высочество. Но она на них даже и не смотрит, потому что настолько же жестока, насколько прекрасна.
— Фу, какая мне разница, жестока она или нет? Была бы она только богата, — усмехнулся принц Примус. — И прекрасна тоже, конечно. Я сумею победить ее гордое сердце... А теперь убирайся прочь, служанка.
Девушка сделала глубокий реверанс и вышла из покоев, пятясь, поскольку было бы очень невежливо с ее стороны выходить, повернувшись спиной к принцам.
Вечером задали роскошный пир, и трое принцев были на нем почетными гостями.
Император, сидя на великолепном троне во главе стола, любезно приветствовал их. Рядом с отцом сидела принцесса Меливерса, она и вправду оказалась прекрасна, как солнце. Ее длинные волосы были цвета кукурузных початков, а глаза синие-пресиние, они напоминали небо в ясный весенний день, а цвет лица у нее оказался вообще совершенно безупречен, и черты его идеальны.
Но глаза ее были пусты, и лицо не выражало ни одной мысли.
Когда принцессе представили принца Примуса, она даже не улыбнулась ему. Только посмотрела гордо и обронила:
— Из какого вы королевства, сударь?
— Из Микрометрики, ваше императорское высочество, — ответил принц.
И принцесса заметила:
— Мне известны все страны на земле, и могу сказать, что Микрометрика из них самая маленькая. — После чего посмотрела на него с презрением.
Принц Примус отошел от нее, уселся на свое место за столом и шепнул брату:
— Она проявит ко мне больше интереса, когда я покажу ей, что я умею.
Затем принцессе представили принца Секундуса, и она спросила:
— Вы, надо полагать, тоже из Микрометрики?
— Да, ваше императорское высочество. Принц Примус — мой брат.
— Ваша Микрометрика к тому же беднейшая из всех стран. Если вы с братом надумаете делиться, то окажетесь на грани настоящей нищеты.
И отвернулась от него. Принц Секундус тоже отошел от принцессы и, заняв свое место подле братьев, прошептал старшему:
— Она забудет о нашей бедности, когда увидит мое мастерство.
Когда принцессе представили принца Терциуса, она чуть не рассмеялась:
— Еще один из Микрометрики?
— Мы — трое родных братьев, ваше императорское высочество, — объяснил принц, — и тем, что принадлежит нам, мы владеем сообща.
— Но вам почти ничего и не принадлежит.
— Вы правы, у нас нет денег и власти, — согласился принц Терциус, — но мы и наш народ живем счастливо. А стоит поделиться счастьем, как оно умножится.
— Не доводилось видеть, — сказала так принцесса и отвернулась.
Принц Терциус вернулся на свое место и шепнул братьям:
— Она богата, а наша страна так нуждается в деньгах. Но красота принцессы холодна, и богатство не принесло ей счастья.
На следующее утро старший из принцев приготовился продемонстрировать свои подвиги. Он нарядился в великолепный наряд атлета, подаренный ему императором, и теперь стоял перед зеркалом, любуясь своими мускулами. Принц Примус был до крайности доволен собой.
В этот момент послышался робкий стук в дверь, и, когда принц провозгласил «входите», в комнате появилась младшая помощница горничной с вазой яблок.
— Это что еще? — строго спросил принц Примус.
— Я подумала, что вам потребуется подкрепиться перед выступлением, ваше высочество.
— Что за чепуха. У меня есть все, что нужно. Унеси прочь эти дурацкие яблоки.
Служанка опять сильно покраснела, но продолжила:
— Ваше высочество, я сомневаюсь в том, что вам стоит браться за выполнение задания.
— Это еще что такое? Почему бы мне за него и не взяться? — Произнося эти слова, принц Примус напружинивал мускулы и любовался собой в зеркало. — Тебе что, кажется, что я недостаточно мужественен?
— Конечно, вы достаточно мужественны в глазах всех людей на свете, но не в глазах нашей принцессы. Ей невозможно угодить, и будет ужасно, когда такой прекрасный принц, как ваше высочество, обратится в мраморную статую.
Принц Примус расхохотался.
— Принцесса не может быть настолько жестокой, чтобы я не сумел угодить ей. И хватит болтать! Тебе следует говорить только тогда, когда к тебе обращаются. Убирайся отсюда, служанка!
И маленькая служаночка в одно мгновение исчезла из его покоев, едва успев сделать реверанс.
Принц Примус вышел на большую арену. Всю ее окружали трибуны, а над трибунами возвышался шелковый балдахин. В самом центре сидел император, справа от него расположилась принцесса Меливерса. Все придворные, среди них было много прекрасных юных дев и юношей, тоже собрались на трибунах. На одной из скамей сидели братья Секундус и Терциус. Принц Примус встал лицом к трибунам, и слуги разложили перед ним разные атлетические снаряды.
Сначала принц подошел к целой горе штанг. Самую легкую из них он небрежно отбросил в сторону, хотя поднять такую было бы трудно даже очень сильному человеку.
Затем он стал одну за другой поднимать более тяжелые, сначала охватывая их двумя руками и рывком подбрасывая на уровень плеч, а затем с большим усилием даже над головой. Когда принц поднял самую большую из штанг, все придворные принялись неистово аплодировать. Ни один человек на свете не смог бы даже приподнять такую тяжесть.
А под конец принц взвалил на свои плечи толстый железный прут и затем свел его концы таким образом, что оба они оказались перед его лицом. А потом снова развел их, поднял прут над головой и отбросил в сторону. Каждая часть его выступления вызывала гром аплодисментов придворных. Даже сам император одобрительно кивал. Только одна принцесса не аплодировала и не кивала.
Тогда император наклонил к дочери голову и тихо сказал:
— Дорогая, этот принц поистине самый сильный человек из всех, кого я знаю. Совсем неплохо было бы иметь такого наследника для нашего трона.
Но дочь его холодно ответила:
— По моему мнению, таких силачей надо в цирке показывать, ваше императорское величество мой отец, но замуж за такого я не собираюсь. Разве в моей спальне есть штанги или железные прутья, которые необходимо сгибать или подбрасывать? Наблюдать же за тем, как он то напружинивает, то расслабляет мускулы мне, право, скоро надоест. А уж если он попытается обнять меня, то непременно сломает мне одно-два ребра.
Она величественно встала, и все стихли.
— Принц Примус, — раздался ее звучный голос.
Принц скрестил на груди руки и обратил к принцессе лицо, на котором застыло самонадеянное выражение. Она продолжила:
— Вы самый сильный человек, которого я когда-либо видела, и я благодарю вас за старания быть приятным мне. Но я не хочу видеть вас своим мужем. Извольте подвергнуться наказанию.
Последовало несколько загадочных пассов (она ведь и вправду была очень образованная принцесса), и ослепительно ярко вспыхнуло волшебное пламя. Придворные побыстрее зажмурили глаза, и только принцы Секундус и Терциус, которые ничего подобного не ожидали, были на минуту-другую почти ослеплены.