Что я сделала ради любви - Филлипс Сьюзен Элизабет

Сьюзен Элизабет Филлипс

Глава 1

Шакалы набросились на нее, едва Джорджи вышла на улицу, на свет и солнце апрельского дня. Когда она нырнула в парфюмерный магазинчик на бульваре Беверли, их было всего трое, но теперь стая увеличилась до двадцати человек, а возможно, и больше: хищная, воющая свора папарацци, рыщущая по улицам Лос-Анджелеса с расчехленными камерами.

Вспышки камер ослепляли ее. Джорджи твердила себе, что может выдержать все: разве не они донимали ее последний год? Они принялись выкрикивать бесцеремонные, грубые вопросы – слишком много вопросов, задаваемых в пулеметном темпе, оглушительными голосами. Тысячи слов продолжали сливаться в одно-единственное: длинное, непонятное и не имеющее смысла. Кто-то сунул ей в руки таблоид и завопил в самое ухо:

– Это только что выложили на стенды. Что скажете, Джорджи?!

Джорджи опустила глаза. На первой странице «Флэш» красовалась сонограмма[1] младенца. Малыша Ланса и Джейд. Малыша, которого должна была родить она, Джорджи.

Кровь отлила от ее лица. Вспышки мелькали, камеры щелкали, и ладонь Джорджи метнулась к губам. Она столько времени держала это в себе, но сейчас на миг забылась, и глаза ее наполнились слезами.

Камеры ловили все: ладонь у рта, слезы в глазах. Джорджи сдалась. Швырнула шакалам все, что они желали заполучить последний год.

Джорджи уронила таблоид и повернулась, пытаясь сбежать, но шакалы окружили ее плотным кольцом. Она растерянно попятилась, но они были повсюду: за спиной, перед ней, сбоку, совали в лицо камеры, что-то выкрикивали. В ноздри бил издаваемый ими смрад: пота, сигаретного дыма, едкого одеколона. Кто-то наступил ей на ногу. Чей-то локоть вонзился в ребра. Они продолжали наступать, воруя у нее воздух, не давая дышать…

Стоя на крыльце ресторана рядом с парфюмерным магазинчиком, Брэмуэлл Шепард наблюдал за развертывавшейся перед его глазами отвратительной сценой. Он только пообедал и уже уходил, когда почти рядом разразился скандал. Поэтому он остановился на верхней ступеньке, желая рассмотреть все получше. Брэмуэлл вот уже года два как не виделся с Джорджи Йорк, да и до этого лишь мимоходом кивал ей при встрече. Теперь, наблюдая за разбушевавшимися репортерами, он испытывал прежнюю горечь. Со своего наблюдательного пункта на крыльце он смотрел на разбушевавшуюся толпу. Кое-кто из папарацци держал камеру над головой, остальные совали объективы в лицо Джорджи. Она с юности привыкла иметь дело с прессой, но ничто не могло подготовить ее к тому кромешному аду, который разразился в начале прошлого года и продолжался до сих пор. Жаль только, что это не кино и никакие герои не спешили ее спасти. Восемь унизительных лет! Восемь лет Брэмуэлл выручал Джорджи из рискованных ситуаций! Но роль доблестного Скипа Скофилда, верного рыцаря смелой горячей девчонки Скутер Браун, давно сыграна. Пусть на этот раз Скутер Браун спасает собственную задницу или, что более вероятно, предоставит сделать это любящему папочке.

Папарацци еще не заметили Брэмуэлла. Теперь он редко попадал под обстрел их камер. Другое дело, если его увидят рядом с Джорджи: тогда очередного истерического взрыва не миновать. «Скип и Скутер» был одним из наиболее популярных ситкомов в истории телевидения. Восемь лет в эфире, и еще восемь лет простоя, но публика их не забыла, особенно если речь шла о славной девчонке Скутер Браун, буквально обожаемой американцами и в миру носившей имя Джорджи Йорк.

Порядочный человек наверняка бы посочувствовал ситуации, в которой оказалась Джорджи, но Брэмуэлл носил звание героя только на экране, поэтому сейчас, глядя на Джорджи, иронически скривил губы.

