Достав с помощью каминных щипцов горячие кирпичи из очага, она как следует завернула их и положила вдоль его тела. Кирпичи будут согревать его, а также не дадут скатиться с кровати.
Она проверила фартук, которым была завязана рана на голове. Следов свежей крови на нем не было.
Даже поблизости от огня она дрожала от холода. Прежде чем обрабатывать рану на голове, ей необходимо переодеться, иначе она простудится.
Она взглянула на своего пребывающего в бессознательном состоянии гостя. В небольшой комнате было негде укрыться. Придется ей взять свои вещи, подняться наверх и там переодеться. Но наверху было страшно холодно. Дети одевались и раздевались всегда перед огнем внизу, а наверх поднимались только для того, чтобы лечь в постель, которую Мэдди предварительно хорошенько нагревала горячими кирпичами.
Она помедлила. Глаза его были закрыты. Она решила рискнуть.
Повернувшись к нему спиной, чтобы отдать дань скромности, она сняла с себя мокрую одежду, насухо вытерлась полотенцем и переоделась в сухое.
Как только она повернулась, веки незнакомца дрогнули, словно он только что закрыл глаза. Было ли это движение век непроизвольным или он наблюдал за ней? Этого она не могла бы сказать. Если он подсматривал, то она сама виновата в этом. Можно было переодеться наверху.
К тому же она и сама разглядывала его, не так ли? Надо быть объективной, сказала она себе. Однако щеки у нее разгорелись, и она надеялась, что ошиблась.
А теперь ей следовало заняться раной на голове.
– Это будет непросто сделать, – сказала она ему. – Рана расположена в таком месте, до которого трудно добраться.
Собрав все, что могло ей потребоваться, она поставила это на кровать. Потом сама взобралась на кровать, с трудом привела его в сидячее положение и проскользнула ему за спину. Усадив его между коленями, она придвинула его к себе и прислонила прижатой щекой к груди.
– Понимаю, что это нескромная позиция, – пробормотала она, потянувшись за горшочком меда, – но ты этого не знаешь, а я никому не скажу, а самое главное, это единственный способ обработать твою ужасную рану.
Его волосы слиплись от грязи и крови. Она вымыла их как сумела и выстригла волосы вокруг раны. Рана была ужасная, рваная, и из нее все еще сочилась кровь, но ей показалось, что зашивать ее нет необходимости. Слава Богу, потому что она терпеть не могла, когда прокалывают иглой плоть, тем более, если приходится делать это самой.
Она тщательно промыла рану горячей соленой водой – горячей, насколько можно было терпеть, – чтобы рана не загноилась.
Если бы раненого осмотрел доктор, он припудрил бы ее обеззараживающим порошком, но у нее ничего такого не было. Она слышала, что для того, чтобы остановить кровотечение, хороша паутина, но при виде пауков у нее мороз пробегал по коже, да и паутины в доме не видно. У нее был только мед. Он хорош для лечения ожогов и небольших порезов, но его было много, и она принялась осторожно смазывать рану медом.
Он ощутил под щекой что-то похожее на грудь.
Тело у него было холодное как лед. Он почувствовал невыносимую пульсацию во всем теле и попытался пошевелиться.
– Не двигайтесь, – произнес женский голос.
Он попытался открыть глаза. Боль прорезала его тело, вызвав тошноту.
– Успокойтесь.
Холодные пальцы прижали его к чему- то теплому и мягкому.
Нет, это наверняка грудь. Но чья?
Холодная рука взяла в ладонь его щеку, все еще держа его возле груди.
– Мне нужно обработать вашу рану на голове.
Женский голос был мягким, нежным.
«Приятно, когда у женщины такой голос», подумал он. И попытался сесть, но это вызвало мучительную боль.
«Рана на голове?» Может быть, он умирает?
Если так, то ему повезло. Хорошо умереть, уткнувшись лицом в душистую прелесть женской груди, когда нежные пальцы успокаивают тебя и что-то мурлычет мягкий женский голос.
Эта грудь, эти пальцы, этот голос…
Кому же они принадлежат?
Он почувствовал, что она переменила положение. Тело снова прорезала боль, его затошнило… потом наступила тьма.
Глава 2
– Мэдди, Мэдди, мы нашли лошадь!
