Викулов был из «пожарников». Сгорел в бээмпэшке. Точно, я его сегодня видел, подумал Алексей. Везли на койке на процедуры. Леха Викулов из второй роты. Викул. Перед глазами возник серый ком белья, пропитанный желтой жирной мазью…
— Прости, братишка, — сказал Алексей «летёхе». — Нужда зовет.
Он отправился в уборную, насвистывая мотив из оперы «Кармен». На стене над унитазом была надпись «Тщательнее мой руки, воин». Алексей хмыкнул, левой рукой завязал тесемки больничных штанов — фокус удавался далеко не всякому. Сестрички говорили, что у него пальцы как у хирурга. Подошел к умывальнику, тщательно вымыл руку, но вытирать не стал. Полотенце оказалось серым и бугристым, словно размокшая вафля.
Не рискнул. Пошел, держа руку на весу, чтобы обсохла.
В коридоре, между плакатами «Товарищ военнослужащий, береги социалистическую законность!» и иллюстрированной цветной памяткой «Симптомы пищевого отравления», маялся прежний лейтенант.
— Нашел своего Викулова? — спросил Алексей. Лейтенант моргнул. Алексей проследил за взглядом «летёхи» и замолчал.
К ним шел врач.
Врач вытер руки полотенцем, хирургическая шапочка криво сидела на его большой голове.
— К Викулову? Кончился ваш Викулов, — сказал врач нехотя. — Ожог третьей степени, почти восемьдесят процентов тела. Две недели под капельницами и вот… Слышите?
— Как же… — лейтенант заморгал. — Как же так? Я ему гостинец вез… от тетки. Из Вологды.
— Гости — инец, — протянул врач. — Мы сделали все, что могли. Интоксикация, почки не выдержали. Понимаете?
Лейтенант растерянно кивнул.
— Идите, мужики, — сказал врач устало. — Накатите за упокой души раба божьего… Викулова… как его по отчеству?
— Алексей Иванович, механик — водитель, — голос лейтенанта дрогнул. — Призыв семьдесят девятого, весна.
* * *
Свиридов провел ладонью по лбу, стирая пот. Кожа белая, загара нет. Откуда капитан приехал? С Дальнего Востока? Или из какого‑нибудь Лондона?
— Разрешите вопрос? Давно вы здесь, товарищ капитан?
Свиридов помедлил.
— Да вот, прилетел на днях из дружественной ГДР. Приказ, сам понимаешь. Подняли меня, значит, по тревоге… и погнали на аэродром.
— Совсем срочно? Это, значит, пинком под мягкое место? — съязвил Алексей.
Свиридов усмехнулся.
— Вроде того. Я даже зубную щетку с полотенцем из общаги не успел захватить.
«Комитетчик» в сущности, был свой мужик. Нормальный.
— А вы полотенце в гостинице замыльте, товарищ капитан, — посоветовал Алексей невозмутимо. — С вас‑то кто спросит?
— Ты прямо кладезь ценных советов. — Свиридов снял фуражку, помахал на себя. — Уф, духота сегодня. Как в парилке. Присядем, что ли?
Город плыл за окнами — бело — розовый, весенне — майский.
— А ну‑ка, — капитан потянулся к ручке, с треском повернул. Через распахнутое окно влился на лестничную площадку кусочек Ташкента. Запахло сухой пылью, нагретым солнцем деревом, цветущей землей. И еще почему‑то — вареной бараниной и тушеной капустой. А! Это из столовой, понял Алексей.
— Вообще‑то, сидеть на подоконниках запрещено, — заметил он.
Капитан усмехнулся. Достал из портфеля армейскую фляжку, металлические стаканчики и коробку конфет. Алексей невольно загляделся: там лежали аккуратные, завернутые каждая в прозрачный целлофан, желтые круглые конфеты. Яркие, как кусочки кураги особого, «медового» сорта. Только вот такой «кураги» в Ташкенте не купишь. Это заграница, сразу видно.
