— Ты еще не освободилась?
— Что ты! Я должна отнести невесте букет, который она будет бросать, и помочь с тортом. Потом волшебные пузырьки — мы надеемся, что не в доме. А через час начнем разбирать оформление Большого зала, паковать цветочные композиции и украшения.
Когда Джек начал разминать ей шею, ее голос зазвучал хрипловато и чуть сонливо.
— Мммм… Потом цветы и подарки надо погрузить в машины. А завтра вечерний прием, придется разбирать и Бальный зал.
Продолжая самоистязание, Джек пробежал ладонями по ее рукам и снова вернулся к плечам.
— Тогда расслабляйся, пока есть возможность.
— А ты должен веселиться наверху.
— Мне и здесь нравится.
— Мне тоже, то есть ты со своим вином и лестничным массажем плохо влияешь на меня. Я должна сменить Лорел. — Эмма потянулась назад, похлопала Джека по руке и встала. — Разрезание торта через тридцать минут.
Джек тоже встал.
— А какой торт?
Эмма обернулась и оказалась лицом к лицу с ним. Ее глаза, бездонные, бархатные глаза, были чуть сонливыми, как и ее голос.
— Лорел называет его «Парижская весна». Светло-сиреневый с белыми розами, лилиями, лентами из молочного шоколада и…
— Вообще-то меня больше интересует то, что внутри.
— О, генуэзский бисквит с безе и сливочным кремом. Смотри не пропусти.
— Кажется, он затмит крем-брюле, — пробормотал Джек, вдыхая ее аромат. Эмма пахла цветами, только Джек не мог определить какими. Загадочный и роскошный букет. И бездонные нежные глаза, и губы… Такие же изысканные на вкус, как торты Лорел?
К черту, к черту, к черту.
— Ладно, может, я перехожу границы, так что заранее прошу прощения.
Джек снова взял ее за плечи и притянул к себе. Темные, нежные, бездонные глаза изумленно распахнулись за мгновение до поцелуя. Эмма не отпрянула, не отделалась шуткой, а застонала почти так же, как когда он массировал ее шею, только чуть глуше. И обхватила его бедра, и чуть приоткрыла губы.
Как и аромат, ее вкус был загадочным и бесконечно женственным. Темным, жарким и чувственным. Когда ее руки скользнули вверх по его спине, он чуть крепче прижался губами к ее губам, слегка повернул голову, и она еле слышно застонала от удовольствия.
У Джека мелькнула мысль подхватить ее на руки, утащить в какое-нибудь укромное место и закончить то, что он так импульсивно начал… но тут запищала ее рация, и они оба вздрогнули. Эмма издала какой-то сдавленный звук и с трудом выдохнула:
— О, ну… — И, резко сорвав с пояса прибор, уставилась на экран. — Паркер. Хм. Мне пора. Я должна… идти, — пробормотала она, развернулась и бросилась вверх по лестнице.
Оставшись один, Джек опустился на ступеньки и двумя долгими глотками опустошил забытый бокал… и решил пропустить окончание приема и проветриться.
Какое счастье, что на посторонние мысли не оставалось ни сил, ни времени. Эмма помогла устранить последствия инцидента с шоколадными эклерами и маленьким мальчиком, ответственным за кольца, вручила невесте букет, переставила цветочные композиции на десертном столе, чтобы было удобнее раздавать гостям торт, затем начала снимать украшения в Большом зале. Она упаковала цветочные композиции и проследила за тем, чтобы их погрузили в машины именно тех гостей, которым они предназначались. Когда было покончено и с волшебными пузырьками, и с танцами, она занялась патио и верандами. И нигде не заметила ни следа Джека.
— Все в порядке? — окликнула Лорел, когда Эмма загружала невостребованные цветы в свой фургон.
— Что? Да, конечно. Отлично. Я просто устала.
— После сегодняшнего кошмара завтрашний прием покажется отдыхом. Ты не видела Джека?
— Что? — Эмма вздрогнула, как воришка при завывании тревожной сигнализации. — А зачем он тебе?
— У меня форс-мажор. Хотела подкупить его пирожными, но не успела. Похоже, он улизнул.
— Похоже. Я не обратила внимания.
