Внезапно он одарил меня широкой лихой улыбкой. Этакий деловой корсар. Потом наклонился вперед, понизил голос, заглянул мне в глаза. Классические приемы обращения с людьми.
— Тебя не надуют. Ты же знаешь, что Кортни тщательно проверила финансовую сторону. И тем не менее ты думаешь, что план не сработает. Чтобы получать прибыль, товар должен быть притягателен, а наш просто не может таким быть.
— Да, сэр, — ответил я. — Верно подмечено.
— Давай-ка заинтересуем молодого человека, — кивнул он Кортни. И добавил, обращаясь ко мне: — Мой лимо внизу.
Экран погас.
* * *
Кестлер ждал нас в лимузине, присутствия в виде призрачного розоватого изображения. Голограмма — или, скорее, зернистый призрак, парящий в золотистом свете. Он обвел гостеприимным иллюзорным жестом салон машины и предложил:
— Будьте как дома.
Водитель надел военные фотоувеличительные очки. Они придавали ему сходство с насекомым, и я не мог бы сказать с уверенностью, мертв он или нет.
— Отвези нас в «Небеса», — приказал Кестлер.
Швейцар отошел от дверцы, оглядел улицу и кивнул водителю. Автоматические камеры-пушки следили за нашим продвижением по кварталу.
— Кортни сказала мне, что вы получаете сырье из Африки.
— Несколько неприятно, но необходимо. Для начала. Прежде всего нам необходимо продать идею, так что не стоит усложнять себе жизнь. Но не вижу причин, почему бы позже нам не использовать национальные ресурсы. Что-то в духе обратной закладной[1] — возможно, своего рода страховка, которая выплачивается при жизни. В любом случае таким образом мы избавимся от малообеспеченных семей. К чертовой матери. Слишком долго они получали все задаром; пришла пора платить по счетам — пусть умирают и становятся нашими слугами.
Я был почти уверен, что Кестлер шутит. Но на всякий случай улыбнулся и наклонил голову.
— Что такое «Небеса»? — спросил я, чтобы перевести разговор на более безопасную территорию.
— Место испытания будущего, — с удовлетворением пояснил Кестлер. — Вы когда-нибудь видели кулачные бои?
— Нет.
— О, это спорт джентльменов! Самая сладкая наука. Без раундов, без правил, без судей. Только там можно узнать истинную цену человека, не только его силу, но и характер. Как он себя держит, умеет ли сохранять хладнокровие, как терпит боль. Служба безопасности не разрешает мне посещать клубы лично, но я принял меры.
* * *
«Небеса» оказались перестроенным кинотеатром в захудалом квартале Куинса.[2] Водитель вышел из машины, ненадолго скрылся позади нее и вернулся с двумя телохранителями-зомби. Как фокусник.
— Вы держите их в багажнике? — спросил я, когда он открыл нам дверь.
— Это новый мир, — ответила Кортни. — Привыкай.
Клуб оказался переполнен. Две, а может, три сотни мест, причем только стоячие. Смешанная клиентура, в основном черные, ирландцы и корейцы, но среди них встречались и люди более высокого класса. Не только бедным требуется периодический всплеск адреналина. Никто не обратил на нас внимания. Мы подоспели как раз к представлению бойцов.
— Вес двести пятьдесят фунтов, черные шорты с красной полосой, — надрывался рефери, — страшный гангстер, задира, человек с…
Мы с Кортни поднялись по черным грязным ступенькам. Начинали и замыкали нашу процессию телохранители, будто мы шли в патруле по джунглям во время какой-нибудь войны двадцатого столетия. Тощий, с пивным животом старикашка с влажной сигарой во рту отпер нашу ложу. Липкий пол, плохие сиденья, отличный вид на ринг внизу. Серые пластиковые маты, клубы дыма.
Кестлер уже ждал нас в виде новенькой, с иголочки голограммы. Он напомнил мне пластмассовых Мадонн в раскрашенных ванночках, которых католики выставляют у себя во дворах.
— Ваша постоянная ложа? — спросил я.
— Все это ради вас, Дональд, ради вас и других избранных. Мы выставляем наш товар против одного из местных талантов. По договоренности с администрацией. То, что вы сейчас увидите, навсегда развеет все сомнения.
