— Садись, Ларри.
Я сел.
Он заметался по просторному кабинету словно мотылек в поисках свечки. Желая вывести его из затруднительного положения, я спросил:
— Ты чем-то озабочен, Сидни?
Он остановился и горестно посмотрел на меня.
— Я озабочен тобой и хочу попросить об одном одолжении.
— О каком же?
Он опять запорхал по комнате.
— Сядь же, ради бога! — рявкнул я на него. — О каком одолжении, интересно знать?
Он метнулся к столу и сел. Затем достал шелковый платок и принялся вытирать лицо.
— Так какое же одолжение? — повторил я.
— Дело не идет на лад, Ларри, не так ли? — при этом он не смотрел на меня.
— Что не идет на лад?
Он спрятал платок, набрался решимости, оперся локтями о полированную поверхность стола и кое-как заставил себя посмотреть мне в лицо.
— Я хочу просить тебя об одолжении.
— Ты это уже говорил. О каком?
— Я хочу, чтобы ты повидался с доктором Мелишем.
Ударь он меня по лицу, я не удивился бы до такой степени. В удивлении я откинулся назад, глядя на Сидни во все глаза. И было почему! Доктор Мелиш был самым дорогим, самым модным врачом-психиатром в Парадиз-Сити. Это говорит о многом, если учесть, что в нашем городе психиатр приходится примерно на пятьдесят человек в среднем.
— Как тебя понимать?
— Я хочу, чтобы ты встретился с ним, Ларри. Счет я, разумеется, оплачу. По-моему, тебе просто необходимо с ним поговорить.
Он поднял руки, останавливая мои протесты.
— Минутку, Ларри, дай же мне возможность договорить. — Он сделал паузу и продолжал: — Ларри, с тобой не все ладно. Я знаю, через какое ужасное испытание ты прошел. Разумеется, твоя невосполнимая потеря оставила след. Все это я могу понять. Сам я на твоем месте просто не пережил бы подобного потрясения. Я уверен в этом. Восхищаюсь твоей решимостью вернуться и продолжать работу, но, как ты сам в этом убедился, ничего хорошего из этого не вышло. Ты ведь понимаешь это, правда, Ларри?
Он смотрел на меня умоляюще.
— Понимаешь?
Я потер рукой подбородок и замер, услышав скребущий звук щетины. Проклятье, подумал я. Забыл побриться утром! Встав, я пересек кабинет и подошел к большому зеркалу, в котором Сидни так часто любовался собой. Я уставился на отражение, чувствуя холод внутри. Неужели этот неряха — я? Я посмотрел на заношенные манжеты рубашки и перевел взгляд на туфли, не чищенные, по крайней мере, пару недель. Затем медленно вернулся к креслу и сел, глядя на Сидни. Он с жалостью наблюдал за мной, и на лице его читались озабоченность, доброта и волнение за меня. Что ж, я еще не настолько опустился, чтобы не представить себя на его месте.
Я подумал о своих ошибках, о неуменьшавшейся груде корреспонденции на столе и о том, как я выгляжу. Вопреки вере в себя, со мной, как он выразился, действительно было не все в порядке.
Я медленно и глубоко вздохнул.
— Послушай, Сидни, давай забудем о Мелише. Я уволюсь. Ты прав. Что-то пошло не так. Я уберусь отсюда, а ты предоставь Терри шанс. Он молодец. Обо мне не беспокойся, я и сам перестал о себе беспокоиться.
— Ты лучший знаток бриллиантов в нашем деле. Ларри, — спокойно сказал Сидни. Теперь он полностью овладел собой, переслал мельтешить и суетиться. — Уйти я тебе не дам. Такая потеря слишком дорого мне обойдется. Тебе нужно приспособиться к ситуации, и доктор Мелиш поможет в этом. Выслушай, Ларри. В прошлом я много для тебя сделал и надеюсь, ты считаешь меня своим другом. Теперь пора и тебе кое-что для меня сделать. Я хочу, чтобы ты пошел к Мелишу. Уверен, он сумеет привести тебя в порядок. Для этого может понадобиться месяц, может быть, два, да хоть год. Твое место всегда останется за тобой. Ты много значишь для меня. Повторяю, ты лучший знаток бриллиантов в нашем деле. Тебе крепко досталось, но вскоре все войдет в норму. Сходи к Мелишу.
И я пошел.
