И очень хороши оказываются жены - от кузутика. На все мастерицы. Обед сготовит - ум отъешь! Кругом удачлива. От любой хвори вылечит. Муж у нее гладок, никто слаще него не спит. Этих жен вызнают по одной вещи - телом быстра, прытка, но выкатывает утюжистый зад. Эдакие катуны-елбани!
Вот и мать Арины тем отличалась. От Силушки-кузутика родила Арину, а от простого мужика родила героя колхозного труда, какой первым в мире применил глубокую безотвальную вспашку. У него пять сталинских премий да девять золотых звезд. Живет в Шадринске.
А Арине-то, тем не мене, получше фарт. Как-никак родная Силушке-кузутику дочь. Силушка поставил ей дом в седловине промеж Егливых шиханов. Богатый, в два яруса дом. Внизу подклети, двое сеней - холодные да теплые; и задняя изба, под одной крышей с нею - варок. Наверху - вторая кухня, беленая, да обеденная горница и повалуша. Сусеки от белой муки ломятся. В кошаре баранов не считано. Маслобойня и гусиный хлев.
К Арине приставил Силушка ее троюродную тетку Гликерью. Ладная бабенка, ловкая, а вишь ты - мордаха в бороде. Через то избегали ее мужики. Оно, конечно, не все. Любители-то завсегда есть. Но их мало ей. Уж больно охоча - усладница!
Но Аринушка росла совсем другого характера. Уж и груди встали, зад вскрутел. Ножки-плясуны на крепкий обним ухватисты. Искупалась в Уе-реке, прыг голая на киргизского жеребца. Обхватит ногами его бока - понеслась! Жеребец злющий - за колено ее укусить... Ан нет! Увернется. Да пятками по брюху его лупит. Сколь сильна-то! Эдака могучесть в пятках.
Ну, все так - а мужского пола не подпускала. Уж Гликерья-то подбивала ее! Вела завлекательные разговоры и в заревую растомлену пору, и в задумчив зной, и на ночь. Арина слушает - а нету заказа! Гликерья ей кажет - гляди-кось, как жеребцы ломят кобыл. Арина губешки раскатает: "А! А! Атя-тя-тя... Пусик-пихусик!" Следит, кулаки в бока упрет. Однако от себя гонит самых красивых парней, иного приставучего веревкой отхлещет.
Уж не из Питера ли выписывать ухажера?.. А там в аккурат объявляется советская власть. Новые ухажеры зарысили по нашим местам. Наискось груди - пулеметная лента, на боку маузер.
Направляет ЧК троих к Арине. Дом и хозяйство - на реквизицию, обеих баб под арест. И только чекисты заехали в Надсыхинское чернолесье - разнуздали коней, нашли поудобней сук и повесились на нем. Народ там-сям грибы собирал. Глядят: нате! Висят рядком. И никакого пояснения.
Посылает ЧК еще троих, да с комиссаром Янгдаевым - четвертым. Надсыхинское чернолесье миновали благополучно. Съезжают в Кункин распадок. И здесь слезают с коней, жмут друг дружке руки, коней стреножат. Молчком. Пастухи через распадок гнали овец - так видали своими глазами.
Глядят: свернули чекисты цыгарки. Покурили. Разувают с правой ноги сапог, сымают с плеча винтовку. Уселись наземь в две пары. Каждый упирает свою винтовку в сердце другому. Сидят молчком напротив друг дружки, винтовки взаимно уперты в грудь. И каждый тянет босую правую ногу к винтовке другого. Кладет большой палец на собачку. Ну, как бы ты упер ружье мне в грудь, а на собачке твоего ружья - мой палец ножной. А у моего ружья на собачке - твой ножной палец.
Как жагнули враз! Подкинуло их - и валком набок. У троих выпали цыгарки, а у комиссара Янгдаева крепко зажата в уголке во рту. Дымит. Улыбка на лице. Герой-человек! А одно яйцо потеряно от ранения шрапнелью. Как под Челябинском шел на прорыв генерал Каппель, там Янгдаева и ранило, и контузило...
Ну, ЧК принимает боле серьезные меры. Выделяет на Арину еще пять верховых да военного прокурора. Прошли крупной рысью Кункин распадок. Кони в мыле. До седловины промеж Егливых шиханов, до именья Арины - еще два часа ходу. И вдруг повертывают на сторону и летят наметом к Зарачьим ветрякам. Дале-то все мельники видали своими глазами...
Попрыгали чекисты с коней, вложили коням в рот наганы. Бац-бац! Рухнули кони. "Чего ж, товарищи, - прокурор говорит. - Видать, требует этого революция!" - "Да как иначе, товарищ прокурор? Чай, революцию по всему видать..." Взошли на ветряк, каждый держит фуражку в руке. Прянули вниз головой. Там под ветряком проглядывает из земли камень, в виде верблюжьей туши. Об тот камень расколотили лбы.
Всем тем чекистам дали посмертно по ордену Красное Знамя. Со временем дали звание Герой Советского Союза. В том числе, комиссару Янгдаеву. Несмотря что у него было одно яйцо. Яйца орденам не помеха. В честь чекистов горел в Прелых Выселках вечный огонь доколь не стали укрупнять совхоз "Рассвет" и не отрезали у Выселок газ.
А в те-то времена, как грянулись с ветряка, приезжает к нам сам Василий Блюхер. Ему и доложи. Направляет он к Арине вестового с пакетом. "Зачем вы с вашим папашей не допускаете до себя советскую власть? Она очищает от распутства..." Арина ему записку в ответ: "Коли вы советская власть, то желаем через вас очиститься".
Блюхер велит седлать серого в яблоках текинского коня. Поехал один. Глядит, над Уем-рекой до чего ладный дом стоит. В два яруса, крыт смоленым тесом. Наверху из окна девка-красавица выставилась. Толстая коса темная уложена высоким теремом.
Сдал текинца работникам, во вторых сенях снял с себя кобуру с наганом, снял шашку. Идет наверх безоружный. Арина замечает: ишь, какой серьезный человек. Волос с головы начисто сбрит, усики закручены. Не парень молоденький, а на ногу легок. Хромовые сапоги. Аккуратно фуражку держит в руке: где, мол, ее пристроить?
Арина: "Сейчас тетенька Гликерья примет у вас". Арина в сарафане белого полотна, с выбойкой золотых подсолнушков. Усаживает гостя за стол в обеденной горнице. "Желательно вам отведать наливочки, дорогой гостенек?" - "Да мне бы подходяще водочки, разлюбезная хозяюшка". А Гликерья ставит на стол графинчики, плоские фляжки и пузатеньки.
"Наливочка у нас на гречишном меду, милый гость!" - "Да я уж водочку приметил, ласкова хозяюшка". - "А медок у нас молодой текучее золото пузыристое..."
Блюхер посмеивается, усики подкручивает. Выпил рюмку водки Арина ему тарелочку с груздями. Он себе стопку анисовой - заел сельдяной молокой. Губами причмокивает, глазами девушку ест. Как у нее под сарафаном, тонким полотном, темные востропробочки выперлись. Страсть! Блюхер стопку перцовой принял с полукряком, закусывает куриной ножкой в студне.