- Слушай, может, ее отвезти к Альбертику?
- Ты что, охренел? Альбертик порченый товар не принимает.
- Так он и не узнает ничего.
- Придурок! Он же их налево пускает.
- Что значит «налево»?
Зэф поглядел внимательно:
- А вот доживешь до семидесяти, поймешь. В смысле, значит, когда почечку нужно будет свежую пересадить или зубки подновить. У нас, браток, треть мира уже на имплантантах кукует.
- Ну да? - Костяй действительно удивился. - И что же власть? Неужели ничего не знает?
- Дубина! Она-то в первую очередь доноров и пользует. И Черчилль, и Брежнев, и Рузвельт - все, считай, на чужих запчастях жили. Да и наши олигархи такими штучками не брезгуют.
- Так нам ее что, мочить?
- А тебе жалко? - Зэф исторг глубокий вздох. - Лох ты, Костяй, лохом и останешься. Тут принцип важен. Знаешь такое слово? Это, брат, покруче понятий. Потому что не перед братвой, не перед кем-то, а перед самим собой. И если я себя уважаю, то я ни одной твари не позволю собой крутить. Усек? Вот и нишкни.
- Так, может, Альбертик ее подлечит? Мы ведь могли и не знать, что она больная.
- Хочешь, чтобы Джакоп тебе шею свернул? - Зэф снова глянул вприщур и многообещающе.
От его недоброго взгляда Костяй тотчас почувствовал себя неуютно.
- Да нет, я ничего. Только нам что же, с пустыми руками возвращаться?
- Зачем же с пустыми… - Зэф притормозил на перекрестке, свернув направо, качнул головой в сторону сияющего огнями здания. - Это у нас, кажется, «Ночной ковбой», верно?
- Он самый. А что?
- Вот здесь и отоваримся. Мы ведь с тобой давненько тут не бывали. Помнится, раньше молодняк сюда валом валил.
- Он и сейчас валит. Дискотека из крутых. Аттракционы, стриптиз, прочие заморочки.
- Видишь, как все славно!… - Зэф рассеянно циркнул слюной поверх опущенного стекла. - Короче, заедем, глотнем коньячку, оглядимся. Думаю, пару подходящих телочек найдем.
- Блондинок?
- Это уж как получится…
Костяй воодушевился. На пару с Зэфом такие дела обычно проворачивались быстро и красиво. Кроме того, новенькие - это всегда новенькие, - не шлюшки очередной «анфисы» и не уличные обкуренные соски. Иной раз среди телочек попадались такие, что впору было жениться. Забавно, но с Зэфом Костяй и сам превращался в гурмана. Кроме того, чем-то эти ночные забавы напоминали ему охоту, а охоту Костяй любил.
На всякий случай он все же поинтересовался:
- Ну а с ними-то как, тоже поиграемся?
- Что, уже не терпится? - Зэф хмыкнул. - Поиграемся, Костик, обязательно поиграемся. Девственниц нынче один хрен не сыщешь, а товар должен быть опробован. Джакоп с Альбертиком сами об этом не раз просили.
Тяжело покачиваясь, «форд» вырулил на стоянку, пристроился в самом темном углу. Хозяин машины протянул напарнику наручники.
- Прикуй пока эту ляльку. Чтобы не дергалась - ногами вверх. Думаю, долго ей ждать не придется.
Связанная девушка попыталась было воспротивиться, но Костяй ударил ей под дых, сильными руками уложил на пол, тонкую девичью щиколотку приковал к машинному поручню.
- Будешь дергаться, пожалеешь! - пообещал он. Произнести угрозу постарался по возможности внушительно, но все равно понял, что у Зэфа это получается не в пример внушительнее. Может, оттого, что Зэф не вкладывал в свою речь угрожающих интонаций. Он вообще в нее ничего не вкладывал. Говорил все равно как робот из американского триллера. Потому, верно, и получалось особенно страшно. - Ну что, потопали?
Они выбрались из «форда», похрустывая свежим снегом, неспешно направились к парадному входу заведения. Костяй немного волновался, Зэф был сама невозмутимость. Тем не менее оба знали, что с пустыми руками они отсюда не выйдут.
* * *
- Терпеть не могу громкой музыки.
- Да брось ты! Наоборот, весело. Ты, главное, внимательно присматривайся. Тут же кругом сплошное кино! - Миша Шебукин азартно покрутил головой, восхищенным взором проводил продефилировавшую мимо высокую девушку. Стройная фигурка, лаково сияющие чулочки, платьице из тех, что называют «в облипочку», и, разумеется, гулливеровские каблучки. - Ну? Как тебе это? Чем, скажешь, не Голливуд?
