Наконец его допустили к королю. Король Генрих с самой юности и до своих тридцати восьми лет был солдатом с крепким, мускулистым телом, отважным воином, презиравшим роскошь. Его собственное жилище едва обогревалось жаровней, он спал на соломенном матрасе, брошенном на холодную землю. Он и его советники кутались в толстые кавалерийские плащи.
Король встретил лорда Харкорта учтивой улыбкой, но его проницательные темные глаза смотрели недоверчиво, и вопросы, которые он задавал, были по большей части каверзными.
В девятнадцать лет он женился на Маргарите де Валуа и беспечно захлопнул ловушку, в которой погибли тысячи его людей. После ночи Святого Варфоломея он подозревал предательство всегда и во всем — даже тогда, когда ему предлагали дружбу. Избиение гугенотов произошло в том самом городе, население которого он теперь пытался привести к повиновению голодом.
Но верительные грамоты Гарета были безупречны. Его собственный отец присутствовал на злополучной свадьбе. Герцог д'Альбар, отец Мод, был одним из ближайших друзей Генриха и во время резни потерял жену и ребенка. Его погибшая жена была урожденной Харкорт. После строгого допроса графа Харкорта приняли как друга и пригласили поужинать с монархом и присутствовать при том, когда Генрих и де Руасси будут обсуждать предложение графа.
Вино было терпким, хлеб грубым, мясо жестким, но Генриха, похоже, это ни капли не огорчало. Король ел и пил с отменным аппетитом. Только его ястребиный нос слегка краснел по мере того, как пустели кожаные бутыли с вином. Наконец король отер свои тонкие губы и попросил показать ему портрет леди Мод. Король должен решить сам, достойна ли дама стать женой благородного де Руасси. Сказано это было с подчеркнутым добродушием, но Харкорт безошибочно распознал под этой небрежностью серьезность.
Гарет извлек миниатюру с изображением своей молодой кузины. Сходство с оригиналом было необыкновенным: на портрете Мод была изображена бледной синеглазой девушкой, эфирным созданием. Только на портрете не было видно, что она больна. Ее проникновенный лазурный взгляд, направленный на короля из инкрустированной жемчугом рамки, выдавал глубоко скрытый темперамент девушки. По мнению Гарета, ее неправдоподобно белая кожа бцла нездорового оттенка. Одним из ее величайших достоинств была длинная лебединая шея, красота которой на портрете подчеркивалась бирюзовой подвеской.
Генрих взглянул на миниатюру, и тотчас же его густые черные брови поползли вверх. Он бросил взгляд на Руасси — странный, напряженный.
— Милорд? — спросил встревоженный Руасси. — Что-нибудь не так?
Он вытягивал шею, чтобы увидеть лицо на портрете, который король все еще держал в руке.
— Нет-нет. Все в порядке, дама прелестна.
Генрих сказал это задумчиво: видно было, что его мысли где-то далеко. Он все смотрел на миниатюру, постукивая по ней огрубевшим пальцем.
— Как трагично, что она выросла без матери. Я так хорошо помню Елену. — Он бросил взгляд на Гарета: — Вы ведь были близки со своей кузиной?
Гарет кивнул. Елена была на несколько лет старше, но они всегда хорошо понимали друг друга, ее гибель была для него ударом.
Генрих закусил нижнюю губу, все еще не отрывая глаз от портрета Мод.
— Это был бы хороший союз.
— Да, милорд, — отозвался Руасси несколько нетерпеливо. — Д'Альбары и Руасси связаны многолетними узами. И Харкорты тоже.
Он послал графу Харкорту быструю улыбку.
— Да-да, для Руасси это прекрасная партия, — сказал Генрих, все еще погруженный в свои мысли. — Но и для короля такой союз был бы… вполне подходящим… А?..
Он оглядел своих сотрапезников, и от веселой улыбки лицо его помолодело. Теперь он казался много моложе своих лет.
— Мне нравится ваша кузина, милорд Харкорт. А мне очень нужна жена-протестантка.
В комнате повисло изумленное молчание. Потом Руасси сказал:
— Но у вас уже есть жена, сир.
Генрих невесело рассмеялся:
— Да, у меня есть жена-католичка. Маргарита и я — друзья. Мы решили так много лет назад. У нее свои возлюбленные, у меня свои. — Он повернулся к Гарету — глаза его сияли. — Я думаю, мне следует познакомиться с вашей подопечной, Харкорт. Если она окажется не хуже своего портрета, боюсь, Руасси придется поискать себе другую жену.
Сразу же посыпались возражения. Королю придется снять осаду Парижа, чтобы уехать в Англию. Но Генрих был решителен. Его генералы могли пока обойтись без него. Чтобы держать город в осаде, не требовалось особого военного таланта или хитрых тактических маневров, не надо было вести кровопролитные битвы. Он мог бы на некоторое время исчезнуть и приехать в Англию инкогнито, как простой французский дворянин, отправившийся с визитом ко двору королевы Епизаветы. Он мог бы воспользоваться гостеприимством графа Харкорта и познакомиться с прелестной леди Мод. И если бы убедился в том, что она хорошая пара, он бы посватался к ней сам.
Старинный браслет в форме змейки с изумрудным лебедем принадлежал матери Мод. Это была совершенно необыкновенная и единственная в своем роде вещь. Гарет не знал, как он попал в руки короля Генриха. Он мог только догадываться об этом: должно быть, Франсис д'Альбар когда-то отдал его королю, и Генрих счел теперь, что это вполне достойный дар, свидетельство его серьезных намерений в отношении дочери герцога д'Альбара.
Так браслет попал в руки Гарета и теперь покоился под его камзолом как знак предложения, которое повергнет Имоджин в восторг и ужас одновременно. И только Господь знал, как отнесется к этому Мод.
Гарет миновал обветшалые ворота и вошел в Дувр. Город был хорошо защищен замком на утесе и тремя фортами, построенными вдоль гавани еще отцом королевы Елизаветы — Генрихом Восьмым. Теперь за состоянием городских стен перестали следить. Они были хорошей мишенью для обстрела с моря, и потому не стоило брать на себя труд обновлять и укреплять их.
Гарет направился на Чейпел-стрит, к гостинице «Адам и Ева», где намеревался снять комнату на ночь. Он нырнул под низкую притолоку и вошел было в гостиницу, когда услышал крики и шум. Они доносились из-за угла Снаргеит-стрит. Гарет обернулся и краем глаза успел заметить маленькую фигурку в оранжевой юбке, промелькнувшую мимо. Беглянку преследовала толпа, улюлюкавшая ей вслед: «Держи воровку!»
Если бы Харкорт не прижался к двери, толпа сбила бы его с ног.
Раньше он не обратил бы на эту сцену никакого внимания. Он знал, как толпа вершит «правосудие», но это его ни капли не трогало. Скорее всего девушка и вправду была воровкой. Они все воруют.
Гарет снова взялся за дверную ручку, но заколебался. А что, если девушка невиновна? Если ее поймают, ей не избежать суровой расправы. Хотя, может, она виновна? Вдруг Гарет почувствовал, что ему все равно, виновна она или нет. Он не может оставить ее в беде. И потому Гарет повернулся и бросился за орущей толпой.
Глава 2
Миранда с верещащим Чипом на руках нырнула в узкий просвет между домами. Судя по зловонию, это место использовалось как выгребная яма. Миранда зажала нос.
Перепуганный Чип прижался к ней, его тощие маленькие лапки обвивали ее шею. Он весь дрожал от страха. Она гладила его по голове, не в силах даже злиться на него за его страсть к мелким блестящим предметам. Он вовсе не собирался красть гребень у этой женщины, но разве сейчас это кому-нибудь объяснишь?
Чип, очарованный серебристой игрой солнечных бликов на гребне, прыгнул на плечо женщины, и та, конечно, завизжала. Чип успокаивающе погладил ее по голове и ухватился за гребень. Он только хотел рассмотреть его получше, но разве объяснишь это впавшей в истерику жене горожанина? Она, наверное, решила, что он покушается не только на гребень, но и на ее жизнь.
Миранда рванулась, чтобы схватить обезьянку, и все, конечно, решили, что это она подослала зверька. Миранда отлично знала, что последует за этим, и потому решила — в данном случае благоразумие лучше, чем бессмысленное геройство, и бросилась наутек. За ней помчалась разъяренная толпа.