Сан-Антонио
«Если женщина хочет…» — поется в одной известной песне. То (добавим мы от себя) она может всю ночь бродить по Парижу с младенцем на руках. С этим никто и не спорит. А если женщина огромных размеров бродит в сопровождении симпатичного комиссара французской полиции? Это наведет ужас на любого самого отъявленного бандита.
Берта Берюрье — жена лучшего друга Сан-Антонио — из разряда именно таких дам. Слона на скаку остановит, в горящую виллу зайдет, а посмотрит — франком одарит. Но еще быстрее неугомонная воительница наградит любого парой хороших фингалов и витиеватым ругательством.
Впрочем, Сан-А в восторге от своей напарницы. Ведь за одну-единственную ночь им удалось раскрыть тайну трупа, обнаруженного на крыше старого парижского дома, спасти сироту и освободить из подземелья мадам Пино — жену другого коллеги Сан-Антонио сморчка Пинюша.
Ни бандиты, ни полиция, ни даже собственный муж не могут устоять перед напором Большой Берты. Устоять может лишь один человек. Вы догадались кто? Ну разумеется, наш непревзойденный Сан-А. Он так и не клюнул на грандиозные прелести мадам Б.Б.
А теперь прчитайте книгу и проверьте — устоите ли вы?
Часть первая
Глава первая
ПИФ!
Ребекка предложила выпить по последней у нее дома. Так все и началось.
Ребекка — та еще штучка. Прежде всего, по паспорту ее зовут Марсель. Я заглянул одним глазом в документы, как только случай подвернулся, когда она выронила сумочку. Что вы хотите, привычка — вторая натура! А девчонка — просто пальчики оближешь, этакая маленькая шустрая брюнеточка. Стремительная походка. Когда она идет вам навстречу, кажется, вот-вот набросится с кулаками. А обернувшись ей вслед, обнаружите аппетитную попку, круглую и крепкую, которая могла бы уместиться в сложенных ладонях, если в Ребекка позволила попробовать ее туда поместить. Но странное дело, девицей она оказалась серьезной, каких поискать!
Вот уж действительно, внешность обманчива! Я на первый взгляд определил ее по разряду ветреных дурочек. На мой наметанный глаз, хватило бы ужина, четверти часа непринужденной болтовни о том, о сем — и мы в дамках. Властная мужская рука ложится на плечо, чуткие пальцы проводят легкую рекогносцировку — и очаровательную мадемуазель можно смело вносить в список трофеев вашего старого приятеля Сан-Антонио.
Как же, держи карман шире!
Крепкий орешек, говорите? Это точно. Вот уж кому самое место в рядах Сопротивления. Все-таки я попытался захватить ее врасплох, но, когда раскрыл жадную пасть для смачного поцелуя, мои губы уткнулись в жесткие завитки на виске, приглаженные гелем.
— Что на вас нашло! — воскликнула Ребекка.
— Нашло? Наехало! Надвинулось! Этот соблазнительный фасад, замаскированный свитером, скульптурные выпуклости, что заставляют тебя семенить по-птичьи! Стоило мне пальцем коснуться твоего горячего тела, как во мне все всколыхнулось. Знаешь, чем я сейчас отличаюсь от площади Согласия? Тем, что тамошний обелиск стоит абсолютно вертикально!
И тут чертовка меня одернула. Отчитала! Обругала! Назвала похотливым козлом, мартовским котом, развратником, грязным сластолюбцем, придурком, у которого только одно на уме, взбесившимся подонком, слюнявым дебилом и предложила подлечить железы внутренней секреции, они явно протекают… И все потому, что я попытался поцеловать ее, да и то неудачно!
— Пощади, о чистейшая! — проворчал я сквозь зубы. — Я и не заметил, что подцепил сестру во Христе, юную мать Терезу.
Тогда она разразилась целой лекцией о роли культурного обхождения в современном обществе и падении нравов. А повредились нравы от грубости и несдержанности чувств. Послушать эту зануду, так разгул страстей, мерзкие плотские желания и заученные ласки, расточаемые направо и налево, мешают человеку познать истинную любовь. В доказательство она привела животных. Оказывается, брачный союз в дикой природе — ритуальное действо. Я слушал, тупо уставясь на ее свитер, а воображение рисовало захватывающие картины!
