Но и вторая оказалась не лучше.
Лепехин, не забыв про напутственные слова, сильным щелчком запустил папиросу вдоль галереи. Как раз туда, где ковылял младший заправщик Белуха с двумя ведрами пентаплаза. Шел он из колодезного отсека.
Папироска, словно летучая рыба, увидела круглые волны в ведрах и быстро сообразила, куда мягче падать. Дымный хвостик над тлеющим ободком потянулся к заветной влаге...
- Ну все, Шамов? Отшутился? А теперь меня послушай. Еще раз услышу эту байку про пожар, таких бздюль навешаю, родная мама после полета не узнает. Запомни, ты мой кулак знаешь.
Дежурный по пожарной части старший брандмейстер Опешлый хлопнул бубновым валетом по выключателю аварийной связи.
- Не, ребята, эта сука Шамов у меня дождется. Госпиталь ему светит, отвечаю... Андрюха, куда? - Волосатый кулак Опешлого, похожий на замшелую мину, закачался над заваленным картами столиком. - А ну, по-ложь карту на место. Не твоя очередь.
- Так Летяга же пропускает, ему ж бить нечем.
- Все равно положь. Положил? Теперь бери. В игре главное - порядок. Что, крести - козыри, говоришь? На, Санек, получи...
Карта упала на стол, одновременно на аварийной панели противно и зло замигал стеклянный глаз вурдалака. Вызов.
- Убью падлу, - Опешлый, не глядя, вырубил на панели ток, - такую игру портит. В прошлый четверг тоже: "Пожар! Пожар!" Пять раз делал вызов. А приперлись всей гопой в предшлюзку, да еще мотни с собой с полтонны набрали, а там всего-то: сварщики варили переборку, вот и воняло... Летяга, ты чего? Опять карта не прет?..
За три с половиной часа огонь из бойкого юноши превратился в дряхлого выдохшегося старика. Он уже, как собака штаны, не прокусывал плиты из стеклобетона, зубы у пламени посточились, и огонь медленно умирал.
Дымный и жаркий цилиндр, в который превратился отсек, был полон свиста и разговоров. Но свистел лопнувший пневмопровод, а говорили между собой головешки.
Еще через час пожар погас сам собой. Гореть было больше нечему.
На следующий вечер (по полетному исчислению) печатный орган парткома, газета "На звездном пути", сообщала:
"В результате случившегося пожара уничтожено материальных ценностей:
Рулонов гофрированного свинца - 15 штук
Шкафов двустворчатых шестиполочных - 8 штук
То же четырехполочных - 12 штук
Диванов кожаных - 1 штука
То же с пристежными ремнями - 1 штука
Тумбочек умывальных (с принадлежностями) - 2 штуки
Подставок для ног - 2 штуки
Щитов пожарных (с принадлежностями) - 1 штука
Козел столярных - 1 штука
Аппаратов Путина - Многобожьего (компактных) - 4 штуки
То же (некомпактных) - 4 штуки
А также жертв человеческих - 3
Точная сумма убытка устанавливается. Для выяснения причин пожара создана комиссия из специалистов. Председатель комиссии - Опешлый В. И. О результатах комиссии будет сообщаться".
О риске
Фулетчик всегда рискует. Где бы ни был. Пример? Пожалуйста, вот он.
Планета Яуза, шестая в системе Звезды Тоногоо. Сами понимаете, место веселое. Так вот, на этой веселой Яузе сидит фулетчик Ершов перед вьшетом в кай-фоломне. До вылета восемь таймов (по земному - десять минут). Фулет неизвестно где. А в системе звезды Нематода, куда выписана путевка, вымирающие ахеряне ждут не дождутся спасительных ампул с айболом, целых пятнадцать ящиков.
Как бы поступили на месте Ершова вы? Включили на полный вентиль угарного газа, чтобы не видеть собственного позора?
Наш же фулетчик преспокойно парится еще семь с половиной таймов (по земному - девять и три минуты) и за полтайма до вылета закуривает папиросу. Поражены? Слушайте дальше.
Огонек папиросы тает в тот самый момент, когда на стартовом таймере корабля загорается красный нолик.
А в кайфоломне какой-то любитель плеснул из ковшика на раскаленную стенку реактора.
Пар застилает глаза. Мутная пелена держится с четверть тайма. Когда пелена спадает, Ершова и след простыл.
А вся хитрость в том (фулетчики вообще народ хитроумный), что наш Ершов заранее перемотал на левую ногу (левая нетолчковая) катушку фигенной смотки и, рискуя быть растворенным в хелеросфере планеты, поставил лазерный смотчик с эластичным фигенокабелем на позицию "РЕВЕРС-0".
Тем временем фулет в саморежиме стартует с Яузы, преодолевает более половины пути, и примерно к финишу наш рисковый фулетчик преспокойно втянут в приемную бультхокамеру собственного фулета.
Дело сделано. К фазе предстартового струения фулетчик мирно плавает в говеноле, регулируя скорость фуления надмозговыми импульсами.
Ахеряне спасены. Преподносят хлеб-соль. Это по-нашему, а по ихнему холодец из рудиментарных отростков черепа старейшего представителя рода.
Шутник Гаврилов
Заходя в курилку третьего кормового яруса, шутник Гаврилов что отмочил?
- Курить - здоровью вредить, вот что.
Но дым съел слова, и на шутку никто не ответил.
- Хлопцы, папироской не угостите? Свои на Земле забыл.
Рукой он загладил карман, чтобы ребра собственной пачки не очень-то выпирали.
- Так ведь вредить, - сказал толстый механик Леха, но папиросу дал. Толстые - они всегда добрые. Шутник Гаврилов ответил:
- Кто не курит и не пьет, тот здоровеньким помрет. На последнем слове кабину качнуло, но не сильно. Наверное, сшибли корпусом очередной маяк.
- Держись за воздух, - подсказал хлопцам Гаврилов. Хлопцы запыхтели от смеха.
Тут Гаврилову на глаза попался подремывающий после смены помощник штурмана Себастьянов. Гаврилов подкрался к нему тихонько и изо всей силы ударил по плечу. Тот соскочил с табуретки и, обалдело вертя головой, спросил неизвестно кого:
- А?
Гаврилов ему:
- Не спи, замерзнешь.
- Пошел... - отмахнулся помощник лениво.
- Спокойно, Дункель. - Гаврилов навел на помощника палец. - Кстати, почему все Севастьяновы - Севастьяновы, а ты один Себастьянов? Смотри, пожалуюсь Василию Лукичу.
В курилку, гремя бахилами, ввалились ребята из группы сцепщиков-многоступенщиков. К дыму добавилось шума. Они только что вышли из санитарного шлюза, некоторые не снимали шлемов, чтобы потом не мучиться надевать. Они, как всегда, уселись кружком в углу и вытащили портсигары.