«Лгунья, лгунья. Почему я лгу подруге? Плохой знак».
— Паркер и Мак выпроваживают задержавшихся гостей, — продолжала щебетать Лорел, — а потом проверят все помещения. Помочь тебе?
— Нет, здесь немного. — Эмма загрузила в фургон последнюю коробку и захлопнула задние дверцы. — Пока. До завтра.
Эмма доехала до своего дома, отнесла цветы и гирлянды в холодильник. Основная их часть пойдет в местную больницу, из оставшегося она сделает маленькие композиции для себя и друзей… Но как бы решительно ни приказывала она себе сохранять самообладание и ни о чем не думать, в голове вертелась одна-единственная мысль.
Джек меня поцеловал.
И что это значило?
Почему это должно было что-то значить?
Просто поцелуй. Случайный. Импульсивный. Ничего особенного.
Готовясь ко сну, Эмма честно пыталась убедить себя в этом. Но если от поцелуя искры сыплются из глаз, а для объективной оценки не хватает романтической шкалы, отмахнуться или забыть невозможно.
Это был особенный, необыкновенный поцелуй. И что теперь? Прискорбная ситуация, ведь прежде, когда дело касалось мужчин, поцелуев и искр, она точно знала, что делать.
Эмма забралась в постель. Конечно, уснуть не удастся, но можно полежать в темноте, найти какое-нибудь решение… от крайнего изнеможения она отключилась через несколько секунд.
5
Эмма кое-как пережила и воскресное торжество, и консультации понедельника, подкорректировала композиции для ближайших свадеб, уступая переменчивому настроению невест, и отменила два свидания с очень симпатичными парнями, встречаться с которыми потеряла всякое желание. Освободившиеся вечера не пропали даром: она провела инвентаризацию своих запасов, заказала ленты, булавки, контейнеры, флористическую пену и прочие необходимые аксессуары… не переставая задаваться вопросом, следует ли позвонить Джеку и шутливым замечанием развеять неловкость или сделать вид, что ничего не случилось. Ну, не было никакого поцелуя, и все тут.
Эмма металась между этими двумя вариантами и третьим — отправиться к Джеку домой и наброситься на него, но не пришла ни к какому решению, запуталась окончательно и разозлилась на себя, правда, все это не помешало ей вовремя явиться на еженедельное совещание в главный дом.
Когда Эмма ворвалась в кухню Лорел, подруга выставляла на поднос тарелку с печеньем и блюдо с сырами и мелкими фруктами.
— У меня закончилась диетическая кола, — заявила Эмма, распахивая дверцу холодильника. — У меня почти ничего не осталось, потому что я все время забываю, что мой аккумулятор скончался, как и стиль «диско».
— Ты позвонила в мастерскую?
— Вспомнила минут десять назад. Механик устроил мне допрос с пристрастием, и, когда я призналась — под давлением, — что за четыре года ни разу не ездила на техобслуживание, не сообразила, когда в последний раз — если вообще — меняла масло или проходила компьютерную диагностику и что там еще полагается, он сказал, что сам ее заберет. — Надувшись, Эмма сорвала крышку и стала пить прямо из банки. — Он вывернул все так, будто я держу несчастную машину в заложниках, а он — благородный освободитель. Он поставил меня в еще более дурацкое положение, чем Джек. Я хочу печенье.
— Не стесняйся.
Эмма схватила одно печенье.
— Теперь я должна обходиться без машины, пока придира Каванаф не соизволит ее вернуть. Если вообще соизволит, в чем я совершенно не уверена.
— Ты и так больше недели обходишься без машины.
— Да, но у меня оставались иллюзии, поскольку машина стояла перед домом. Наверное, придется воспользоваться фургоном. Я должна купить еды и переделать кучу накопившихся дел. Только страшновато: фургон ведь на год старше моей машины и вполне может взбунтоваться по ее примеру.
— Я сознаю все безумие моего предложения, — заметила Лорел, высыпая на поднос красивые мятные печенья, — но, может, когда тебе вернут машину, ты отправишь в мастерскую фургон?
Эмма задумчиво надкусила печенье.
— Ха-ха. Механик предложил то же самое. Вы должны меня пожалеть. Как насчет ужина и киномарафона?