Сидни был прав, следовало сделать хоть это, но я не надеялся на доктора Мелиша, пока не познакомился с ним. Это был маленький, тощий, с проницательными глазами лысеющий человечек. Сидни уже вкратце проинформировал его о моем горе, так что он знал мое прошлое, Джуди и последующие события.
Незачем было вдаваться в подробности. У нас состоялось три беседы, и, наконец, он вынес приговор. Все сводилось вот к чему — я нуждаюсь в полной перемене обстановки. Мне следовало уехать из Парадиз-Сити, по крайней мере, на месяц.
— Как я понял, вы с момента аварии так и не садились за руль? — спросил он, протирая очки. — Обязательно купите машину и привыкайте к ней. Ваша проблема в том, что вы считаете ваш случай чем-то исключительным. — Он поднял руку, прерывая мои протесты. — Я знаю, вам не хочется это признавать, но тем не менее именно в этом корень вашей болезни. Весьма советую побольше общаться с людьми, чьи проблемы посерьезнее вашей. Тогда собственная представится в правильной перспективе. У меня имеется племянница, она живет в Луисвилле. Работает там в бюро социальной опеки и очень нуждается в бесплатных помощниках. Предлагаю вам поехать в Луисвилл и поработать там. Я уже звонил ей. Правда, она заявила, что ей ни к чему неуравновешенная личность. У нее своих проблем хватает, а если придется решать еще и ваши проблемы, то вы ей не подходите. Мне понадобилось определенное время, чтобы уговорить ее, так что теперь дело за вами.
Я покачал головой.
— Вашей племяннице будет от меня не больше пользы, чем от лишней дырки в голове. Нет, это дурацкая идея. Я найду себе что-нибудь другое. Договорились, я уеду на три месяца…
Доктор повертел в пальцах трость.
— Моей племяннице нужна помощь, — еще раз повторил он, пристально глядя на меня. — Неужели вам не хочется помочь людям, или вы решили, что все должны помогать вам?
При такой постановке вопроса крыть было нечем. Что я теряю? Сидни оплатит время, необходимое для моей реабилитации. Я избавлюсь от магазина с его приглушенными голосами и глумливой улыбкой Терри. Пожалуй, это идея. По крайней мере что-то новое, а это, возможно, позволит мне забыть о потере. Довольно вяло я возразил:
— Но у меня нет квалификации для подобной работы. Я ничего в ней не смыслю. И буду скорее обузой, чем помощником.
Мелиш взглянул на часы. Было видно, что он думает уже о следующем клиенте.
— Если племянница говорит, что у нее есть для вас дело, следовательно, она считает, что вы ей пригодитесь, — сказал он нетерпеливо. — Ну так что, попробуете?
Почему бы и не поехать? Пожав плечами, я заявил, что согласен.
Первым делом я купил «бьюик» с откидным верхом. Путь домой потребовал напряжения всей воли. Я дрожал, обливался потом и стал весь мокрый к тому времени, как поставил машину на стоянку. Пять минут я неподвижно сидел за рулем, потом заставил себя снова запустить мотор и выехал на оживленную главную магистраль, прокатился вдоль приморского бульвара, снова свернул на главную улицу и повернул к дому’. На этот раз я не потел и не дрожат.
Сидни пришел проводить меня.
— Через три месяца, Ларри, — сказал он, пожимая мне руку, — ты вернешься и снова будешь лучшим спецом по бриллиантам. Удачи тебе, поезжай с богом.
И вот с чемоданами, набитыми одеждой, без веры в будущее, я направился в Луисвилл.
Нужно отдать должное доктору Мелишу, он действительно обеспечил мне перемену обстановки.
Луисвилл, расположенный миль за 500 от Парадиз-Сити, оказался достаточно большем, беспорядочно застроенным промышленным городом, над которым постоянно висело плотное облако смога. Его заводы, в основном, занимались переработкой известняка. Известняк здесь перемалывают, делая цемент, известь и еще бог весть что. Это главная отрасль промышленности во Флориде.
Ведя машину на малой скорости, я добрался туда только через два дня. Как выяснилось, я стал нервным водителем — каждый раз, когда мимо проносилась машина, я вздрагивал, но все же стоически продолжал путь, остановившись только на ночь в мрачном отеле, но когда прибыл наконец в Луисвилл, был на пределе физических сил и нервов. Уже проезжая предместья, я почувствовал зуд — на коже начала оседать цементная пыль, вызывая нестерпимое желание помыться.