— Вы могли привезти платье в дом Ярослава Владимировича, — я стараюсь, чтобы в голосе не отразилось грусти или раздражения. — Не пришлось бы терять время на знакомство и пробки.
Стилист рассматривает меня, а я — ее пальцы. Обручальное кольцо есть, но в нашей реальности оно почти ничего не значит, а в ее реальности, успешно-багатых, значит, видимо, еще меньше.
С какой легкостью Яр согласился на свадьбу-фарс! Да еще уговаривал! Вот уж повезло посмеяться!
Благодарю ее в пышных выражениях, и пока она задумчиво меня рассматривает, а водитель расплачивается кредитной картой хозяина, выхожу на улицу.
Подышать…
Возвращаться в машину не хочется, но из этого района домой я дойду в лучшем случае утром; к тому же, я в туфлях, а не в любимых кроссовках.
Стилист вручает мне клатч с синей орхидеей из камней Сваровски. Не удивляясь, снова благодарю и прячусь от ее взгляда за тонированными стеклами авто.
— Вы можете отвезти меня домой? Ко мне домой? Пожалуйста, я не дойду пешком.
— Ярослав Владимирович четко дал понять, чтобы я привез вас обратно.
Машина выруливает на проезжую часть, удачно вклинивается в поток.
— А я четко даю понять, что обратно не собираюсь!
Улавливаю спокойный взгляд в зеркале, прежде чем черная перегородка отделяет меня от водителя. Щелчок — двери автоматически заперты, окна ползут вверх, а кондиционер набирает обороты. Но мне душно. Задыхаясь, дергаю ручку…
Мне дурно и страшно. В ушах шумит, а на платье падает первая капля крови…
Когда распахивается дверь с моей стороны, я чувствую поток свежего воздуха и потихоньку возвращаюсь к реальности. Слышу голоса — пока еще не отчетливо, ощущаю кружащее надо мной беспокойство, пытаюсь бойко улыбнуться, и не могу.
— Злата, — зовет мужской голос.
— Я выбрала платье, — говорю этому голосу и теперь у меня, кажется, получается ему улыбнуться. Не хочу, чтобы он злился, даже если не на меня: злость разрушительна. Встряхиваю головой, выныривая из омута прошлого — на платье, наверное, пролилось больше крови, но лучше так, лучше так, это все-таки настоящее…
Оглядываться не хочу. Бессвязные мысли складываются в логическую цепочку, и даже с закрытыми глазами и в полуобморочном состоянии я знаю: мужчина, чье раздражение плещется высокими волнами — Яр; человек, отхвативший удар по энергетике — водитель, а я уже не в машине, а на руках у своего любовника, в свадебном платье, украшенном орхидеями с каплями крови.
Яр замолкает, едва моя ладонь прикасается к его лицу, волны раздражения ухают вниз, нехотя отползая, притаились за темными омутами. Шаг — и сорвешься, шаг — и накроет тебя с головой, шаг — и никто не найдет больше. Сколько шагов уже сделала я? Ночь, утро, день — получается три. Я могла уйти, могла настоять на своем, и сейчас для меня уйти не поздно, но… Я теряюсь в нем, я не вижу себя без него, и мне страшно.
— Я не хотела возвращаться, — признаюсь.
— Я знаю, — говорит Яр, неся меня в дом.
Большой дом, огромный дом, с бесконечными коридорами. Мельком вижу незнакомых людей в гостиной. Раз, два… около десяти, среди брюк и костюмов замечаю два ярких платья.
— Наши гости?
Яр как-то странно смотрит на меня, но кивает. А я только сейчас замечаю, как он красив в темно-синем костюме, в белой рубахе, и как легко он меня несет. Мы проходим с ним дальше, то есть, Яр проходит, а я, получается, проношусь. Витая лестница с коваными перилами, второй этаж, комната, в которой я лишилась девственности. Мой страх отступает, а дыхание выравнивается, переходя из судорожного в глубокое. Яр опускает меня в кресло, заставляет выпить воды с лимоном.
— Как ты?
В его голосе действительно слышится забота.
Как завороженная, смотрю на костюм, поднимаю взгляд к вороту — хорошо, что без галстука, отмечаю, и поднимаюсь к шее, скулам, прикасаюсь мысленно к волосам и… Вдох, и Яр прикрывает глаза, вдох — и чувствую ментальную ласку. Темный взгляд начинает с моей головы, медленно переходит к бровям, на миг застывает на светлых ресницах и стрелой устремляется ниже.
