Мне нужно знать наверняка, чья будет стоять подпись, кто владеет всей информацией, в чьих руках сосредоточены полномочия. Меня сейчас не интересуют подставные фигуры, меня интересуют истинные участники подписания контракта.
– Постараюсь выяснить, полковник.
– Не постарайся, а выясни точно. Все, можешь идти.
– Есть одно соображение, – Салман поднялся, налил из графина холодной воды в стакан и жадно выпил, будто находился не в кабинете с кондиционером, а в раскаленной пустыне.
Полковник пристально взглянул на Салмана.
– Ну, что еще?
– Мне кажется, ко всему этому делу стоит привлечь еще одного человека. Два – лучше, чем один, и надежнее.
– Кто же этот человек?
– Барби.
– Я сам, Салман, думал о ней, – сказал полковник, правда, не уточнил, в каком качестве он представлял себе женщину по кличке Барби.
– Но она запросит слишком много денег.
– Пусть. Сколько запросит, столько и заплатим, дело того стоит.
Салман еще не осознал до конца, какая широкомасштабная операция готовится, но уже предчувствовал, что работы будет много, и работы невероятно тяжелой.
Ведь предстоит действовать за границей – там, где почти нет своих людей и рассчитывать на постороннюю помощь не приходится. Но Салман за долгие годы работы в секретной службе привык ко всему, и трудности его не пугали.
– Иди. И через неделю…
– Это мало, полковник, – сказал Салман.
– Все должно быть у меня на столе. Я сказал, через неделю.
– Через неделю, так через неделю.
– Кстати, что в Швейцарии?
– Что именно вас интересует, полковник?
– Меня интересуют в первую очередь банки.
– Мы контролируем ситуацию.
– Много денег поступило из нашего государства помимо наших служб?
– Не очень. Меньше, чем до операции «Буря в пустыне» и сразу же после нее. За последнее время пришли деньги лишь на счета самых близких родственников президента, то есть его зятя, двух сыновей и внука.
– Понятно, понятно… – пробормотал полковник, вновь принявшись постукивать золотой авторучкой по столу. – И какие суммы?
Салман вытащил из нагрудного кармана блокнот и назвал несколько семизначных чисел.
– Ну что ж, прекрасно. А как идут дела с поставками новых вооружений?
– Мы тоже многое контролируем. У меня есть информация на китайские ракеты.
– Когда они поступят?
– Это решится в ближайшие дни. И если вас интересует, то я доложу.
– Конечно, интересует. А теперь можешь быть свободен.
Салман покинул кабинет шефа.
А полковник взялся расчесывать седые усы и рассматривать свое отражение в зеркале. Ему чего-то хотелось, но чего – он и сам еще не определил. Он бросил взгляд на дорогие наручные часы, украшенные бриллиантами, – подарок президента за одну удачно проведенную операцию. Стрелки показывали пять. Полковник почувствовал, что проголодался и устал. Разговоры с президентом, а затем и с генералом его изнурили, причем изнурили своей бессмысленностью и невероятным апломбом как первого, так и второго собеседника.
Но в этом полковник боялся признаваться даже самому себе. Ведь если кто-то хотя бы косвенно догадается, что в душе он не достаточно лоялен, то полковнику несдобровать. Сразу же доложат президенту, а тот на расправу скор.
И тогда его, полковника – начальника секретной службы, мгновенно схватят люди из охраны президента, упекут в тюрьму, станут пытать. И вынудят подписать все бумаги, которые ему подсунут.
И поутру, а может, поздним вечером его со связанными руками выведут во внутренний дворик тюрьмы – туда, где все стены белые, а земля устлана каменными плитами. И там ему на шею накинут петлю из толстой веревки, и кто-нибудь, может, тот же Салман, выбьет стул-подставку из-под его ног. Петля затянется, и течение жизни прервется.
Полковник был атеистом.