— Тебе понравится, — добавила Кортни. — Я хожу сюда уже пять дней подряд. Включая сегодняшний.
Зазвенел колокол, схватка началась. Кортни жадно наклонилась вперед, облокотившись на перила.
Зомби с серой кожей выглядел умеренно мускулистым, особенно для бойца. Но он держал руки в боевой готовности, отличался подвижностью и удивительно спокойным и знающим взглядом.
Его оппонент был настоящим амбалом: высокий черный парень с типичными африканскими чертами, слегка скособоченными, так что его рот постоянно кривился в ухмылке. На груди красовались бандитские шрамы, но еще более уродливые отметины украшали спину, причем они не выглядели искусственными, он явно заработал их на улицах. Его глаза горели напряжением на грани безумия.
Он двинулся вперед осторожно, но без страха и сделал несколько быстрых ударов, чтобы примериться к противнику. Удары были отражены, контрудары нанесены.
Бойцы обходили друг друга по кругу, выискивая слабое место.
Примерно с минуту ничего не происходило. И тут гангстер нанес обманный удар в голову зомби, заставив того поднять защиту, нырнул в открывшуюся брешь и ударил его ниже пояса так сильно, что я поморщился.
Никакой реакции.
Мертвый боец ответил серией ударов и сумел вскользь задеть бандита по щеке. Бойцы отскочили в стороны и снова закружили по рингу.
Потом амбал ринулся в атаку, нанося сокрушительные удары, — казалось, он должен переломать противнику все ребра. Толпа вскочила на ноги, ревом выказывая одобрение.
Зомби даже не пошатнулся.
Он перешел в контратаку, тесня гангстера к канатам, и в глазах того появилось странное выражение. Я с трудом мог себе представить, каково это — всю жизнь полагаться на свою силу и способность терпеть боль и вдруг встретить противника, для которого боль ничего не значит. Схватку можно выиграть или проиграть, если не вовремя дернуться или замешкаться. Если соблюдать хладнокровие, ты выиграл. Если позволить себя смутить, ты проиграл.
Несмотря на самые сильные удары, зомби сражался спокойно, методично, без устали. Как ему и полагалось.
Должно быть, на гангстера это действовало уничтожающе.
Схватка все продолжалась. На меня она производила странное и отвратное впечатление. Спустя некоторое время я уже не мог смотреть на ринг и принялся изучать линию подбородка Кортни, думая о сегодняшней ночи. Ей всегда нравился секс на грани нездоровых фантазий. Когда я находился с ней в постели, меня не покидало чувство, что она очень хочет попробовать что-то по-настоящему грязное, но никак не наберется смелости предложить.
Поэтому меня постоянно подстегивало желание заставить ее переступить через себя и попробовать что-то, ей неприятное. Кортни обычно отличалась упрямством; я никогда не решался предложить более одного эксперимента зараз. Но я всегда мог уговорить ее на этот один эксперимент. Потому что в возбуждении она становилась податливой. Ее можно было уговорить на что угодно. Ее можно было заставить просить об этом.
Наверное, узнай Кортни, что я вовсе не гордился тем, что с ней делал, — скорее, наоборот, — она бы очень удивилась. Но я был одержим ею, так же как она была одержима чем-то своим.
Вдруг Кортни с криком вскочила на ноги. Голограмма показывала, что Кестлер тоже поднялся. Амбал висел на канатах, и зомби избивал его. С каждым ударом изо рта гангстера летели слюна и кровь. Потом он упал; с самого начала у него не было шансов. Должно быть, он и сам понимал, что схватка безнадежна, что ему не выиграть, но он отказался признать поражение. Для этого его пришлось избить до смерти. Он проиграл, но проиграл яростно, гордо и без жалоб. Я не мог не восхищаться им.
Тем не менее он все равно проиграл.
Я понимал, что послание предназначалось мне. Рекламировалась только конкурентоспособность товара, но и тот факт, что выиграют лишь те, кто его поддержит. В отличие от зрителей клуба я понимал, что наблюдаю конец эпохи. Человеческое тело больше ничего не стоило. Технология могла все сделать лучше. Число неудачников во всем мире только что удвоилось, утроилось, достигло максимума. Дураки вокруг ринга болели за гибель своего будущего.