Бабки вернул через две недели. Очень ответственный мальчик.
И будто бы ничего не произошло. Разве что он просил прощения, рассказывал о том, что сожалеет, типо фигня вышла и прочее бла бла бла.
Я не верил ни одному его слову. Разве Пашка способен сожалеть? Иногда у меня возникало идиотское желание взять его за плечи и потрясти как следует, глядя в эти жизнерадостные зашторенные глаза с огромными зрачками. Есть ли у тебя душа Пашка? Бывает ли ей больно? Почему так легко и беззастенчиво ты порхаешь по жизни, не останавливаясь ни на миг. Без привязанностей, без сожалений. Правильный пацан. Пустой никого не желающий подпускать к себе болванчик, которому всё до одного места. Если бы это действительно было так, думаю, я бы не привязался к нему так сильно.
Пашка всегда подаёт нищим в метро. По возможности. И даже порой когда у него у самого за душой не бывает ни копейки, что в общем то не редкость при его образе жизни. На мой вопрос: Понимает ли он, что многие из этих нищих зарабатывают столько что ему и не снилось? Пашка ответил просто. Это их личное дело. А на мой невысказанный монолог по этому поводу, ответил весьма своеобразно.
Понимаешь, среди десяти этих попрошаек вполне может найтись один которому моя десятка, возможно была жизненно необходима, а мы лукавим со своей душой, заставляя её молчать потому что мы знаем, что это правильно и убеждаем себя что этот бомж зарабатывает больше чем мы. Но вот если у меня вот что то здесь - он коснулся своей груди - говорит что так надо. Значит проще сделать, чем потом идти и в течение минуты, пока я об этом помню, придумывать для себя логический аргумент, почему я не подал.
А вообще я думаю, всех людей проверяет бог. Это как бы моё дело. Между мной и богом.
Самое смешное заключалось в том, что этот пиздабол абсолютно не верил в бога. Мне бы хотелось понять, мотивы его поступков. Но понять, что там творится в этой голове, было безнадёжным делом. Пашка не рисовался для кого - то. Он просто делал или не делал. Просто жил. И ему не приходило в голову задаться философскими вопросами собственного существования и бытия.
Его никогда не волновало, что будет завтра, потому что он жил мгновением сейчас. И развлекался на полную катушку, беря от жизни всё что можно. Словно жил последнюю неделю на земле.
Когда он ушёл, мне стало паршиво. Жизнь и без того блёклая с уходом Пашки, разом потеряла все краски существования.
Для чего я жил? Я не знаю. Прожигая бессмысленность своих дней, я приходил домой для того, что бы поесть, поспать, уйти на работу и снова вернутся домой. Изредка разбадяживая эту скучную и серую обыденность дней, случайными и календарными праздниками.
Но суть в том, что ничего не менялось. И лишь с приходом Пашки жизнь начала напоминать разноцветную насыщенную событиями карусель. Ни одно из этих событий, как мне тогда казалось на тот момент, ничего не дало мне и ничего не внесло в мою жизнь, кроме душевной пустоты и не менее опустошённого кошелька впоследствии. Я думаю, что предел моему терпению наступил тогда, когда я просто устал от всего этого, и мне захотелось отдохнуть от суеты. Побыть в одиночестве и тишине, побыть наедине с самим собой. С приходом Пашки это удавалось очень редко.
- Слушай ну люди нормальные уже за стол садятся. Пошли в гости у меня тут есть одна девчонка неподалёку. – Пашка ныл и канючил как ребёнок. Но подозреваю, что в некотором роде он уважал и побаивался меня, как более старшего по возрасту и поэтому вместо того, что бы просто смылиться в неизвестном направлении, пытался взять меня на измор. Не знаю, что на меня нашло. Но в этот раз я был непреклонен.
- До часу сидим дома – сказал я твёрдо – А потом хоть трава не расти.
Над щенячьими, Пашкиными глазами можно было обрыдаться от жалости. К его несчастью я успел изучить его слишком хорошо.
Я впихнул ему лук, и заставил кромсать салат. А сам пошёл сервировать стол. Улыбнулся, отыскав спрятанные в серванте свечи в виде мышек. Пашка никогда не измениться. Расставил посуду. Это было удивительно странно и непривычно. Делать новый год для нас двоих. И в то же время так волнительно.
От мыслей меня отвлёк Пашкин вой. Влетел на кухню и начал ржать. Пашка ревел и матерился, усиленно растирая глаза руками, проклиная меня и всю эту затею и грозясь заставить меня сожрать весь лук который он тут перечистил. Я запихнул его в ванную и включил холодную воду. От хохота меня распирало так, что я не мог даже говорить. Кинул ему полотенце и ретировался на кухню. А то ведь и правда пришибёт ненароком придурок.
С салатами я управился за пять минут. С горячим тоже разобрался довольно быстро, поставив мясо на таймер. Пашка уже пришедший в себя, обиженно сопел, рядом на табуретке и пытался стянуть закуску. Я лупил его по пальцам, и угрожал припахать снова. Не купился на предложение «продегустировать салатик» и на провокационное, что «эта рыба выглядит подозрительно».
Пашка раздражённо шипел, но держался видимо проникнувшись торжественностью момента. Мы накрыли на стол. У обоих уже текли слюни и оба жутко хотели есть. Я меньше, так как в процессе готовки успел нахвататься кусков.
- Пошли курить - сказал Пашка и мы пошли курить. Сидели на кухне, вскрыв бутылку Шабли, попивая вино, словно два эстета. Я, в строгом элегантном костюме, который прикупил по поводу корпоративна. Пашка в молодёжном новье, безумно красивый, стройный, похожий на юного бога. Неудивительно, что девки по нему сходили с ума. Я бы и сам с удовольствием его полапал, до чего аппетитно он смотрелся в обтягивающих задницу джинсах. Было чуть странно и одновременно как - то здорово. Факт того, что мы решили сделать праздник праздником, не превращая его в обычную рутинную обыденность, решив сделать его не для кого - то, но исключительно для себя. Здорово. Часы показывали половину одиннадцатого. Я решил, что за стол сядем ровно в полночь, под бой часов, что бы не объедаться, тем более что скорее всего мы пойдём по девкам. Последний пункт программы я возлагал исключительно на Пашку, у которого вечно была куча каких - то телефонов и знакомых.
Пашка устроил протест и потребовал дать ему пожрать в счёт будущих подвигов, иначе он сваливает отсюда нах. Я сжалившись выделил ему кусок ветчины
Пашка едва не откусил мне палец. Схватил меня за запястье выхватывая мясо из моих рук, активно чавкая и пытаясь за компанию стянуть ещё чегой - нить с выставленной на стол тарелки. Я перехватил его оттаскивая, и лупя по пытающимся проскользнуть через меня пальцам. Пашка не уступил, шутливо борясь со мной, схватил колбасу и не удержавшись на ногах рухнул ко мне на колени стукнувшись лбом о мой подбородок. Я подхватил его и …Я даже не знаю, что случилось. Наверное, мы были пьяны.
Я смотрел на Пашку, а Пашка смотрел на меня, начиная жевать всё медленнее и медленнее…
Время словно остановилось.
Пашка выпрямился, не отпуская моей руки, почему - то оказавшейся на его бедре, не сводя с меня глаз.
Мне показалось что между нами вспыхнул и исчез весь воздух, превратившись в плотный вакуум. Потому что нас буквально бросило в объятия друг к другу, присосало.
Я зарылся пальцами в его волосы и притянул его к себе преодолевая, несопротивление затылка. Какое сопротивление, если его тело буквально впечаталось в меня заполнив каждую неровную впадинку моих костей, и я вцепился в него, разом забывая своё собственное желание сбежать куда подальше.
Мы не поцеловались. Мы впились друг в друга так жадно, словно воздух вокруг нас превратился в отраву, и единственно чистым спасением стало дыхание. Одно дыхание на двоих. Пашка что то невнятно проскулил и сжал мои плечи, врезаясь в них пальцами и ногтями.
А мои руки уже судорожно шарили по всего его телу, стремясь обогнать его нахальные ничего не стесняющиеся ладони.
Пашка!!!!
Я сжал его, останавливая наши движения и в следующую секунду Пашка отодрав меня от тубаретки, врезал спиной в стену, для того что бы с рычанием рвануть мой пиджак.. А через минуту уже я вжимал его лопатками в косяк, поглаживая каменную плоть, сквозь плотную ткань джинс и одновременно сдирая неудобный ремень.