Где же ты, обостренная воля,
Где слепые роднятся с мечтою,
Где наш сон -- твоя вечная доля,
Где навеки со мной и с тобою?..
Я из времени сделаю шаг,
Поселившись однажды в обратном,
И заветное скажет мне маг
Добрый маг будет он, вероятно...
x x x
Стерео в ушах,
Мозг в тумане звука,
Перед матом шах
Объявляет скука.
Сердцу наплевать -
Колокольчик затхлый,
Надо бы поспать,
Прыгнуть в сон, как в шахту,
Мыслям вопреки
Мыслями сную,
Бомбу без чеки
Молотом кую.
Легкая рука
Давит комара,
Горькое "пока!"
Слышал я вчера.
У стены тепло,
С краешку верней,
За окном светло,
Утро фонарей
Открывает мгла,
Та, что день лихой
Сожрала до тла,
Даровав покой.
Сон стучит в висок
Стареньким наганом,
Всадник невысок,
Дышит перегаром.
Дать ему бы волю,
Он бы всех нас кончил,
Раскатав по полю,
Усыпив бы к ночи.
Пуля от бессонниц -
Лучшее лекарство,
Только сколько ж конниц
Примет наше царство?
Посчитай баранов,
Скажет мне иной,
И быть может, прав он,
Пред людьми не ной.
Но опять капель
Кухонного крана,
Улицы свирель,
Забытая рана.
Мыслям вопреки
Мыслями сную,
Бомбу без чеки
Молотом кую...
x x x
Темный слон ступил на паркет
Моего Хрустального Дома,
А вчера принесли мне пакет
От седого дядюшки Гнома.
Между строк -- пожелтевшие кляксы,
В строках -- нервные срывы пера,
Я с душой, перепачканной ваксой,
Выхожу подышать в вечера.
А с утра мне опять на Охоту,
Отдохнувший скакун подо мной,
Я ловлю не зверей, не кого-то,
Я крадусь за ничьей Тишиной.
x x x
Отчего во сне так сладко
Все в душе растворено?
Все, что днем жило украдкой,
Прорубает в мир окно.
Я любим, как я любим!
Наяву такое блажь,
Я чудовищно терпим,
Глуп и нежен мой мираж.
Воздух нотами ласкает,
Сердце властвует над всем,
Мозг покорно замолкает,
Он уснул. Уснул совсем.
ОДА ДИВАНУ
Знакомьтесь, старый друг-диван,
Почти жена, но не ревнует,
Не злится -- пьян я иль не пьян,
Не подведет и не надует.
На нем взлетаю я во сне,
Сквозь стены, явь и облака,
На нем, как будто на коне,
Хоть до утра и до пока.
Чего ж скрипишь? Ведь я хвалю!
Будь горд, осанкой удиви,
Вот так, за это и люблю,
Ну ладно-ладно, не реви.
Мой друг-диван сентиментален,
Он стар, как я и потому
Любой исход для нас летален,
Нам не прожить по одному.
x x x
Рассыпанная средь подруг,
Незримая средь бытия,
Вы мой ошейниковй круг
Свинцово-горького литья.
По стянутому в нерв, по мне
Вы поцарапанной рукой,
Как медиатром по струне,
Касаясь, рушите покой.
Гарсон, задорное лицо
И голос с вызовом -- кому?
Вино пока еще винцо,
А волос в нитяном дыму.
Смеетесь, прерывая плач,
И все не рядом, хоть со мной,
Мышонок мой и мой палач,
Меня вы сделали совой.
Но филин ваш, увы, бескрыл,
Так оказалось, уж поверь,
Что он невольно вдруг открыл,
Что он не хищник и не зверь.
СМУТНОМУ ГОДУ ЛОШАДИ
Журавли пусть остаются журавлями,
Мы силки поставим на синиц
И помчимся резвыми конями
За лошадками, за годом кобылиц.
Пусть завидуют нам вороны-кликуши,
Подавившись предсказаньем слов,
Мы заткнем от будущего уши
И от вещих отгородимся от снов.
Мозг из черепа, как лишнюю причуду!
Душу вон, чтоб долго-долго жить!
Совесть -- эту гнусную зануду
Панцирем костистым окружить.
Жрать до треска кожного покрова,
Наслаждаться избиеньем дураков,
Талисманом -- ржавую подкову
На запястье вместо сброшенных оков.
x x x
Лес в спину дышал, а над лесом
Взмутненным из ваты навесом,
Как йог на верхушечках елей
Не знающее колыбелей
Лежало уснувшее небо,
И с корочкой мерзлого хлеба
Я стыл на скорлупке из наста,
Пытаясь учиться напрасно
Шагать по обману из хруста,
Опору искать там, где пусто,
И падал с вершин наважденья,
Мой шаг начинался с рожденья,
Ползком выбираясь на сушу,
Я видел, что слаб, что я трушу,
Что жалкую, зыбкую долю
Лес с легкостью выправит в поле,
И следа неровную цепь
Окутает дальняя степь,
И взрежут мечту на закате,
Заглохнут грома на раскате,
И шашкой рассеченный надвое
На нас небосвод упадет.
НЕМНОГО ЖЕЛЧИ
Мы -- путанники в вестибюле
Среди блуждающих дверей,
Мы -- пыль средь брошек в ридикюле,
Свои меж братьев упырей.
Всегда слабы пропитым телом,
Блуждаем в поиске опор
И, прислоняясь между делом,
Вникаем с вежливостью в спор.
Изображая умиленье,
Восторг и гнев или тоску,
Мы по ничейному веленью
К чужому тянемся куску
И бродим с краской от скамеек
На вечно согнутых горбах,
Хлебая дождь из детских леек,
Изображая на гербах
Личину воли и бессердья,
Чтоб дрогнул всяк сторонний взор,
Потея гнилью от усердья
Другим на смех, себе в позор.
И наша вечная погода -
Зима и осень, грязь и снег,
Мы празднуем всего полгода,
Но каждый век, но каждый век.
Когда одних средь нас неярких
Сжигают с воем на кострах,
Всем прочим выдают по чарке,
Перерождая детский страх,
И мы смиреем, как крольчата,
Мычим с доверием коров
И в скользких, липнущих перчатках
Сгоревших стаскиваем в ров.
x x x
Жизнь моя страницы -- вырванные дни,
Корочки-границы... Почему я сник?
Вычитано мало, край еще далек,
Но души запала стлел уж уголек.
Не рисуют кисти, высохли глаза,
Память не очистить -- "пролистнув" назад.
В середине книги я -- глубокий старец,
И мои вериги -- все, что мне осталось.
Замереть бы буквой в задушевной строчке,
Чтобы сын и внук мой не желали точки.
Пусть читают фразу, проникаясь чувством,
Не пытаясь сходу постигать искусство.
Пусть страничный шелест будет, как гаданье,
Смыслом жизни станет чудо без названья.
x x x
Правя шлюпку на закаты,
Подбирая снов дукаты,
В паруса ловя пассаты,
Мы несемся в небесах.
Ничего никто не ищет,