Можно сколько угодно взывать к совести, душе и разуму заведенного парня, все равно от любой философии его тошнит и колотит дрожь, словно через него пропустили электрический ток. В таких случаях напыщенным трепом мужика не пронять, наоборот, болтовня только усиливает аппетит. Свои заумные рассуждения, чистоту помыслов, а также помыслы о чистоте Ребекка могла бы запихнуть в пластиковый мешок и прямым ходом снести на помойку. Оголодавшему малому задушевными речами в духе Буало или даже того Буало, что с Нарсежаком, пасть не заткнешь, урчащее брюхо не насытишь. Он приверженец грубой реальности, оплот материализма, рыцарь плоти. Ладно, если уж вам так приспичило, окуните мои внутренности в спирт, самое дорогое — в формалин, забальзамируйте то, что осталось, и тогда уж занимайтесь душой. Впрочем, нет, обойдетесь! Я сам о ней позабочусь! Испущу ее с последним вздохом (хотя, выходных отверстий несколько, лучше предоставлю ей свободный выбор), и полетит моя прекрасная душа кувыркаться в заоблачных высях. Ее подхватят горные ветры и осыплет небесная пыльца. И не надо опекать ее, пусть кружит, где ей вздумается, со мной или без меня. Вы ей ничего не должны, она привыкла к сиротскому существованию!
Так я и сидел, как на раскаленных углях, пока потрясная фифа несла занудную ахинею. Ребекка работала секретаршей уж не знаю у какого начальника. Я встретил ее в извилистых коридорах Большого Крольчатника. Она тащила пакет и вид имела затраханный, поскольку явно заплутала в нашем убогом королевстве Вонючих Ног. Я понял, в чем трудности малышки, — в неумении ориентироваться на местности — и направил на верный путь, проводив до нужной ей двери. Чуть позже мы снова столкнулись на бегу и выяснилось, что она сегодня свободна. Но вы же меня знаете: если хорошенькая девчушка свободна, то и я не занят. Короче, в тот же вечер я повел ее в “Шинковку”, а позже, возвращаясь к нашему барану, то есть ко мне, поддался искушению поцеловать крошку, да получил грубый отпор.
Я нервно отбивал дробь пальцами, а она по-прежнему вбивала мне в башку, как надо устраивать сексуальные отношения. Пока женщина проповедует, мужчина, словно скрученный смирительной рубашкой — а этим мужчиной в данном случае оказался я, — заводит с собой такую беседу: “Мой дорогой, ты совершил ошибку, неправильно оценил внешность и теперь даром теряешь время. У тебя есть единственный выход: вежливенько, но со свистом избавиться от этой мимозы и бежать сломя голову к какой-нибудь славной девочке из доброго “золотого запаса”. Надо же утихомирить разбушевавшиеся гормоны”.
Вы ведь не забыли, дело у меня поставлено на широкую ногу. Когда папашу Мао спросили, почему он терпит Гонконг, язву капитализма, он пожал плечами и ответил: “Пф-ф, мне стоит лишь позвонить”. Вот и мне тоже, когда речь идет о любовных утехах. А может быть, просто звякнуть в колокольчик.
Наконец она выдохлась и замолчала. Я немедленно воспользовался паузой и спросил, куда ее проводить.
— На остров Сен-Луи, — ответила она.
Это немного смягчило мой гнев. Я люблю остров Сен-Луи, и поездка туда сулила немало приятных возможностей. Романтика старины, Людовик XIII, красота с легкой примесью грусти.
Ребекка жила на Орлеанской набережной, там, где Сена раздваивается, дабы отделить остров Сен-Луи от острова Сите. Ночью зрелище феерическое. Мне повезло, я нашел куда приткнуть мою колымагу и уже собрался распрощаться с красоткой, как вдруг она, немного поколебавшись, сказала:
— Поднимемся ко мне, выпьем по стаканчику.
Меня словно воткнули в розетку, я опять затрещал и забулькал. Что, собственно, происходит? Малышка передумала? Раскаяние замучило? Бывает. Такого сорта дамочек я перевидел немало. Легионы! Больше! Они жеманничают до последнего, укрываясь за каменными скрижалями морали и религии, но стоит потерять к ним интерес, как они тут же на попятную. Неужто и Ребекка принадлежала к этой армии ханжей? Для того чтобы раззадорить такую, нужно задеть ее тщеславие, проявить пренебрежение, притвориться равнодушным. Ребекка внесла ясность, добавив: