— То в море. А вот что могло греметь здесь, в ста милях от ледника Росса?
— Внутренняя передвижка льдов. В общем включай рацию, Уолтер не мог не слышать, он должен нам объяснить, в чем дело.
Джой включил передатчик. Три минуты спустя подозвал Алексея. Они еще повертели ручку настройки, но ничего, кроме грохота, писка и шипения, из динамика не доносилось.
— Бесполезно, — сказал Генри. — Магнитное возмущение. Смотрите… — Он снял предохранитель с компаса. Стрелка нервно дернулась и тотчас прилепилась к донышку слева от знака «норд».
— Теперь придется ориентироваться только по жирокомпасу, — сказал Старков. — Этот не подведет.
Он посмотрел на пояс Перселла и с удивлением перевел взгляд на лицо капитана. Тот сразу понял, но все-таки ощупал руками пояс спереди, сзади и побледнел.
— Не знаю… Может быть, там, около лыж…
Жирокомпаса не было.
Алексей, Джой и капитан Перселл с зажженными фонарями, хотя и было относительно светло, прошли несколько метров до того места, где лежали брошенные лыжи, ощупали каждый сантиметр снега, но прибора не обнаружили. Пурга выла на полный голос.
— Вспоминайте, Перселл, — приказал Генри, когда экипаж собрался в кузове. — Итак, вы взяли его у Алэка… Где взяли, в каком месте?
— Я не помню, — сказал Перселл.
— Вот здесь, у дверей, — подсказал Старков.
— Я не уверен… — капитану показалось, что его обманывают.
— Он держал его в руке, — сказал Алексей. — В левой, потому что правая была занята фонарем. Это я вижу, как сейчас.
Хопнер-старший взорвался:
— Где прибор, капитан?
— Не помню… Кажется, я его не брал у Старкова.
— О черт! Не брал! А как же вы пошли на смену без прибора? Куда вели нас? Или вы не смотрели на волчок?
— Не кричите на меня, Хопнер. Дайте подумать. Да, не смотрел.
— Идти без компаса в буран — это значит по кругу. По кругу диаметром в три тысячи миль. Где мы теперь?
— Постой, Генри. — Старков принес магнитный компас. — Стрелка указывает влево. Магнитный полюс и должен быть слева по ходу.
Хопнер немного успокоился.
— Значит, мы еще не сбились. Лишнее подтверждение, что жирокомпас находился у вас, капитан. Вы потеряли его, когда бежали назад. Или раньше?
— Не знаю, не знаю… — Перселл выглядел очень растерянным.
Снова обыскали снег, буквально перевернули его на довольно большой площади. Снова пытались связаться с южным полюсом, с береговой базой. Радиосвязи не было.
— Вчера я прикидывал: до промежуточной базы у Бирдмора оставалось около восьмидесяти миль, — сказал Старков. — Двое суток ходу. Будем придерживаться магнитного компаса с поправкой, а проглянут звезды, пойдем по звездам.
Хопнер-старший только фыркнул в ответ. Он еще весь кипел. После минутного молчания вдруг приказал:
— Джой, твоя смена. Одевайся.
4
Ветер набрал силу. Сперва он переносил бесконечные хвосты снега над самой поверхностью, но потом уплотнился, загудел и поднял тучи снежной пыли высоко надо льдами. Небо скрылось, вокруг потемнело, стало трудно дышать, мелкая колючая пыль забивала нос и рот, обжигала лицо. Температура повысилась. Циклон.
Сквозь вой метели медленно полз гусеничный поезд, почти сливаясь с белым фоном пустыни. Лишь щупальца зеленого и белого прожекторов прорезали мглу, выхватывая из нее фигуру проводника с шестом.
Алексей Старков вел машину, Генри лежал, пытаясь уснуть, но это не удавалось. В двух метрах от него лежал капитан. После потери жирокомпаса Генри Хопнер не мог даже смотреть на соседа.
Менялись смены, шли часы, снегоход двигался вперед с осторожностью черепахи, Хопнер-старший приближенно считал, что они выдерживают курс. Все четверо как-то ушли в себя.
Когда наступил черед Старкова, и он, наглухо застегнув штормовку и капюшон, побрел вперед, протыкая летящий снег острым металлическим шестом, ему опять — в который раз! — показалось, что они движутся под уклон. Белая мгла исчезла, а наваждение осталось.