Ниже!
Инстинктивно сдвигаю ноги, но мое тело предательски подается вперед. Не удерживаюсь от еще одного вздоха.
Как я?
На грани или даже за ней, нужен только толчок, а Яр словно не замечает моего состояния.
— Мы опаздываем? — Я хочу, чтобы он сказал «нет», чтобы внушил, что у нас куча времени для прогулок по грани. Сейчас. С ним. Сплетясь пальцами рук и ног.
— Меня волнует не то, что мы можем опаздывать. Будут ждать. Как ты?
Пылаю, горю, тону — все одновременно и сразу. Хочу и боюсь, что заметит. Наверное, у меня легкая форма зависимости, хотя странно: я ведь не влюблена.
— Лучше, — но мой голос глухой, чуть надрывный. — Кхм, спасибо, что беспокоишься, а мое платье…
— Ты можешь переодеться в свои джинсы и майку. Другого, прости, пока нет.
— Если я приведу его в норму, его можно вернуть в магазин?
Яр запрокидывает голову и смеется, а я признаюсь себе: чуточку влюблена, но не в него, а в его смех, улыбку…
Он садится на корточки передо мной, и объяснения кажутся лишними. Он не станет заниматься возвратами: что для него цена одного платья? Трата времени, да и только. И мои подозрения кажутся глупыми: не может быть, чтобы платье висело на вешалке в моем ожидании. Его пошили не за ночь, размер мог не подойти, я могла не согласиться выходить замуж, или у меня могло, как у Ларисы, пылиться в шкафу готовое свадебное платье.
Нет, это просто моя башня страха, у меня есть плохая привычка их строить.
Моя ладонь самовольно тянется к лицу Яра, поднимается от подбородка к вискам, исследует лоб, пропускает сквозь пальцы длинную челку. Я делаю все, что минуту назад с ним проделывала ментально, но сейчас ощущения четче. Он так близко, что ментоловое дыхание ласкает лицо, а запах одеколона с древесными нотками дразнит ноздри. Глубокий вдох, и я чувствую приглушенный, но все-таки уловимый запах сандала. Мм, выгибаюсь довольно, как кошка, трусь лицом о его лицо — с одной стороны, с другой.
Яр, закрыв глаза, доверчиво склоняет голову на бок, но улыбкой подначивает продолжить. Хорошо, меня уговаривать не придется: мой язык пробегает по его подбородку к ушной раковине, зубы легонько сжимают мочку. Кто сказал, что у мужчин одна эрогенная зона? Так же врали, как и про феерические оргазмы во время фрикций.
Мой язык ползет к шее Яра.
Стон.
Его или мой? Расстегиваю одну пуговицу рубашки, и язык удлиняет влажную дорожку. Расстегиваю вторую, тяну вниз, и язык пляшет танец без названия от ключицы к ключице. Мои руки вцепляются в его волосы, привлекая к себе. Ближе, ближе… Мой язык пляшет возле его губ, не вторгаясь. Попытался поймать — не вышло. Вздох. Теперь уже точно — его.
Я ликую, я разрываюсь от страсти на части.
Мой любовник. Мой первый, единственный, самый лучший.
Для меня он загадка, он слишком красив и богат для меня и я бежала бы прочь, если бы успела влюбиться. Не чуть-чуть, как сейчас, а серьезно, по-настоящему. Да, бежала бы, потому что боли боюсь в любом ее проявлении. Но пока мы на равных, с ленивой прохладой в сердцах. Рискну. Может, после, когда рисковать перестану, в моем шкафу тоже будет пылиться белое платье. А пока…
Не сдерживаю стона разочарования, когда Яр отстраняется. Он идет к двери, говорит с каким-то мужчиной, который пытается меня рассмотреть, а до меня, как до медведя в спячке, только доходит, что кто-то стучал. И вообще вдруг вспоминаю, что носом шла кровь и что я, наверное, испачкала Яра, а сейчас этот мужчина увидит и…
В общем, настроила новую башню, а когда Яр вышел из комнаты, оставив меня, башня так выросла, что грозилась свалиться кому-нибудь на голову.
— Любуешься садом?
Обернувшись, ловлю поцелуй и присматриваюсь: на рубашке и пиджаке крови нет. Уже легче, еще один поцелуй и осталось совсем немного до второго дыхания. Между поцелуями спрашиваю, что скажут его друзья, если я буду в джинсах.