– Во многих, – уклончиво отозвалась Галка.
– Знаешь, Калинкина, мне кажется, ты сама в них влюблена не меньше, чем другие. И мне противно, – Ольга сморщилась, – что я тоже только что сказала о них во множественном числе. Просто наваждение какое-то!
– Я думаю, – не стала ничего отрицать подруга, – есть одно средство, которое может заставить их отлепиться друг от друга.
– Интересно, какое же?
– До сих пор их одинаковость была им только на руку, поэтому необходимо создать ситуацию, в которой им станет невыгодно быть очень похожими.
– Например?
– Ну… не знаю… надо подумать, обратиться к известным образцам. Знаешь, ведь на самом деле литературная классика давно дала ответы на все вопросы, надо только сообразить, в каком произведении.
– Тогда, Галка, все зависит исключительно от твоей памяти. Ты уж напрягись, пожалуйста, – попросила Ольга и села напротив подруги, которая, не откладывая дела в долгий ящик, углубилась в воспоминания.
– Можно, например, попробовать вариант под названием «Человек-амфибия», – наконец сказала она.
– То есть? – удивилась Ольга.
– То есть ты говоришь Сашке, что любишь его, но вынуждена уйти, к примеру, к Вовке Николаеву… ну… как Гуттиэре к Педро Зурите, потому что твой отец должен Вовкиному отцу… скажем, две тысячи долларов. И его отец твоему долг простит, если ты согласишься выйти за его Вовку замуж, – одним духом выпалила Галка.
– Совсем с ума сошла! – возмутилась Ольга. – Какое еще замужество, когда нам по четырнадцать лет!
– Подумаешь! Между прочим, Джульетте ее несовершеннолетие нисколько не помешало тайно обвенчаться с Ромео.
– Я, Калинкина, тебе никакая не Джульетта, а Вовка уж тем более не Ромео, и венчаться я с ним не желаю, ни тайно, ни явно.
– А кто заставляет? Ты же просто так скажешь Сашке, для создания критической ситуации.
– Ну тебя, Галка, придумаешь тоже! Добровольский, может, «амфибию»-то и не читал, а потому ничего не поймет, а от Вовки потом вообще вовек не отвяжешься.
– Фильм-то наверняка все смотрели. Там Ихтиандрик – такой красавец! Кстати, Добровольские на него здорово похожи, только родинки у них лишние.
– Глупости все это! Нет, придумай что-нибудь другое. Без долларов и замужества, пожалуйста.
– Можно, конечно, и другое, – тут же согласилась Галка. – Вариантов тысячи. Вот еще один, «Три мушкетера» называется. Если кто и не читал, то фильм наверняка сто раз смотрел.
– Ну и чего там, в твоих «мушкетерах»? – насторожилась Ольга.
– А вот чего: ты прикидываешься, что тебе, к примеру, в столовой в пюре с жареной рыбой подлили, как Констанции, яду. Ты корчишься на полу в муках и говоришь Сашке, что любишь его, но рада умереть, потому что не можешь перенести его и Пашкиной подлости.
– Нет, ты, Калинкина, просто ненормальная! Умирать мне, знаешь, что-то совершенно не хочется!
– А кто заставляет? – опять спросила Галка.
– Что же, я, по-твоему, поприкидываюсь немного отравленной, а потом встану, отряхнусь и пойду домой?
– Можно не сразу. К тебе, конечно, тут же «Скорую помощь» вызовут, тебя увезут, а потом выпустят, поскольку ты на самом деле никакая не отравленная. А Сашке можно, в случае чего, потом напомнить, что медицина в наше время очень далеко вперед ушла с тех пор, как миледи отравила госпожу Бонасье.
– Чушь ты несешь, Галка! Я вообще не понимаю, почему в этих твоих дурацких ситуациях Сашке будет невыгодно быть похожим на Пашку?
– Да потому, что именно из-за него, из-за Сашки, а вовсе не из-за Пашки, ты готова умереть от отравленного пюре. Я думаю, каждому парню это было бы приятно и каждый не хотел бы, чтобы и из-за другого, будь он хоть трижды самым кровным близнецом, девушки тоже кончали бы жизнь самоубийством.
– Каким самоубийством? – расхохоталась Ольга. – Отравление же дело рук миледи.
– Какая разница, – отмахнулась от нее Калинкина.
