– Италия… – задумчиво протянул Гай, словно пробуя название далекой страны на вкус. – Расскажи, на что она похожа?
– На праздник, – без раздумий ответил Мак-Лауд. – Затянувшийся праздник, который никогда не кончается. Все уже забыли, что празднуют, но не могут остановиться. Еще там все резкое и яркое – и люди, и еда, и цвета, даже запахи. Достаточно на день задержаться в любом городе, чтобы голова пошла кругом. Я не успел даже ничего сообразить, едва выучился связывать между собой пару слов по-тамошнему, как очутился в войске Фридриха-Германца, того, которого кличут Барбароссой – «Рыжебородым», – он что-то не поделил с итальянцами, то ли земли, то ли налоги с городов. Но Рыжий требовал от своих подчиненных такого порядка, что я очень быстро сбежал и ушел к его врагам. Мы устроили отличную битву, Фридриху изрядно досталось, но итальянцы, как назло, перессорились между собой, а заодно повздорили со своим папой…
Гай внимал, чуть склонив голову набок и приоткрыв рот. Его заворожили не столько хитросплетения малопонятной истории войн на Италийском полуострове, сколько манера Дугала рассказывать, перескакивая с одного на другое, повинуясь известным только ему соображениям и совершенно не обращая внимания на слушателей.
– …Я вдруг решил, что цель всей моей жизни – вступить в папскую армию. Наверное, заразился местным безумием. Итальянцам хорошо – они рождаются с головой набекрень, а я-то ничего не понимал, только разевал рот, глазел по сторонам и, наверное, выглядел как последний дурак. В общем, послужив в папском войске, которое почему-то состояло сплошь из иноземцев, а воевало с сицилийцами, оказавшимися самыми настоящими норманнами, я сказал: «Хватит! Еще немного, дружище, и ты окончательно спятишь в этой стране дешевого вина, сговорчивых девчонок и правителей, всегда готовых вцепиться в глотку друг другу. Италия прекрасна, но тебе лучше держаться от нее подальше».
– Что же случилось потом? – спросил Гисборн, стараясь не засмеяться.
– Ничего примечательного, – безмятежно отозвался Мак-Лауд. – Покидал в мешок имевшееся барахло, расплатился с долгами, сказал приятелям «Счастливо оставаться» и дал деру. Подумал, что настала пора глянуть, как обстоят дела на Острове. Человеку, как я не раз убеждался, хорошо только дома.
– Тогда почему ты не в своем, как его… – Гай тщетно попытался вспомнить не раз упоминавшееся Мак-Лаудом название его родного не то города, не то просто поселения, затерянного где-то на севере в шотландских горах.
– Не в Глен-Финнан? – Дугал презрительно хмыкнул – Что мне там делать? Ковыряться в земле или развлекать соседей всяческими россказнями? Кроме того, мне не стоит лишний раз показываться в наших краях. Короли умирают, но у их слуг память до-олгая…
– При чем здесь короли? – Гисборн уже ничему не удивлялся.
Мак-Лауд внезапно замолчал, а потом неохотно буркнул, словно торопясь поскорее отделаться от неприятных воспоминаний:
– Лет десять назад я случайно прикончил одного типа… Сейта, англичанина. Командира отряда, стоявшего в Глен-Финнан. По нашим, шотландским законам, правда была на моей стороне, а вот по уложениям Старого Гарри кое-кому предстояло на завтрашний день сплясать в воздухе. И происхождение не спасало. Для королевских псов что шотландское дворянство, что наши же вилланы – все едино. Я, конечно, в ту же ночь удрал из-под стражи, но мой папаша мудро решил не рисковать и не ссориться с англичанами, укрывая нашкодившего сынка. Он указал мне на дверь. Тогда-то я жутко разозлился, но теперь понимаю, почему он так поступил. Мне, младшему в роду, все равно ничего не полагалось – ни земли, ни денег.