Дениза Робинс
Глава первая
Полуденное солнце безжалостно заливало потоками своих жарких лучей белоснежные террасы и утопающий в цветах и зелени сад на крыше виллы Лоуэлла-паши, стоящей на самом берегу величественного Нила.
Вилла была не совсем обычной — скорее она напоминала небольшой дворец. Феллахины [1], работающие на полях в дельте, так и звали ее — «Маленький дворец». Что касается Лоуэлла-паши, одного из немногих англичан, удостоившихся чести носить столь высокий в Египте титул, то это был всеми уважаемый человек не только благодаря его баснословному богатству, но и острому уму, широкой эрудиции и обходительности. К тому же он был признанным авторитетом в области археологии.
Маленький Дворец покоился в спасительной тени высоких пальм. Его мраморные стены окружили открытый центральный двор, посреди которого находился великолепный фонтан изысканной конструкции. Украшенные орнаментом фризы и бордюры внутренних покоев были выполнены по чертежам, которые Лоуэлл-паша сделал с одного из древних храмов, найденного им при раскопках.
Когда солнечные лучи падали под определенным углом на большие резные купола, украшенные изумительным ажурным рисунком, игру бликов на узорах из лазурного стекла и перламутра можно было наблюдать издалека. Дворец был предметом восхищения жителей окрестных деревень и туристов, нередко посещающих эти края. Однако никто, кроме нескольких привилегированных людей, близких знакомых Лоуэлла-паши, а также свиты, состоящей из верных слуг-суданцев, не имел права войти в ворота Маленького Дворца. Входная дверь постоянно была на замке. С трех сторон здание защищали от посторонних любопытных глаз высокие белые стены, с четвертой стороны тяжело струились воды Нила.
Сегодня, казалось, сама река от вязкого, густого зноя набухла и покрылась маслянистой пленкой. Ни внутри дворца, ни рядом с ним не было видно никакого движения — все было безжизненно, если не считать двух роскошных белых павлинов, медленно и важно прогуливающихся вдоль нижней террасы.
Над садами и газонами, за которыми круглый год чуть ли не с религиозным рвением ухаживали шестеро садовников-суданцев, висело зыбкое марево горячих влажных испарений. Во всем дворце стояла мертвая тишина.
Но на самом верху, на плоской крыше под тентом, где температура и влажность регулировались, а воздух периодически охлаждался, на низком диване, уткнувшись лицом в подушки, лежала молодая девушка и рыдала так, словно ее сердце было готово разорваться от невыносимого горя. Изящные пальцы, унизанные кольцами с драгоценными камнями, сжимали скомканное письмо.
Она была одна.
Она отпустила служанку, которая принесла это послание. Оно прибыло самолетом, который сделал остановку в миле вниз по течению, по дороге из Луксора в Асуан. За мавританской ширмой виднелся силуэт дородной седовласой арабки Аеши, одетой в черный хлопчатобумажный халат, и с шарфом, повязанным вокруг головы. Она с тревогой и состраданием смотрела на плачущую девушку. Время от времени, когда горькие рыдания доносились до ее ушей, старая женщина, которая много лет была нянькой девушки, тихо причитала и смахивала набегавшую слезу. Но подойти к госпоже она так и не осмелилась. Когда леди Айрис желает, чтобы ее оставили в покое, кто же смеет ослушаться? В общем-то характер у леди Айрис был добрый и мягкий, но она привыкла поступать так, как считала нужным, и когда его превосходительство Лоуэлл-паша был в отъезде, ее слово было законом для всех. Никто не смел с ней спорить кроме старой англичанки-гувернантки, мисс Морган, чьего острого язычка все боялись. Но сегодня, хвала Аллаху, ей нездоровилось, она была у себя в комнате и не могла спуститься и влезть не в свое дело.
Пусть уж лучше леди Айрис выплачется как следует… на душе у нее станет хоть немного легче, думала старая нянька. Да и как ей не плакать, когда ее любимый, уважаемый всеми отец лежит при смерти, может быть, уже умер в далекой Турции?
Ах, какая это потеря для всех! Аеша тихо плакала и не могла отвести взгляд от своей обожаемой молодой госпожи, которую она качала в колыбели, когда та появилась на свет двадцать лет назад.
Дочь Лоуэлл-паши повернулась на спину и какое-то время неподвижно лежала, уставившись невидящим взглядом на гладкую поверхность тента, защищавшего ее от солнца. Потом из-под припухших от слез век ее взгляд устремился на раскинувшийся внизу сад и дальше, к горячим пескам пустыни, к цивилизации, которую она никогда не знала и не видела. Где-то там лежала далекая Турция, Анкара, куда ее отец отправился на переговоры и откуда уже никогда не вернется. У Айрис это просто не укладывалось в голове. Всего неделю назад она провожала отца, когда он уезжал в Каир в отличном настроении, совершенно здоровый и бодрый с виду. Он отправился на консультацию с одним известным английским инженером по поводу сооружения нового плавательного бассейна для нее. Айрис обожала плавать. Старый бассейн, построенный когда она была еще совсем ребенком, теперь был слишком мал. Любимый папочка, который баловал ее и потакал каждому ее капризу! Он и в Турцию-то отправился ради нее. Но в самолете, по пути в Анкару, с ним случился неожиданный удар. Так говорилось в письме. Жить ему оставалось лишь несколько часов, может быть, меньше… Лежа на больничной койке в турецкой столице, он собрал все силы, чтобы продиктовать последние, самые важные письма некоему англичанину, новому другу, чье имя Айрис слышала впервые. Лоуэлл-паша познакомился с ним в Каире вечером, когда улетал в Турцию, и они сидели в соседних креслах в самолете.
Этого человека, Стивена Делтри, Лоуэлл-паша описывал как молодого дипломата, настоящего британского джентльмена, на которого можно положиться, что особенно важно в современном мире сдвинутых систем ценностей и абсолютной разобщенности среди людей. Стивен Делтри был исключительно любезен и в конце концов поехал вместе с ним в больницу, где оставался с ним рядом, потому что Лоуэлл-паша выразил опасение, что его конец близок. Но оставалось нечто важное, что должно было быть высказано и зафиксировано на бумаге. Стивен Делтри записал все, что продиктовал ему Лоуэлл-паша.
Айрис, несмотря на то, что она была вне себя от горя, помнила каждое слово этого письма, ведь она столько раз перечитывала его…
«Моя родная, любимая Айрис! К тому времени, когда это послание достигнет тебя, меня уже не будет в живых… Ты всегда казалась мне воплощением Изиды, великой богини горячо любимого мной Египта… Я должен предупредить тебя, что ты не можешь продолжать вести ту жизнь, которую вела до сих пор. Я совершил ошибку, воспитав тебя вдали от современного мира. Твоя мать умерла в момент твоего появления на свет, и тогда я решил защитить тебя от этого жестокого света и считал это правильным. Но сейчас я понимаю, что это не было продиктованно мудростью. Потому что теперь, когда я покину тебя навсегда, ты не сможешь продолжать жить одна в нашем прекрасном доме, пребывая в неведении о горестях и печалях, с которыми приходится сталкиваться обыкновенным людям. Ты должна стать одной из них, отправиться в Англию к моей сестре, которая будет о тебе заботиться и во всем помогать.
Я жил только для тебя с тех пор, как твоя незабвенная матушка покинула нас. Но было чистым безумием с моей стороны надеяться, что ты сможешь вечно избегать соприкосновения с реальностью. Ты должна набраться мужества и послушно выполнить все то, что я прошу тебя сделать. Мои инструкции тебе доставит Стивен Делтри, который на следующей неделе будет в Каире с дипломатической миссией. Я вверил ему твое будущее. Он поклялся доставить тебя к твоей тете Оливии. Ты ничего о ней не знаешь. О тебе же она будет знать только то, что я сообщаю ей в письме. Обо всем остальном ты можешь поговорить со Стивеном. Прощай, моя родная, моя Изида, Дочь Земли и Неба…»
Айрис много знала о Древнем Египте. Еще ребенком она изучала вместе с отцом эту удивительную цивилизацию, на арабском языке говорила бегло и без акцента.