– Нет, Галка, это все не то. Ерунда какая-то. Думай еще!
– Знаешь, на тебя прямо не угодишь! Есть, конечно, варианты и попроще, подоступнее. Например, возьмем то же «Горе от ума». Не хочешь умирать от отравления, тогда придется тебе, как Софье в Молчалина, временно втрескаться в кого-нибудь самого замухрыжного из нашего класса, например – в Петюню Казбекова.
При упоминании о Петюне Ольга упала на диванную подушку, расшитую жар-птицами, и чуть не задохнулась от смеха.
– Ой, не могу! – наконец проговорила она. – Разве кто-нибудь поверит, что я, как ты говоришь, втрескалась в Петюню?
– А зачем кому-то что-то знать? Ты будешь любить его тайно, как Софья.
– Да? – продолжала заливаться смехом Ольга. – А как же тогда Сашка про эту мою любовь узнает, если она будет тайная?
– Напрасно ты смеешься, – заметила Галка. – Все можно продумать, было бы желание!
У Ольги желания не было. Петюня Казбеков представлял собой весьма жалкое зрелище и чем-то походил на телевизор с ножками, модернизированный двумя экранами. Экранами были огромные увеличительные стекла квадратных очков, за которыми почти скрывалось невыразительное лицо Петюни. Сходство с телевизором добавляли плоская, вытянутая по горизонтали голова и почти полное отсутствие шеи. Естественно, что однажды произнесенное прозвище – Телевизор – прилипло к Петюне и закрепилось за ним навсегда и намертво.
Роста Казбеков был очень маленького и еле доходил Ольге до плеча. В отличие от роста Петюня имел очень высокую работоспособность. Даже если у него все уроки были подготовлены, каждую перемену он все равно занимался чем-нибудь очень серьезным: переводил на всякий случай следующий параграф по английскому, учил следующее правило по русскому языку или безуспешно пытался решить задачу по физике по еще не пройденной теме. Втрескаться в Казбекова, как советовала Калинкина, было совершенно невозможно, что Ольга тут же еще раз объяснила подруге.
– Ты ничего не понимаешь! – возразила ей Галка. – Ты только представь, что сделается с Добровольцами, когда они увидят, что ты их, таких высоких и красивых, променяла на низкорослого квадратного Телевизора.
– Они просто ни за что в это не поверят, вот и все.
– Придется тебе популярно им объяснить, что полюбила Казбека за красивую душу. Известно, мол, что с лица воду не пить… не родись красивым, а родись счастливым… и все такое.
– Может, лучше тебе, Галина, Телевизора полюбить?
– А мне-то зачем?
– Насколько я поняла, тебе Добровольцы тоже не безразличны. Пусть они лучше тебя к Казбеку ревнуют.
– Интересно ты рассуждаешь! – почему-то рассердилась Галка. – Кого Сашка на свидание приглашал, тебя или меня?
– Допустим, меня…
– Из чего мы и заключаем, что моя судьба им абсолютно не интересна, а потому моего романа с Телевизором они просто не заметят.
– Возможно, но… – лукаво посмотрела на нее Ольга, – можно сделать что-нибудь такое, что они обязательно заметят. Ты правильно говорила, что классическая литература уже проработала все возможные варианты. С тобой можно провернуть вариант номер четыре под названием «Бедная Лиза». Ты признаешься Сашке… или Пашке в любви, а потом идешь топиться в пруд возле нашей школы. На месте, где ты утопнешь, Добровольцы поставят часовню и станут проводить там в рыданиях все свое свободное время.
– Издеваешься, да?
– Не больше, чем ты надо мной со своими Телевизором и ядовитым пюре! Я тебе больше скажу: если не хочешь тонуть насовсем, то мы вызовем к тебе Службу спасения, и тебя вытащат. Добровольцам же, которые наверняка побегут сверяться с первоисточником, поясним, что все сделано по правилам и никто не виноват, что во времена Карамзина до Службы спасения еще не додумались.
– Теперь я просто уверена, что ты издеваешься, – обиделась Калинкина, встала с кресла и хотела гордо покинуть квартиру подруги.
– Ладно, Галка, не злись, это я так… – Ольга усадила Калинкину обратно на диван, – от безысходности.
– Скажи, Оль, – моментально успокоилась Галка, – а тебе кто больше нравится, Сашка или Пашка?