Дверь коттеджа распахнулась, и в нее влетел ее восьмилетний брат Генри. За ним но пятам следовал ее брат Джон, который был натри года старше.
– Это великолепный чистокровный жеребец, – сказал Джон, – гнедой, с очень мощными плечами и коленными сухожилиями.
– Мы его поймали! – возбужденно перебил его Генри.
– Это я поймал его, – поправил брата Джон.
– Да, но я помогал. Ты не смог бы сделать это без меня, и ты знаешь это!
Джон снова повернулся к Мэдди.
– У меня был огрызок яблока в кармане, и он взял его словно овечка.
– Я тоже покормил его. Я дал ему травки, – сказал Генри.
– А потом я отвел его к викарию – где же еще нам держать лошадь? Викарий сказал, что не возражает, – заявил Джон. – Извини, что мы опоздали, но жеребец был взмылен. Я расседлал его и вытер насухо.
– Мы оба вытерли его, – сказал Генри.
– Тише, тише. Не надо так шуметь, – рассмеялась Мэдди. – А где ваши сестры?
– Идут, – как-то смущенно ответил Джон. – Мы их немного обогнали.
Предполагалось, что он, как мужчина в семье, хотя двенадцатилетняя Джейн была старше его, должен был сопровождать сестер.
– Они такие медлительные, Мэдди, и вечно волнуются из-за того, что дорога грязная и испачкаются ботинки, а мне хотелось поскорее рассказать тебе про лошадь.
Губы Мэдди дрогнули в улыбке.
– Понимаю, дорогой. К тому же они совершенно не интересуются лошадьми. А у меня для вас тоже есть сюрприз… a-а вот и девочки.
В комнату вошли Джейн, Сьюзен и Люси.
– Извини за опоздание, Мэдди, – сказала Джейн, старшая, снимая шаль с маленькой Люси, – но нас задержал дождь, а потом мальчики нашли лошадь и им пришлось ловить ее, а потом отвести к викарию и позаботиться о ней, а потом…
– Все в порядке, дорогая Джейн, – обняв девочку, успокоила ее Мэдди.
Двенадцатилетняя Джейн, как старший ребенок, относилась к своим обязанностям очень серьезно. На нее сильно повлияло изменение условий их жизни. Мэдди, не имея никакой другой помощи, была вынуждена полагаться на Джейн.
Она знала по собственному опыту, как тяжело, когда из- за бремени обязанностей человек лишен детства. Ей отчаянно хотелось, чтобы Джейн вновь стала беззаботным ребенком, но она не могла бы справиться без нее.
Пока не могла, напомнила она себе.
– Сегодня не одни мальчики приготовили сюрприз, – сказала она детям. – Они нашли лошадь, А я нашла всадника.
Ее немедленно забросали вопросами.
– Тсс, вы должны вести себя тихо и не беспокоить его.
– Но где же он? – спросила Сьюзен, окидывая взглядом комнату.
– В постели. Он тяжело ранен.
– Можно нам посмотреть?
– Да. Но ведите себя тихо. Бедняга разбил себе голову, и громкий шум может вызвать боль.
Дети на цыпочках подошли к кровати, и Мэдди раздвинула выцветшие красные занавески, закрывавшие альков, где стояла кровать, от посторонних взглядов, а также защищавшие от сквозняков.
– Каким образом он разбил себе голову? – шепотом спросила Джейн.
– Произошел несчастный случай.
– Почему он лежит в твоей постели, Мэдди? – спросила Люси.
– Тсс, мы должны разговаривать тихо, потому что он очень болен, – объяснила Мэдди. – Потому-то он и лежит в моей постели.
– А где будешь спать ты? – продолжала выспрашивать Люси хриплым голоском, который считала тихим.
– Мы поговорим об этом позднее, – сказала Мэдди, которая и сама думала об этом.
– Он красивый, – заявила восьмилетняя Сьюзен громким шепотом.
– Он принц? – хрипло прошептала Люси. – Он похож на принца.
– Ты уверена, что лошадь, которую мы нашли, принадлежит ему? – с разочарованным видом спросил Джон.
Он, несомненно, лелеял мечту, что лошадь будет принадлежать тому, кто ее нашел.