— Как нам организовать смерть Люка?
И чужак вежливо и осторожно поднял руку.
Значит, первую схватку он выиграл, подумала Рэйчел, глядя на прочную дубовую дверь. Какая разница? Если на то пошло, ей вообще не следовало приезжать в Санта Долорес. Но были вещи, которые она не могла оставить без внимания, тайны, которые она должна была раскрыть, поэтому временная неудача не могла охладить ее решимости. Кроме того, среди этих счастливых улыбающихся лиц у нее был союзник.
Конечно, он оказался прав, замок в двери отсутствовал. Поэтому Рэйчел подперла дверную ручку стулом с прямой спинкой, закрыла жалюзи и начала раздеваться. Если взглянуть на все объективно, это даже нельзя было считать поражением. Например, в отличие от большинства людей она не подпала под гипнотические чары Люка Берделла. Больше того, у нее даже не возникло такого желания. Она встретилась с врагом лицом к лицу и выстояла. И это было большой победой. Ванна оказалась крошечной и очень практичной — кабинка с душем, туалет и небольшой умывальник. Зато горячей воды хватало с избытком, и Рэйчел долго млела под струями душа, позволяя им омывать ее тело и уносить с собой напряжение долгого утомительного дня. Она не стремилась к тому, чтобы потоки воды растворили в ней гнев и решимость, но спокойное состояние духа помогло бы ей держать себя в руках. Люк Берделл и Братство Бытия были грозными противниками. В борьбе с ними нужно было использовать даже самое незначительное преимущество.
Пока она совершала вылазку в стан врага, просторное одеяние из хлопка, очень похожее на пижаму, странным образом исчезло из ее комнаты. Впрочем, светло-зеленый цвет ей никогда не шел, поэтому Рэйчел из духа противоречия натянула джинсы и футболку и пригладила рукой коротко остриженные волосы. В комнатах Санта Долорес отсутствовали зеркала, наверное, чтобы не поощрять излишнее тщеславие, но Рэйчел и без них прекрасно знала, как выглядит. Она носила одежду большего размера, которая висела на ее тощей фигуре, словно на вешалке; на бледном лице не было и намека на косметику; глаза подозрительно и недоверчиво взирали на окружающий мир. Ничто не способно было вызвать в них интереса и желания, кроме чего-нибудь крайне ужасного и порочного.
В нереальном мире Санта Долорес она была чужой. Но и в этом тоже не было ничего нового. На всей земле не осталось уголка, где бы она чувствовала себя как дома. Рэйчел выросла со знанием того, что она — нежеланная гостья в многочисленных домах и апартаментах ее матери, а закрытые школы, которые она посещала, не смогли изменить ее жизнь к лучшему. Она не владела даром заводить друзей, потому что никому не доверяла настолько, чтобы делиться своими тайнами и надеждами, а значит, не было и семей, которые она могла бы посещать с дружескими визитами. С тех пор, как Рэйчел окончила колледж, она сменила несколько квартир, одинаково больших и безликих, пока не осела в просторной пустой квартире в районе восточного Манхэттена.
Меньше года назад ей казалось, что положение дел изменилось. Рэйчел окончила Гарвард с неплохим результатом, что позволило ей без особого труда находить хорошую работу, которую она выполняла с холодной педантичностью и прилежанием. Совсем недавно она уволилась с последней работы, пополнив солидной суммой банковские сбережения, после чего позволила себе небольшую роскошь. Упаковав чемоданчик предметами первой необходимости, она заплатила уйму денег и полетела в Испанию.
В ее затее не было никакого смысла — она никогда не интересовалась Испанией. И все же она прибыла туда солнечным, горячим до одури днем, взяла напрокат автомобиль и пустилась в путь. Рэйчел ехала целый день, пока совсем не выдохлась, и остановилась в глухой деревушке, расположенной на самом краю небольшого полуострова. Она сняла домик, укрывшись в нем как от всего мира в целом, так и своей матери, в частности. Целые дни она проводила в абсолютном безделье, валяясь на пляже, питаясь свежими фруктами, хлебом и сыром, пока горячее солнце выжигало из нее страх и горечь, копившиеся в ней долгими годами. После трех месяцев блаженного ничегонеделания ей даже показалось, что она почти обрела счастье.
