В феврале теть Наташе стало немного лучше, она даже стала понемногу вставать и ходить, уже не уставала разговаривать и делала это все время, будто наверстывая упущенное. Димкин отец закодировался и пытался восстановиться на работе, он был безумно счастлив, что его жена понемногу оживает и мне даже было по-человечески его жаль. Жаль, что он оказался слабым человеком, который не смог принять трудности достойно, жаль видеть в его глазах вину и неспособность хоть каким-то образом все исправить. Димка смотрел на отца волком и разговаривал с ним сквозь зубы, простить его не мог, хоть теть Наташа и просила его не злиться. Удивительная женщина. Столько всего перенести, вытерпеть столько боли и не растерять душевной красоты. В ее сердце не было злости ни по отношению к запустившему себя мужу, ни к старшему сторчавшемуся сыну, который уже почти месяц не появлялся дома. Я думал, что ему просто стыдно посмотреть матери в глаза, а Димка называл меня наивной принцессой и утверждал, что братец наверняка уже передознулся и отошел в мир иной.
Против ожидания, налаживающая жизнь не помогла обрести Диме покой. Он был как оголенный провод, срывался по пустякам, раздражался из-за мелочей, один раз даже об стенку меня приложил, потом, правда, долго извинялся. Он будто бы не мог поверить в то, что жизнь повернулась к нему светлой стороной, будто постоянно ожидал удара в спину, перемен к худшему, никак не мог расслабиться, на каждую мою попытку куда-то его вытащить, даже просто прогуляться по набережной реагируя почти неадекватно, как будто я предлагал ему все бросить нахрен и сбежать. Помог случай, а точнее, моя активистка-мама, которая до сих пор стремясь чем-то закрыть боль от предательства и ухода моего драгоценного отца из семьи, взялась помогать собачьему приюту и предложила туда наведаться. Приют открыли совсем недавно, за городом и, по словам мамы, там было чисто, уютно и красиво. Ну, и собаки сами собой.
Чего мне стоило уболтать Димку съездить со мной — отдельная история, пришлось пойти на крайние меры и попросить поспособствовать его маму. Теть Наташа прекрасно видела, что с сыном не все в порядке и с удовольствием мне помогла. Димка дулся, сердился и громко ругался матом, но самое главное, что я все-таки своего добился и такая импровизированная собакотерапия действительно ему помогла. Поначалу он зажимался и взирал на все отстраненно и холодно, но уже через полчаса тискал всех собак без разбору, играл с ними и смеялся. Хохотал взахлеб, совсем как раньше, запрокинув голову. Это было безумно красиво и безумно приятно видеть его таким. Я украдкой пару раз сфотографировал его на камеру телефона и под страхом смертной казни никому не отдал бы и не позволил бы даже взглянуть на эти снимки. Слишком это было личное, интимное, сокровенное.
Я потихоньку свыкался с мыслью, что моя влюбленность — она одна на двоих и хочу я этого или нет, чувство мое безответно и мне придется как-то с этим жить. Я привыкал, а поэтому оказался абсолютно не готов к тому, что меня поцелуют. Это произошло в тот самый день, после посещения приюта. Мы вернулись в город и неспешно шли домой, Дима наконец-то не молчал, он делился распирающими его эмоциями, благодарил разом за все, а я только щурился довольно и старался не обращать внимания на екающее болезненно-сладко сердце. Я, не особо соображая, что ляпаю, сказал, что готов ради него на что угодно. А он вдруг встал посреди дороги, как вкопанный, дернул меня на себя и жестко впился в губы, даже не посмотрев вокруг — есть ли люди, нету ли. Мне, честно говоря, как только его губы коснулись моих, стало абсолютно фиолетово на прохожих и весь мир в целом, потому что для меня вся вселенная сконцентрировалась в этом поцелуе. Никакой нежности, только какая-то пронзительность, что ли. Он целовал меня почти больно, кусая губы, но мне было от этого так хорошо, что я почти скулил. А потом Дима ушел. Убежал. Не отвечал на телефонные звонки и даже не открывал дверь, когда я приперся к нему домой, надеясь прояснить сложившуюся ситуацию.
Хорошо, всё-таки, что Димка был отличником и не пропускал уроки. В школе ему сбежать от меня не удалось и на перемене я затащил его в пустой туалет для разговора по душам. Димка, все время такой сильный и такой уверенный, будто сдулся и стал меньше размером и голос его почти дрожал, когда он говорил, что такого больше не повторится и что он просто не мог сдержаться, потому что я так много для него значу, что ему иногда невыносимо быть со мной рядом, зная, что я рядом, но я не его. Я думал, что такое бывает только в сказках. Только в мелодрамах для наивных барышень. Но оказалось, что такое бывает и в жизни, и произошло это не с кем-то, а со мной.
На урок мы так и не пошли, целовались до звездочек в глазах и никак не могли оторваться друг от друга. Я ещё пытался отстраниться, напомнить Димке, что сейчас математика, важный предмет, что скоро экзамен, но он, тот, кто за одиннадцать лет учебы ни разу не пропустил ни единого урока по неуважительной причине, хрипло выдохнул:
— Плевать.
И снова меня поцеловал.
***
Дни полетели стремительно. Когда счастлив — часов не наблюдаешь. И трусов не надеваешь. Мы занимались с Димой любовью, где только могли. Нам не так уж часто удавалось побыть наедине, поэтому мы использовали любой шанс. Вот уж никогда не замечал за собой склонности к экстриму и никогда бы не подумал, что когда-либо буду заниматься сексом в туалетной кабинке или в примерочной магазина, а поди ж ты. Конечно, первый наш раз был совсем в другой обстановке и все было совсем по-другому, потому что это был действительно первый раз и Димы, и мой. Конечно, не обошлось без неловкости, конечно, в первый раз и в несколько последующих у меня вовсе не кружилась голова от удовольствия, но мы постепенно узнавали друг друга физически, опытным путем выясняя, кому, что и как нравится и, в конце концов, по моему скромному мнению, почти достигли совершенства. Мы друг друга завести могли с полоборота, одного взгляда хватало. Ну, само собой, и гормоны давали о себе знать. И влюбленность. Хотелось постоянно. Будь моя воля, я бы наверное, вообще из объятий Диму не выпускал, да и он каждый раз отрывался от меня с неохотой.
Но как бы мне того не хотелось, время летело, приближались экзамены и тут-то мне боком вылезли все мои прогулы. У Димки прогулов было почти вдвое больше, но школьная администрация привычно закрыла на них глаза и он впервые не стал по этому поводу беситься, только вздохнул облегченно и засел за учебники, готовиться к экзаменам, ибо его мечта об обучении заграницей никуда не делась, хотя сам он несколько раз обмолвился о том, что мечта так и останется мечтой, потому что он просто не сможет оставить близких людей и уехать далеко. У меня же в планах не то что заграничного, вообще никакого обучения не было, потому что мой мозг целиком и полностью оккупировал Димка. Зато планы были у моей матери, оказывается. Всегда понимающая, милая и добрая мама куда-то делась, уступив место разъяренной фурии, которая требовала немедленно подтянуть учебу и перестать уже «таскаться за твоим распрекрасным Димой, помог ему и молодец, а сейчас нечего навязываться, уже, наверное, надоел ему». Если б она только знала…