- Не знаю. - Стас в сомнении покачал головой. - Мне наши местные «голливуды» больше напоминает гарлем.
- Так вся наша жизнь гарлем, что ты хочешь! - Мишаня вывел приятеля на балкон, умиротворенно оперся на лакированные перильца. Внизу колыхалось море голов, ревела хип-хоповая музыка. Молодежь танцевала безыскусно и самозабвенно, дамочки более солидного возраста, как встарь, выплясывали вокруг сумочек, ищуще поглядывали вокруг. Откликаясь на бухающий ударник, ягодицы и грудки танцующих выделывали свои незамысловатые па, руки, украшенные браслетами, фенечками и новомодной татуировкой, то и дело взмывали вверх. Певцам из колонок в голос подпевали.
- Видишь того задастого пузана? - Мишаня указал пальцем вниз. - Пахан местной братвы. Из мелконьких, ясное дело, но чувствует себя полным хозяином. То есть он и впрямь полный, только не хозяин, а брюхан. Я на него без смеха глядеть не могу.
- Чем он тебя так смешит?
- Так ведь даже пузо нормальное не отрастил, а туда же! Сбоку присмотришься - точь-в-точь беременная кухарка. Или вон та старушонка бритоголовая. Думаешь, сколько ей лет?
- Ну… Лет под сорок, наверное.
- А шестьдесят два не хочешь? Кроме того, в тылу - четверо детей и восемь внуков.
- Ты серьезно?
- А то как же! Я же говорю - кино! Видал, как выплясывает! На ногах лосины, на поясе пейджер - блеск!
Стас искоса взглянул на Шебукина. Конопатое личико напарника светилось совершенно детской радостью. Он ничуть не шутил, ему действительно здесь нравилось.
В «Кандагаре» Михаил появился сравнительно недавно, однако в коллектив влился без особых хлопот, в сыскное дело вошел плотно и легко, как болт, угадавший под родную резьбу. Возможно, последнему обстоятельству в немалой степени способствовали годы, отданные Мишаней родной милиции. В составе бригад ОМОНа Шебукин неоднократно ездил в Чечню и Дагестан, а позже, поступая на работу в охранное агентство, без особого стеснения признался, что в последнюю из командировок ехать наотрез отказался. Во-первых, предчувствия возникали недобрые - с этаким мертвецким запашком, а во-вторых, успел усомниться в пользе подобных выездов, в которых, седея и стервенея, ребята начинали ненавидеть собственных политиков больше, чем боевиков. Была, впрочем, и третья причина - вполне прозаическая и понятная: Мишаня попросту психанул, когда начальство по собственному почину решило удлинить срок командировок до полугода. Взял да наорал на тех, на кого орать было не по чину. Ему ответили, а он хлопнул заявлением о стол. Кстати сказать, вместе с Мишаней рапорты об увольнении подала чуть ли не половина всего состава.
- Хрена лысого мы там делаем? - любил возмущаться Мишаня. - Это ведь даже не феодальный, а рабовладельческий строй. Мы с ними все равно как в параллельных мирах. Скажем, голову отрезать - для них обычное дело, держать в зиндане десяток другой пленников - вовсе замечательно. Мы тракторы с «КамАЗами» эксплуатируем, они - мускулы рабов. Как говорится, каждому свое. Или те же нефтяные заводики. Мы их там десятка три подорвали, а на фига? Им ведь жрать нечего, ни бензина, ни света - вот и гонят левое топливо. Запрети россиянам грибы с ягодами собирать, тоже за вилы возьмутся! А они чем хуже? - Мишаня заводил глаза к потолку. - Не-е, мужики, я на этот народец насмотрелся вот по это самое горлышко! И давно понял, что ломовой силе там делать нечего. Потому как это игра по их же правилам, а значит один хрен обломаемся. Короче, выбор невелик - либо косить всех под корень, либо сваливать оттуда и не учить волков гавкать по-собачьи…
Не все в агентстве разделяли точку зрения Мишани, и нередко в офисе закипали нешуточные дискуссии, однако консенсуса достигали без мордобоя, а особо неприятные темы запивали пивом или жидкостями более крепкого порядка. Самого же Мишаню, в полной мере опробовав в качестве водителя, в итоге записали в полноправные члены «Кандагара».