Лана наблюдает, как официант мастерски извлекает пробку. Он открывает бутылку с тихим шипением. Другой официант в черной жилетке быстро предлагает специальное обслуживание на этот вечер и спрашивает их, не готовы ли они заказать.
Руперт смотрит на нее.
— Говядина на кости здесь очень хороша.
— Я думаю, я просто закажу все, что и ты.
— Я реально предпочитаю стейк Тар-Тар.
— Тогда я буду то же самое.
Он смотрит на официанта.
— Дюжину устриц для начала, стейк Тар-Тар и гарнир из овощей и картофельного пюре.
— На самом деле, я не очень голодна. Мне не нужно устриц, — быстро говорит она.
Когда официант уходит, он поднимает бокал.
— За нас.
— За нас, — повторяет она тихо. Шампанское не лезет в горло.
Она делает маленький глоток и не чувствует вкуса. Она ставит бокал на стол и смотрит на свои руки.
— У тебя очень красивая кожа. Это было первое, что я заметил. И это... отличительная черта легко достается тебе?
— Да, — признается она с опаской.
— Я знал, — с гордостью сообщает он, потянув носом. — Я знаток кожи. Я люблю пробовать ее на вкус и на ощупь. Я даже могу представить твой вкус. Вина. — Его глаза наблюдают за ней поверх ободка его бокала. Она делает все возможное, чтобы не замечать перхоть, которая обильно покрывает плечи его костюма в тонкую полоску, но при последнем замечании, он вскидывает голову, и шквал белых пылинок летит с его головы и приземляется на девственно чистую скатерть. Ее глаза беспомощно следят за их движением. Она поднимает взгляд и встречается с его отвлеченным взглядом.
— Что я получу за свои деньги?
Лана моргает. Это все неправильно. Она не должна быть здесь. В этом платье и туфлях, сидя перед этой пошлой, дающей деньги, мразью, спрятавшегося за ручной работы рубашкой с золотыми запонками и богатого, принадлежащего к высшему классу. Этот мужчина деградирует и оскорбляет ее, хотя бы просто своим взглядом. Она страстно желает очутиться где-нибудь еще. Но она здесь. Все ее кредитные карточки подчищены до гроша. Два банка бестактно отказали ей.
И ей больше ничего не остается, как быть здесь, в этом платье и этих распутных туфлях... ее желудок скручивается в узел, но она улыбается, надеясь, что это соблазнит его.
— Что бы вы хотели за ваши деньги?
— Забудь, что я хочу на данный момент. Что ты продаешь? — его глаза вдруг стали жесткими.
— Себя, я думаю.
Он фыркает с безжалостным смехом.
— Ты необыкновенно красивая девушка, но, честно говоря, я могу получить за твою цену пять супермоделей первого класса. Что заставляет тебя думать, что ты стоишь таких денег?
— Я — девственница.
Он перестает смеяться. Подозрительным взглядом светятся его бледно-голубые глаза.
— Сколько тебе лет?
— Двадцать, — Ну, ей будет через два месяца.
Он хмурится.
— И ты утверждаешь, что все еще девственница?
— Да.
— Сохраняла себя для кого-то особенного, не так ли? — его тон раздражает.
— А это имеет значение? — ее ногти впиваются в кожу, когда она сжимает кулак.
Его глаза поблескивают.
— Нет, я полагаю, нет, — он замолкает. — Как я узнаю, что ты не обманываешь?
Лана сглатывает. Вкус ее унижения — горький.
— Я могу пройти какие-нибудь медицинские тесты, если вы потребуете их от меня.
Он смеется.
— Нет необходимости. Нет нужды, — отказывается он. — Кровь на простыни будет достаточно для меня.
Когда он произносит эти слова, кровь стынет в жилах у Ланы.
— Все отверстия на продажу?
Ох! жестокий мужчина. Что-то умирает внутри ее, но она вспоминает образ своей матери, и отвечает четко и уверенно:
— Да.
— Итак, все, что осталось, это пересмотреть цену?
Лана пытается остановить себя, чтобы не испытывать отвращения к нему. Сейчас она понимает, что ее долг выбрать два из девяти основ поведения ее матери, предупреждающей ее всегда учитывать и брать во внимание, стоящий результат, даже если тебе придется его получить, сделав что-то презираемое другими. Она рассчитывает на щедрость жмота, и она внутренне сказала сама себе, что ей нужен этот противник.
