К тому же в свидетельских показаниях слишком много расхождений. Словом, все кошке под хвост. Как обычно.
Может быть, еще поработать с тем свидетелем, который потолковее? Да нет, не стоит. Всем им явно не терпится поскорее отправиться домой.
По чести говоря, больше всех не терпелось уехать домой ему самому.
Да только на это теперь нечего надеяться.
Гюнвальд Ларссон отпустил свидетелей, надел куртку и вернулся к банку.
Останки доблестного учителя гимнастики уже увезли, но из патрульной машины вышел молодой полицейский и доложил, что старший следователь Рённ ждет старшего следователя Ларссона у себя в кабинете. Гюнвальд Ларссон вздохнул и пошел к своей машине.
И в этом не было ничего нового, вот уже пятнадцать месяцев он каждое утро, проснувшись, недоуменно спрашивал себя:
«Как же я жив остался?»
И второй вопрос:
«Почему так вышло?»
Перед тем как проснуться, он видел сон. Этому сну тоже год и три месяца.
Только частности меняются, суть все та же.
Он скачет на коне. Мчится галопом, пригнувшись к холке, и холодный ветер треплет ему волосы.
Потом бежит по вокзальному перрону. Впереди – человек с пистолетом в руке. Он знает этого человека, знает, что сейчас будет. Это Чарлз Гито, у него спортивный пистолет марки «хаммерли интернешнл».
Он просыпается. Сначала все черно, мозг опаляет волна жгучего пламени, затем он открывает глаза.
Мартин Бек лежал дома на кровати и смотрел в потолок. В комнате было светло.
Он размышлял о своем сне. Дурацкий сон, а эта версия – особенно. И слишком много несуразицы. Взять, например, оружие: при чем тут спортивный пистолет, когда должен быть револьвер, на худой конец – «деррингер». И почему Гарфилд оказался смертельно раненным, ведь Мартин Бек принял пулю на себя?
Он не знал, как выглядел убийца на самом деле. Может, и видел когда‑нибудь портрет, но память никаких примет не сохранила. В его снах Гито чаще всего был голубоглазый блондин с гладкой прической и светлыми усиками, но сегодня он больше всего напоминал какого‑то известного киноактера.
Ну конечно – Джон Каррадин в роли игрока из «Дилижанса». Одним словом, сплошная романтика.
Впрочем, пуля в груди – отнюдь не романтика. Он знал это по собственному опыту. Если пуля, пройдя правое легкое, застрянет рядом с позвоночником, она временами вызывает острую боль и вообще основательно докучает человеку.
Вполне реалистичными были и другие детали его сна. Например, спортивный пистолет. На самом деле его держал в руке бывший полицейский, голубоглазый блондин с гладкой прической и светлыми усиками. Они встретились на крыше дома под холодным весенним небом. Весь обмен мнениями свелся к пистолетному выстрелу.
Вечером того же дня он очнулся в комнате с белыми стенами, точнее, в отделении грудной хирургии Каролинской больницы. И хотя ему сказали, что рана не смертельная, он с удивлением спрашивал себя, как это вышло, что он остался жив.
Потом ему сказали, что рана уже не угрожает жизни, однако пуля неудачно расположена. Он оценил тонкость намека, заключенного в словечке «уже», но ему от этого не стало легче. Хирурги не одну неделю штудировали рентгеновские снимки, прежде чем извлекли из его груди чужеродное тело. После этого ему объявили, что теперь опасность окончательно миновала. Он совершенно оправится при условии, что будет вести спокойный, размеренный образ жизни.