— Угощайся. Немецкие. Хорошо, сюда самолетом, а то не довез бы. Прозит! — капитан отсалютовал стаканчиком.
— Будем.
Алексей поднес стаканчик к губам, глотнул. Тягучая, пахнущая свежестью жидкость обволокла язык, мягко скатилась по пищеводу в желудок, всплыла к голове теплым шаром. Стало жарко… и хорошо.
За окном закричали: «Зинка! Зинка! Куда ты дела…». И потом по — узбекски.
Алексей не слушал.
— Немецкая мятная водка, — пояснил Свиридов. — Отличная штука. Так на чем я остановился?
Алексей помедлил.
— На задании. Или цели.
Свиридов кивнул, размял костяшки пальцев — с треском.
— Значит, так. Слушай, сержант, повторять не буду…
* * *
— Выходит, я остаюсь в армии?
Свиридов усмехнулся:
— Выходит. Дадим тебе прапорщика — сразу старшего, чтобы не мелочиться. Идешь на сверхсрочную.
— С этой рукой? — Алексей покачал культей в воздухе. — Ничего не забыли, товарищ капитан? А?
— Забудешь тут. Когда этой штукой у тебя перед самым носом размахивают…
— И что я должен сделать?
— Думать, — сказал Свиридов. — Тебе решать, сержант. Ты без пяти минут комиссованный, через пару дней тебя выпишут из госпиталя… Получишь документы и домой. Я тебя силком задерживать не стану… Тебе вообще есть, куда возвращаться?
«Дембель, скоро дембель». Мысль билась, словно залетевший в окно голубь. Металась по комнате, круша хрусталь и ломая крылья. Медленно пульсировала заживающая культя.
Жара. Грохот гусениц, мелкие камешки, летящие из‑под траков… Вспышка справа, вспышка слева.
«Леша, б…дь! Прикрой!» Алексей мотнул головой, отгоняя воспоминания.
Тень БМП — шки, надвигающаяся на руку…
Пришел дембель, откуда не ждали.
Алексей выпрямился. Подступило невыносимое желание взять капитана в охапку и выкинуть в окно. Пусть летит.
«Тебе есть, куда возвращаться?» Ур — род. А то он не знает.
Алексей усилием воли взял себя в руки.
— Где это будет происходить? Эта операция?
Капитан странно усмехнулся:
— Не «где», а «когда».
Молчание. Капитан аккуратно разлил остатки водки. За это время Алексей успел прикинуть варианты. Афган, Пакистан… что еще? Куба? Вьетнам? Ангола? Камбоджа?
«Не где, а когда».
— Ну, что, есть вопросы? — капитан терпеливо ждал.
«А какая, в сущности, разница, где это будет? Или когда. В любом случае я снова возвращаюсь за Реку».
Алексей медленно поднял здоровую — левую — руку и поскреб подбородок. Побриться бы. И еще…
Он повернулся к капитану:
— Полотенце брать?
* * *
За окнами госпиталя плыл Ташкент, цвели абрикосы и яблони. Шел тысяча девятьсот восьмидесятый год, год Олимпиады. За сотню километров отсюда, в дружественной Народной республике Афганистан советский Ограниченный Контингент мужественно выполнял свой интернациональный долг.
В палате читали стихи — не так, как обычно это делают — с надрывом и декламацией, а спокойно, устало. Словно прозу:
* * *
Свиридов кивнул Алексею: садись. В комнате гудел вентилятор, в углу под потолком зависла паутина. У раскрытого настежь окна две мухи гонялись друг за другом.
Видимо, мечтали догнать и зажить полноценной семейной жизнью. Весна.
Перед капитаном лежала толстая папка. Свиридов вытащил лист и взялся за химический карандаш.
— Ну, что решим? Кто ты у нас будешь?
— Буду? — не понял Алексей.
— Фамилию в контракт какую напишем? У нас тут секретность, если не забыл.
Алексей усмехнулся: