— Ты спрашивал, кто защищает эту девушку? Я. Вызов брошен. Я заклинаю его своей кровью. Здесь у тебя нет никакой власти.
Глаза священника налились ненавистью, и он зло выговорил:
— Твое заклинание крови может дать тебе власть здесь, но не там, куда мы направляемся. Там ты будешь всего лишь чернокожим, противостоящим белому. Я выиграю… выиграю… выиграю… — он продолжал бормотать это, покидая грузовой отсек, по-прежнему держась за грудь.
Как только он ушел, Мартин притянул Ленобию к себе и держал ее все время, пока она дрожала. Он гладил ее по волосам, шепча разную бессмыслицу, успокаивая. Едва страх достаточно ослабел, Ленобия оторвала от своей рубашки полосу, чтобы перевязать его руку. Перевязывая ее, девушка молчала. Только когда с перевязкой было покончено, она обхватила его раненную руку ладонями и посмотрела в глаза:
— То, что ты сделал, это правда? Это действительно сработает?
— О да, дорогая, — ответил он. — Сработает достаточно, чтобы держать его подальше от тебя на этом судне. Но этот человек — зло. Ты знаешь, что это он вызвал огонь, убивший монахиню?
— Да, знаю, — кивнула Ленобия.
— Его бакас силен, чистейшее зло. Я связал его десятикратной болью, но придет время, когда он решит, что быть с тобой этого стоит. И он прав. Туда, куда мы плывем, власть у него, не у меня.
— Но ты его остановил!
— Я могу бороться с ним магией моей матери, — кивнул Мартин. — Но я не могу бороться против законов, принятых белыми, которыми он воспользуется против меня.
— Тогда ты должен будешь уехать из Нового Орлеана! Туда, где он не сможет добраться до тебя!
— Да, дорогая, — улыбнулся Мартин. — С тобой.
— Со мной? — уставилась на него Ленобия, из-за беспокойства с первого раза не понявшая смысл сказанного. Но едва к ней пришло понимание, девушка словно почувствовала внутри себя восход солнца. — Со мной! Мы будем вместе.
Мартин снова притянул ее в свое объятье.
— То, что сделало заклинание таким сильным… Это моя любовь к тебе. Она заполняет мою кровь и заставляет сердце биться. Теперь у тебя есть моя клятва. Я буду всегда любить тебя, только тебя, Ленобия.
Ленобия спрятала лицо на его груди, но на этот раз, причиной ее слез было счастье.
Глава 7
Вечером 21 марта 1788 года, когда солнце оранжевым шаром опускалось в воду, «Минерва» вошла в порт Нового Орлеана.
Еще в этот вечер Ленобия начала кашлять.
Она почувствовала себя плохо сразу после того, как вернулась в свою каюту. Сначала она подумала, что это из-за того, что она ненавидела расставаться с Мартином, и что в комнате, казавшейся убежищем, когда там находилась сестра Мария Магдалина, она теперь чувствовала себя узницей. Ленобия не смогла заставить себя съесть свой завтрак. К тому моменту, когда над кораблем разнесся взволнованный крик:
— Земля! Вижу землю! — а девушки начали робко покидать свои каюты, собираясь на палубе и глядя на вырастающую перед ними сушу, на Ленобию напал приступ кашля, и чтобы его приглушить, ей пришлось уткнуться в рукав.
— Мадемуазели, я бы вряд ли позволил вам сойти на берег в темноте, но из-за недавней трагедией с сестрой Марией Магдалиной я думаю, что лучше всего для вас будет оказаться в монастыре урсулинок как можно скорее, — сообщил Командор девушкам на палубе. — Я знаком с Матерью-настоятельницей. Я немедленно отправлюсь к ней, расскажу о гибели Сестры и предупрежу, что вы прибудете вечером. Пожалуйста, возьмите с собой только маленькие сундучки. Я позабочусь, чтобы остальные ваши вещи доставили в монастырь, — он поклонился и направился к краю палубы, с которого спускали шлюпки.
Ленобии в ее лихорадочном состоянии показалось, что она снова слышит голос матери, советующей ей не произносить это слово, звучащее так похоже на «гроб».Ленобия медленно спускалась с палубы с остальными девушками, с жутким ощущением, как будто голос из прошлого был предзнаменованием будущего.
— Нет! — Она стряхнула с себя меланхолию. — Меня просто немного знобит. Я буду думать о Мартине. Он строит планы уехать из Нового Орлеана на Запад, где мы сможем быть вместе навсегда.
Эта мысль подтолкнула ее, и она, дрожа и кашляя, устроилась в маленькой шлюпке с другими девушками. Усевшись между Симонеттой и Колетт, юной девушкой с длинными темными волосами, Ленобия равнодушно огляделась по сторонам, пытаясь набраться сил, чтобы закончить путешествие. Ее взгляд скользнул над гребцами и встретился с оливковыми глазами, излучающими силу и любовь.
Должно быть, у нее вырвался вскрик радостного удивления, потому что Симонетта спросила:
— Что такое, Ленобия?
Чувствуя себя обновленной, Ленобия улыбнулась девушке.
— Я счастлива, что наше долгое путешествие закончилось, и готова начать новую главу моей жизни.
— Звучит, как будто ты уверена, что она будет хорошей, — сказала Симонетта.
— Да. Думаю, что следующая глава моей жизни будет самой лучшей, — ответила Ленобия достаточно громко, чтобы ее голос донесся до Мартина.
Шлюпка качнулась, когда последний пассажир присоединился к ним со словами:
— Полностью уверен, что так и будет.
Сила, которую она почерпнула из присутствия Мартина, сменилась страхом и отвращением, когда епископ опустился на скамью так близко к ней, что его пурпурная мантия, развевавшаяся от теплого, влажного воздуха, почти касалась ее юбок. Он сидел молча и пристально смотрел.
Ленобия поплотнее завернулась в плащ и отвернулась, игнорируя епископа и сосредоточившись на том, чтобы не позволить себе встретиться с Мартином взглядом. Когда река соединилась с морем, она глубоко вдохнула тинисто-землистые ароматы порта, надеясь, что теплый влажный воздух и запах земли облегчат ее кашель.
Это не помогло.
Настоятельница, сестра Мария Тереза, была высокой худой женщиной. Ленобия подумала, что в своем развевающемся черным одеянии она странным образом похожа на ворону, сидящую на причале. Пока Командор помогал епископу выбраться из шлюпки, настоятельница и две монахини с бледными и словно заплаканными лицами, помогали членам экипажа проводить девушек на причал со словами:
— Пойдемте, мадемуазели. Вы нуждаетесь в отдыхе и покое после кошмара, случившегося с нашей доброй сестрой. И то, и другое ждет вас в монастыре.
Когда подошла ее очередь подняться на причал, Ленобия ощутила прикосновение знакомых сильных рук, и он прошептал:
— Держись, милая. Я приду за тобой, — контакт Ленобии и Мартина продлился так долго, как только она осмелилась, а затем она взяла за руку монахиню. Она не оглядывалась на Мартина, пытаясь вместо этого приглушить свой кашель и не выделяться среди группы девушек.
Когда все оказались на суше, настоятельница слегка кивнула епископу и Командору и сказала:
— Благодарю, что доставили ко мне моих подопечных. Я заберу их отсюда и как можно скорее в полной сохранности передам в руки их мужей.
— Не все они, — голос епископа был словно удар кнутом, но брови настоятельницы сурово приподнялись, когда она ответила:
— Нет, епископ, все. Командор уже объяснил мне прискорбную ошибку, связанную с личностью одной из девушек. Это не делает ее в меньшей степени моей подопечной — просто влияет на выбор для нее мужа.
Ленобия не смогла справиться с душившим ее влажным кашлем. Епископ бросил на нее резкий взгляд, но, когда он заговорил, его тон был мягким и любезным. Он не выражал ни гнева, ни угрозы — одно лишь беспокойство.
— Боюсь, что эта заблудшая девушка заражена чем-то помимо грехов своей матери. Вы действительно хотите, чтобы ее инфекция распространилась в вашем монастыре?
Настоятельница подошла к Ленобии, дотронулась до ее лица, подняла ее подбородок и заглянула ей в глаза. Ленобия попыталась ей улыбнуться, но почувствовала себя слишком больной и подавленной. И она отчаянно и безуспешно старалась не кашлять. Монахиня убрала серебристо-пепельные волосы со влажного лба Ленобии и тихо сказала:
— Это было трудное для тебя путешествие, не так ли, девочка? — затем она повернулась к епископу. — И как же мне следует поступить, епископ? Отказать ей в христианском милосердии и оставить ее на пристани?