— Хорошая идея поужинать вместе. Давай часиков в восемь…
— Отлично! — Облегчение и радость читались в глазах Феликса.
— Ну пока.
И Дикси, перебравшись в плетеное кресло, устроилась поуютнее, поджав под себя ноги. Всем своим видом она показывала, что Феликсу пора оставить ее.
Он бросил на Дикси испытующий взгляд, затем кивнул.
— Мы правы, не они… И не позволяй своей матери и сестрам искажать истину!
Далась ему эта истина! — раздраженно подумала Дикси. Как он может быть уверен в своей или в моей правоте? Разве человек вообще может быть хоть в чем-то уверен в этом вечно меняющемся мире, полном ловушек и подвохов, опасных связей и предательства?!
Возможно, в юности я была просто эгоистична. А может — стала жертвой чужого эгоизма? И кто вообще вправе судить кого-нибудь, кроме себя?
Впрочем, все это пустое. Теперь надо решать, как вести себя с матерью, с сестрами… И, черт побери, с Феликсом!
Феликс как раз прикрыл за собой дверь, и в комнате снова стало темно. Свет давно не пробивался сквозь стеклянный купол потолка: день и так был серым, а теперь и вовсе угасал.
Дикси вгляделась в полумрак: ни стены, ни потолок, ни мебель ничуть не изменились… Даже воздух напоминал о прежних временах.
Отличное место для тайных свиданий! подумала она. И тут в сердце раскаленной иглой впилась мысль: а не здесь ли и я была зачата темпераментным шофером-испанцем?
Что значит «и я»? Руки Дикси непроизвольно потянулись к животу. Она судорожно принялась подсчитывать, сколько дней прошло с последних месячных. Семь. Только семь. Дикси облегченно вздохнула: вряд ли она забеременела.
И вообще, если Феликс думает, что я забеременею и это изменит мое решение не выходить за него замуж, его ждет большое разочарование, упрямо подумала она.
Хотя, раз уж он такой умный и наблюдательный, он ведь может вычислить и «опасное» время, не так ли? Он не воспользовался презервативом, но ведь он не может наверняка утверждать, что я не пью таблеток. Хотя… Даже самому наивному ученику школы при каком-нибудь монастыре, принадлежащем самому суровому католическому ордену, не составило бы труда понять, что я лишилась девственности лишь сегодня и вряд ли до этого нуждалась в контрацептивах…
Ну и ладно. Я никогда не повторю ошибку матери, поклялась себе Дикси. Я не стану рожать Феликсу ребенка за ребенком, дожидаясь появления мальчика-наследника! Пусть Феликс оставит меня в покое, так я ему и скажу!
Кому, как не мне, знать, что пол ребенка никоим образом не должен влиять на отношение к малышу родителей. Я выстрадала это убеждение и никогда и никому не позволю искалечить душу своему дитя, как некогда Максимилиан Харленд искалечил мою душу!
И вот еще что. Мне необходимо встретиться и поговорить с матерью.
Но более чем с кем-либо Дикси жаждала новой встречи с Феликсом. Сегодня же вечером, сказала она себе. Пусть он раскроет мне свои могучие объятия, пусть повторится то, что свершилось здесь, при тусклом свете, пробивающемся через стеклянный купол летнего домика в старом саду…
6
Наконец-то гости, присутствовавшие на поминках, разъехались. Все, за исключением Феликса Дебнема. К разочарованию Дикси, Фредерика уговорила его остаться на чашечку кофе. Сестры Дикси окружили Феликса, взяли за руки и, наперебой повторяя приглашение матери, увлекли в маленькую гостиную, куда уже подали кофе. Феликсу не оставили выбора, и он против своей воли добавил бедной Дикси лишних полчаса мучительных сомнений.
Дикси решила, что он задержался в доме Харлендов нарочно. Она не собиралась с ним разговаривать, даже избегала встречаться взглядом. Присутствие Феликса мешало ей сосредоточиться, делало бессмысленным ее намерение вернуть себе самообладание перед трудным разговором с семьей.
Разве ему мало моего согласия встретиться вечером? — злилась Дикси. Зачем он затеял эту двойную игру? Почему ухаживает за моими сестрами? Решил подстраховаться на случай, если планы в отношении меня сорвутся?