— Цена не подлежит обсуждению.
Его взгляд многозначительно скользит к ее бокалу шампанского.
— Мы сходим на эту вечеринку сначала, а позже обсудим сделку, когда ты будешь в более хорошем настроении?
Лана понимает, что он попробует снизить цену, если она будет пьяна.
— Цена останется прежней, — твердо говорит она. — И нужно будет сначала заплатить.
Он заискивающе улыбается.
— Я уверен, что мы придем к какому-то соглашению, и оба будем счастливы.
Лана хмурится. Она была наивной. Ее план поверхностный и не имеет возможности для смены неприятного клиента или снижения цены. Она слышала слухи, ходившие в ее офисе, в котором работала в качестве временного секретаря, что ее босс был одним из тех мужчин, который готов заплатить в легкую десять тысяч фунтов за свои удовольствия и делал это довольно таки часто, но она никогда не думала, что он унизиться до торгов.
В то время пока Руперт набивает себя сыром и печеньем, она извиняется и отправляется в дамскую комнату. Там находится единственная женщина, стоявшая перед зеркалом. Она мельком смотрит на Лану со смесью зависти и отвращения. Лана ждет, пока та не уйдет, и звонит маме.
— Привет, Мам.
— Где ты, Лана?
— Я все еще в ресторане.
— Когда ты приедешь домой?
— Я буду поздно. Я приглашена на вечеринку.
— Вечеринку, — повторяет мать с тревогой. — Куда?
— Я не знаю адреса. Где-то в Лондоне.
— Как же ты попадешь домой? — нотки паники послышались в голосе ее матери.
Лана вздыхает. Она почти никогда не оставляла свою мать в одиночестве в ночное время; следовательно, сейчас у мамы нервы связываются в узел. — Я приеду, мама. Просто не ждите меня, хорошо?
— Все в порядке. Будь осторожна, ты знаешь об этом?
— Ничего не случится со мной.
— Да, да, — ответила мать, но голос ее звучит отвлеченно и несчастно.
— Как ты себя чувствуешь, мама?
— Хорошо.
— Спокойной ночи, тогда. Увидимся утром.
— Лана?
— Да.
— Я очень люблю тебя.
— Я тоже, мама. Я тоже.
Она с легким щелчком закрывает свой телефон. Она больше не чувствует себя дешевой или непристойной. Она чувствует себя сильной и уверенной. Нет ничего такого, что Руперт может сделать, чтобы она почувствовала себя деградирующей. У нее будут эти деньги, невзирая ни на что. Она едва ела, просто наблюдая, как Руперт издавал булькающие звуки, поглощая устрицы, от этого, она ощущает себя совсем больной, и откуда ей было знать, что стейк Тар-Тар был из сырого мяса. Она подкрашивает губы и выходит, чтобы встретиться с Рупертом.
3.
— Итак, мы идем? — спрашивает Руперт, и прежде чем Лана соглашается, настойчиво нажимает пальцем на звонок. Они покинули ресторан, оказавшись на улице, Руперт поймал черный кэб.
Стоит такой теплый вечер, что Лана несет свое пальто в руках. Руперт дает адрес водителю, и они набирают скорость. Платье Ланы задирается до бедер, и когда она пытается его поправить, он останавливает своей мясистой, белой рукой, положив на ее руки, и твердым голосом приказывает:
— Оставь.
Смутившись, Лана смотрит в зеркало заднего вида. Водитель такси наблюдает за ними. Молча, она кладет свое пальто на колени, чтобы как-то загородиться, и отворачивает свое лицо от Руперта, который смущает ее своим пристальным взглядом. Черт бы его, побрал. Она ничего не видит вокруг, но вдруг чувствует, как его рука скользит под ее пальто вверх по бедру.
Прикусив губу, она пытается игнорировать его руку, но та продолжает скользить по ее бедру. Когда он почти подкрадывается к ее промежности, она ловит его за руку. Она поворачивается к нему и смотрит ему в глаза.
— Мы не договорились еще.
— Верно, — говорит он, и убирает свою руку, но улыбка на его лице таит в себе насмешку и самоуверенность. Он знает, что она нуждается в деньгах.