Положение внезапно приняло совсем уж скверный оборот. Двое репортеров сцепились в драке. Один сильно толкнул Джорджи. Та потеряла равновесие и начала падать, а когда в последнем отчаянном движении подняла голову, увидела Брэмуэлла, стоявшего всего в тридцати футах от нее. Лицо Джорджи потрясенно вытянулось, нет, не из-за падения – она каким-то чудом ухитрилась сохранить равновесие, – а из-за того, что свидетелем ее унижения был Брэмуэлл.

Их взгляды скрестились. Мольба о помощи, написанная на ее лице, словно вернула прошлое, и теперь она снова казалась растерянной девчонкой. Он смотрел на нее не двигаясь, смотрел в ее зеленые глаза и не мог не заметить, что она ждет от него помощи.

Это продолжалось всего несколько мгновений. Потом взгляд Джорджи затуманился, но Брэмуэлл успел уловить тот точный момент, когда она осознала, что он не намерен ей помогать, потому что остался все тем же эгоистичным подонком, каким был всегда.

Какого черта она ожидала? Разве у нее когда-нибудь были основания рассчитывать на него?

Ее лицо смешной девчонки исказилось презрительной гримасой, и, поспешно отвернувшись, Джорджи вновь попыталась пробиться сквозь толпу репортеров. Брэмуэлл запоздало сообразил, что упускает редкостную возможность, и сбежал вниз. Но он слишком долго ждал – Джорджи уже врезала кому-то в челюсть. Недостаточно сильно и метко, однако своего добилась: несколько репортеров расступились, образовав клин, так что Джорджи смогла добраться до машины и сесть в нее. Она включила зажигание, и уже через минуту ее «тойота-приус» влилась в пятничный поток автомобилей. Папарацци ринулись к своим мини-вэнам и последовали за ней.

Брэмуэлл скорее всего выбросил бы из головы мысли о случившемся, но стоило ему сесть за руль, как любопытство взяло верх. Куда отправится зализывать раны принцесса таблоидов – ведь ей негде скрыться? Свой невкусный ленч он уже съел, времени у него навалом, так что Брэмуэлл решил последовать за кавалькадой папарацци. И хотя он потерял из виду автомобиль Джорджи, по тому, как виляли машины, он понял, что она едет не зная куда. Наконец Джорджи свернула к бульвару Сансет. Брэмуэлл включил радио, выключил и еще раз обдумал планы на ближайшее будущее. В голову неожиданно пришел весьма интригующий сценарий.

Наконец вся процессия оказалась на шоссе Пасифик-Коаст и устремилась на север. И тут до него дошло: он, похоже, знает, куда направляется Джорджи.

Брэмуэлл потер большим пальцем баранку руля.

М-да, ничего не скажешь… в жизни полно интересных совпадений…

Джорджи жалела только о том, что не может содрать с себя кожу и бросить шакалам. Она больше не хотела быть Джорджи Йорк. Она бы многое отдала за то, чтобы снова стать уважающей себя, сознающей собственное достоинство особой!

Невидимая за тонированными стеклами «приуса», Джорджи вытерла нос и щеки. Когда-то она умела смешить целый мир, теперь же, несмотря на все усилия, стала символом унижения. Единственное, что держало ее на плаву в течение всего позорного, катастрофического развода, было сознание того, что камеры папарацци никогда, ни разу не поймали ее с опущенной головой или с искаженным болью лицом. Даже в самый кошмарный день ее жизни, день, когда муж оставил ее из-за Джейд Джентри, Джорджи сумела изобразить одну из фирменных ухмылок и гордо вскинутый нос своей экранной героини Скутер Браун, что крайне обозлило преследовавших ее шакалов. Но сегодня у нее отняли даже эти жалкие остатки гордости. И свидетелем ее позора стал Брэм Шепард.

В животе неприятно засосало. В последний раз она видела Брэма на вечеринке года два назад. Тогда его окружали женщины… и это было совсем неудивительно.

Рядом взвыл клаксон.

Джорджи не могла находиться в своем пустом доме или терпеть ставшую уже привычной жалость окружающих и поэтому направилась на Малибу, в пляжный домик старого друга Тревора Эллиота. Хотя она пробыла в дороге почти час, бешеный стук сердца не унимался. Мало-помалу она потеряла две самые главные в ее жизни вещи: мужа и гордость. Нет, три, если считать еще и карьеру, постепенно идущую на спад. А теперь еще и это. Джейд Джентри носит ребенка, о котором так мечтала Джорджи!