— Слушай, — сказал Генри в микрофон, — я все время сбавляю газ, а скорость нарастает. Что, очень плотный снег?
Голос его по радио даже на близком расстоянии напоминал бормотание рассерженного глухаря: магнитная буря комкала все радиоволны.
— Попутный ветер, — ответил Старков, стараясь говорить четко.
— Мы весим шесть с лишним тонн, при чем тут ветер?
— Приду, объяснимся, — односложно ответил Алексей. Разговаривать на морозе было не легко, губы едва шевелились, это отвлекало, он боялся прозевать трещину. Уже дважды его шест пытался нырнуть в преисподнюю, Старков удерживал его за ременную петлю и отступал назад и в сторону. И оба раза снегоход, тормозя, успевал подъехать почти вплотную. Объезд — и через несколько минут поезд вновь шел прежним курсом.
Видно, они достигли района очень трещиноватого панциря. Путь напоминал след улитки на прибрежном иле: сплошные зигзаги.
В кузове Алексей оттаял. Перселл ушел наружу.
— Знаешь, сколько до шельфа? — спросил Генри, сделав расчет.
— Сто — сто десять миль, — предположил Алексей.
— Не больше шестидесяти.
— Найдем ли базу в этом крошеве из снежных опилок?
— Уляжется. К черту тяжелые мысли!
— Барометр не бог весть какой приятный. — Старков еще раз посмотрел на круглое окошечко анероида и протяжно свистнул.
— Посмотри… — он протянул прибор Хопнеру.
— Наваждение! Вчера он показывал другую высоту. Какая-то чехарда. Жирокомпас исчез, анероид заврался. Девятьсот метров? Даже в устье Бирдмора больше тысячи, это я хорошо помню! Угодили в какую-нибудь впадину?
— Все эти дни мне казалось, что поезд движется вниз. — Алексей взял анероид, постучал пальцем по стеклу. Стрелка высотомера не сходила с цифры «900».
Алексей развернул карту.
— Вот здесь… — он показал на точку, где они предположительно находились. Слева невдалеке подымались прибрежные горы.
— Если ты не ошибся, то нам нужно повернуть на девяносто градусов и следить за высотой.
Последовал сигнал остановки. Перселл бросил канатик и со вздохом облегчения забрался в кузов.
— Я пошел вперед. — Генри быстро оделся. — Садись за руль, Алэк. Посвети вокруг, чтобы не забрать лишку.
— Меняем курс? — спросил Джой.
— Посмотри на карту и высотомер.
— Что такое? — капитан тоже забеспокоился.
— Ничего, — сказал Джой, — забрались слишком на запад.
Снегоход взревел и повернул влево. Генри Хопнер пошел вперед, укрываясь от бокового ветра.
Вскоре пришлось прибавить газу. Мотор почувствовал подъем. Стрелка высотомера поползла к тысяче. Затем подъем стал круче, еще круче и вдруг буквально перед носом изумленного Хопнера выросла белая, почти отвесная стена. Алексей перевел луч выше. Стена уходила в мутное небо.
Генри Хопнер забрался в кузов. Он заметно нервничал. Посоветовавшись, развернулись на сто восемьдесят градусов и пошли назад. Машина походила на слепого котенка в густой траве. Через сорок три минуты прожектор опять выхватил из белой мглы крутобокую ледяную гору. Излом льда преградил путь. Они оказались в ущелье с отвесными стенами.
Джой выскочил наружу.
— Ставлю три против ста, что сброс абсолютно свежий! — крикнул он, возвращаясь с глыбой льда. — Дело нечистое, ребята.
— Вот к чему приводит риск, — осторожно заметил Перселл.
Джой хмыкнул. В Антарктиде все — риск. Генри Хопнер долго настраивал рацию. Сиплый треск.
— Попробуем продвинуться еще немного, — сказал он. — Вдруг выберемся на простор.
Снегоход пошел по старому курсу — вперед и вниз. Вниз… Крутые стены выглядывали из тьмы то с одной, то с другой стороны. Дорога ухудшилась, снегоход лихорадило.
— Восемьсот двадцать, — сказал Джой. Он вернулся с дежурства и подсел к высотомеру.
Метель не утихала. Изредка погромыхивало. «Снежная кошка» двигалась в сплошном потоке снега.