Дом принадлежал древней старушке из Андалузии и был выставлен на продажу. Окрыленная внезапной надеждой, Рэйчел вернулась в Нью-Йорк. Она помирится со своей вечно недовольной матерью. Потом обналичит немного акций, купит домик в Испании и, собрав нехитрые пожитки, вернется в свой первый настоящий дом, к своим новым друзьям.
Однако ее мать уже покинула Нью-Йорк и уединилась в стенах Санта Доминго, отказавшись от общения с единственной дочерью. И у нее были на то веские причины. Трастовый фонд, основанный третьим мужем Стеллы, был полностью исчерпан. Роскошные апартаменты на Парк Авеню, напичканные дорогим антиквариатом, были проданы, даже несколько ценных вещиц, подаренных некогда матерью, таинственным образом исчезли из квартиры Рэйчел.
Ненависть, клокотавшая в душе Рэйчел, помогла ей продержаться несколько месяцев, чтобы найти новую высокооплачиваемую работу, подлатать пошатнувшиеся финансовые дела, а заодно придумать план мести своей легкомысленной матери.
Все изменилось одним поздним вечером, когда в ее квартире раздался телефонный звонок из Санта Доминго. Слова и голос, их произнесший, навсегда запечатлелись в памяти Рэйчел.
— Твоя мать отправилась в последний путь, — пробормотала в трубку женщина, назвавшаяся Кэтрин. — Господь благослови, дитя мое.
Рэйчел швырнула трубку и осталась стоять посреди большой пустой квартире, дрожа от холодного вечернего воздуха.
— Господь благослови мою задницу! — громко сказала она и разрыдалась.
Насколько помнила Рэйчел, это был последний раз, когда она залилась слезами. За всю свою жизнь она так редко плакала, что могла с легкостью вспомнить каждый печальный, болезненный повод для слез. Она оплакивала окончательную, бесповоротную утрату своей матери. К тому времени, как она узнала о распродаже огромного состояния матери, включая и воровство ее трастового фонда, слезы сменились слепой яростью.
Эта ярость и сейчас поддерживала ее силы. Но чтобы ее питать, требовалось горючее, а Рэйчел даже не помнила, когда ела в последний раз. Время близилось к шести, когда должны были подать ужин, и Рэйчел была настолько слаба, что согласилась бы проглотить все, что угодно, даже вышеупомянутых дохлых крыс. К сожалению, последователи Люка Берделла оказались вегетарианцами. Может статься, что через несколько дней жареная крыса покажется Рэйчел очень аппетитным блюдом.
Она не ожидала тихого стука в дверь. Девушка убрала стул и открыла дверь, ожидая увидеть вернувшегося врага, но человек, стоявший на пороге, был далек от той ядовитой, смертельно опасной ауры, которая окружала Люка Берделла.
Женщина воплощала собой образ матери, о которой всегда тайно мечтала Рэйчел. Пухлая, седовласая, с добрыми глазами и радушным выражением на морщинистом лице, она всем своим видом излучала душевность и теплоту. То есть именно те черты характера, к которым Рэйчел всегда относилась с подозрением.
Но оказалось, что гнев отнял у нее слишком много сил. Она посмотрела на пожилую женщину, и в ее душе шевельнулось нечто похожее на доверие.
— Меня зовут Кэтрин Биддл, — сказала женщина мягким, ласковым голосом. — Я говорила с тобой в ту ночь, когда умерла твоя мать. Милая, мне так жаль, что я не смогла уделить тебе должного внимания в столь печальный час.
Рэйчел хотела дать волю своему острому язычку, но передумала.
— В то время я не нуждалась в участии, — сказала она.
— И сейчас оно тебе тоже пока не нужно, — проницательно заметила Кэтрин. — Ничего страшного, милая. Все должно идти своим чередом. Я надеюсь, ты присоединишься ко мне за ужином.
— Здесь? — с сомнением спросила Рэйчел.
— А где же еще? Ответы на все вопросы находятся здесь, среди Людей Люка. Мы все делим трапезу между собой — Санта Долорес представляет собой общинную жизнь в чистом виде. Но мы будем рады, если ты захочешь присоединиться к нам за общим столом.