— Том…
— Да?
— Ты помнишь случай, когда один парень, переодетый в полицейскую форму, ограбил винную лавчонку?
— Разумеется.
— Это был я.
Том рассмеялся.
Джо уже забыл про часы.
— Нет, я серьезно. Должен же я рассказать кому-нибудь об этом! А на кого я могу положиться, кроме тебя?
Том растерялся.
— Ты меня не разыгрываешь?
— Клянусь богом, — Джо пожал плечами. — Ты знаешь, что Грейс уволили?
— Да.
— А тут еще Джекки занялась плаванием. Это тоже стоит денег. В общем, я не нашел другого выхода, пошел в лавку и ограбил ее.
— Ты не шутишь? — Том еще сомневался.
— Какие уж тут шутки. Я взял двести тридцать три доллара.
Глаза Тома весело блеснули.
— Так ты действительно это сделал?
— Конечно, черт побери. И знаешь, что меня удивило?
— Нет.
— Ну, во-первых, то, что я вообще это сделал. Если бы раньше кто-нибудь сказал мне, что я смогу кому-то пистолетом угрожать, требуя деньги, я бы не поверил.
Том поощрительно кивнул.
— Да, да…
— А во-вторых, меня просто потрясла легкость, с которой я добыл эти две сотни. Ни сопротивления, ни хлопот. Вошел, взял, вышел.
— А продавец?
Джо пожал плечами.
— Я наставил на него пистолет. Думаешь, он получил бы медаль, спасая хозяйские денежки?
Том восхищенно покачал головой. Его губы расплылись в широкой улыбке.
— И все-таки как-то не верится. Ты вошел в лавку, очистил кассу и уехал?
— И до сих пор удивляюсь, насколько это легко.
Они помолчали.
— Джо, и что будет дальше? — спросил наконец Том. Улыбка сползла с его лица.
— Дальше? — Джо не сразу понял, чего от него хотят. — Во всяком случае, я не собираюсь отдавать деньги. Я их уже потратил.
— А ты мог бы еще раз сделать то же самое?
Джо на мгновение задумался.
— Пожалуй, что…
А впрочем, это ведомо только богу.
ТОМ
День начался с вооруженного ограбления квартиры около Центрального парка. Собственно, вызов принял Эд Дантино.
Положив трубку на рычаг, он повернулся ко мне.
— Ну что ж, Том. Нам пора ехать.
— В такую жару?
Меня слегка поташнивало после вчерашнего пива, и я надеялся провести пару часиков в участке у большого вентилятора.
— Это Центральный парк, Том, — напомнил Эд.
— О, — вздохнул я.
К богатым людям мы выезжаем без промедления. Мы спустились вниз, к зеленому «форду» без всяких опознавательных знаков. Эд вызвался вести машину. Я не возражал.
По дороге я думал о том, что сказал мне Джо. Это же чистое безумие! Но мои губы невольно растягивались в улыбке, когда я представлял Джо, вытаскивающего пистолет перед остолбеневшим продавцом.
Я уже хотел было рассказать обо всем Эду, но вовремя сдержался. В общем-то и Джо следовало держать язык за зубами, хотя я и не собирался выдавать его. Но чем меньше людей знало об ограблении, тем лучше. Джо, конечно, не мог удержаться, чтобы не рассказать о своих подвигах хотя бы одному человеку. И мне льстило, что он выбрал именно меня. Мы живем рядом, служим в одном полицейском участке, и если Джо доверил мне тайну, разглашение которой сулило ему двадцать лет тюрьмы, значит, он считал меня своим другом.
Пока я размышлял о Великом ограблении винной лавки, мы подъехали к нужному дому. Эд не включал сирену. Преступление уже свершилось, грабители смылись, так что не было смысла мчаться посреди улицы, пугая прохожих. Потерпевшие обратились в полицию лишь потому, что этого требовала страховая компания, а мы ехали к ним домой из-за их толстой чековой книжки.
Дверь открыл швейцар и проводил нас к лифту. Мы поднялись на последний этаж. Элегантно одетая дама лет сорока пяти встретила нас и пригласила пройти в гостиную, но не предложила сесть. Широкие окна смотрели на сочную зелень парка.