Дикси пыталась скрыть свое беспокойство, мысленно переключаясь на семью. Ей хотелось, чтобы кто-нибудь из сестер взял ее за руку, чтобы мать сказала, как хорошо, что она вернулась, и как они мечтали об этом. Но никто за руку ее не брал и не говорил теплых слов. Сестры будто затеяли соревнование, наперегонки услаждая Феликса своим вниманием: то подливали ему кофе, то предлагали бисквитов. И чувство одиночества, такое привычное для Дикси и непременно связанное с этим домом и с этими людьми, вновь дало ощутить себя в полной мере.
Неужели они отталкивают меня? Или просто выжидают, не проявлю ли я инициативу? Не попрошу ли у них прощения…
Дальше терпеть неизвестность было невозможно. Дикси решилась и тихо позвала сестру, почти ровесницу ей и потому когда-то самую близкую из всей семьи:
— Харриетт.
— Позже, Дикси… — Харриетт наморщила хорошенький носик, но, заметив, что Дикси не собирается отпускать ее руку, быстро и зло зашептала: Веди себя пристойно, если уж не смогла соблюсти приличия и приехала именно сегодня…
Дикси задохнулась от возмущения. Она не ожидала, что ее возвращение воспримут как стремление оскорбить ближних в лучших чувствах!
— Я не думала… — начала она, но сестра перебила ее:
— Играешь в Золушку? Тогда расскажи-ка, где разжилась этим маскарадным костюмчиком? Специально побывала на распродаже уцененных товаров?
Так их оскорбил мой скромный костюм? — опешила Дикси. Они шарахаются от меня целый день, потому что на мне одежда не «от кутюр»?
Дикси прикинула, сколько могут стоить изящные черные вещицы, в которые была упакована ее сестричка-куколка: мягкое платье черной замши, сшитые на заказ туфли. Да, я рядом с Харриетт выгляжу откровенной дешевкой, безжалостно сделала вывод Дикси. Значит, весь день семья стыдливо сторонилась меня из-за одежды! Но ведь Феликс сказал, что я выгляжу замечательно…
— Видишь, что ты наделала? — зло шипела Харриетт. — Он уже с Дайаной! Она поймала его!
Феликс действительно что-то говорил раскрасневшейся Дайане. Они сидели на диванчике, и самая элегантная и старшая из сестер, Дайана, улыбалась и кивала в ответ на какие-то явно лестные для нее слова красивого молодого человека.
— Почему бы тебе не исчезнуть снова, Дикси? Ты ведь здесь лишняя. Понимаешь? Лиш-ня-я!
Дикси побледнела, ошеломленная неслыханной бестактностью Харриетт, и не успела парировать удар, поскольку сестра уже устремилась к диванчику и сладким голосом пропела:
— Вам что-нибудь налить?
Феликс учтиво отказался, и Харриетт устроилась рядом, перехватив у старшей сестры инициативу в разговоре.
— Ну что же ты? Иди сюда, — услышала Дикси. К ней обращалась мать.
Фредерика Харленд, еще довольно красивая женщина, обладала звучным голосом и приятными мягкими манерами. Она плавным жестом указала дочери на кресло рядом с собой, приглашая занять его. Дикси сразу успокоилась: наконец-то мать обратила на нее внимание. Конечно, гости разъехались, и Фредерика наконец смогла стряхнуть с себя обременительные обязанности хозяйки дома и тяжелую маску безутешной вдовы. Теперь она, конечно, приласкает блудную дочь…
Дикси поспешила к матери.
Грубость Харриетт была мгновенно забыта. Ведь и раньше, в детстве старшие сестры то и дело шпыняли маленькую Дикси. Им говорили: «Приглядите за младшей!» Но им было недосуг, и они, накричав на крошку Дикси, бросали ее где-нибудь одну. Она всегда воспринималась ими как обуза, почему же теперь что-то должно меняться?
Дикси вопросительно улыбнулась матери, ожидая улыбки в ответ. Но Фредерика, подозвав Дикси, тут же о ней забыла и напряженно следила за беседующими с Феликсом старшими дочерьми. Дикси с запозданием поняла, что ее просто отсадили подальше, на другой конец комнаты, чтобы не мешала. Возможно, была и еще одна цель: чтобы Дикси обиделась и ушла. Но она, все еще не веря в вероломство женщины, давшей ей жизнь, решила подождать развития событий.