Вопросы задавал Эд, а я ходил по прекрасной комнате, полной дорогих безделушек из оникса, мрамора, дерева, стекла и нефрита, и думал о том, как хорошо жить в такой роскоши. Иногда до меня доносились обрывки разговора, но я не вникал в подробности. Казалось, я нахожусь в музее и плевать хотел на двух вломившихся сюда ниггеров.
— Они вошли через дверь для слуг? — услышал я вопрос Эда.
— Да, — ответила женщина оскорбленным голосом. — Они избили мою горничную, и я послала ее к врачу. Если вам нужны ее показания, я позвоню ему.
— Пока не надо, — сказал Эд.
— Не могу понять, почему они избили ее. В конце концов, она негритянка.
— Потом они зашли сюда? — продолжал Эд.
— К счастью, нет. Тут есть довольно дорогие вещи. Из кухни они проникли в спальню.
— А где находились вы?
На стеклянном кофейном столике стояла лакированная японская шкатулка. Я поднял ее и откинул крышку. Внутри лежало полдюжины сигарет. Дерево отливало приятным золотистым цветом.
— Я была в кабинете. Услышав шум, я заглянула в спальню. Увидев их, я сразу поняла, что они там делают.
— Вы можете сообщить нам их приметы?
— Честно говоря…
— Сколько это стоит? — спросил я.
Женщина удивленно взглянула на меня.
— Простите?
Я показал ей японскую шкатулку.
— Вот это. За сколько ее можно продать?
— Кажется, я заплатила за нее три тысячи семьсот долларов. Да, где-то около четырех тысяч.
Вот это да! Четыре тысячи долларов за такую маленькую коробочку.
— Чтобы держать в ней сигареты, — сказал я главным образом для себя и поставил шкатулку на кофейный столик.
— Так на чем мы остановились? — обратилась женщина к Эду.
Я разглядывал кофейный столик. Мне нравились красивые вещи. Я улыбался.
ДЖО
Не знаю почему, но в тот день я встал с левой ноги. Если бы Грейс не держалась от меня подальше, мы бы наверняка поругались.
А тут еще транспортная пробка. И удушливая жара. Хорошо, что я рассказал Тому о винной лавке. Мне сразу стало легче, но вскоре настроение вновь ухудшилось. Все во мне кипело, и я уже жалел, что не оштрафовал того мерзавца в кондиционированной кабине «кадиллака». Я ненавижу саму мысль о том, что кто-то живет лучше меня.
Быстрее всего я успокаиваюсь, сидя за рулем. Разумеется, если машин гораздо меньше, чем утром на лонг-айлендской автостраде. Мой напарник Пауль Голдберг согласно кивнул, когда я вызвался вести машину. Он предпочитал сидеть рядом и жевать резинку.
Пауль на два года моложе меня, холостяк и, как я предполагаю, умеет ладить с женщинами. Я не знаю об этом наверняка, так как он не делился со мной подробностями личной жизни. Как, впрочем, и я с ним. С другой стороны, о какой личной жизни можно вести речь, имея жену и детей?
Но и быстрая езда не помогала. Теперь я начал сомневаться, следовало ли говорить Тому о винной лавке. Мог ли я доверять ему? Что, если он скажет кому-то еще, а затем об этом узнает капитан, и тогда я погиб. Раньше капитаны пятнадцатого участка не брезговали ничем, и не составляло труда откупиться бутылкой виски от изнасилования несовершеннолетней, но наш теперешний начальник изображал из себя ангела и мог наказать за плевок на тротуар. Трудно представить, что бы он сделал, узнав, что полицейский ограбил винную лавку, находясь при исполнении служебных обязанностей.
В конце концов я решил, что мои сомнения напрасны. Что бы Том ни думал обо мне, ему не придет в голову рассказать кому-либо о моих приключениях.
А вскоре я заметил впереди белый «кадиллак эльдорадо», точно такой же, что стоял рядом с нами на лонг-айлендской автостраде, только другого цвета. Пристроившись за ним, я взглянул на спидометр. Пятьдесят четыре мили в час. Вполне достаточно для личной беседы.
— Я остановлю этот «кэдди».
Пауль, вероятно, задремал, так как он испуганно вздрогнул при звуке моего голоса.
— Что?
— Этот белый «кэдди»…
Пауль присмотрелся к идущей впереди машине, затем повернулся ко мне.
— Зачем?
— Мне так хочется. К тому же его скорость пятьдесят четыре мили.