– Ну, пьяный или обкуренный. Ошалел! В невменяемом состоянии мог на вещи натыкаться, опрокидывать.
– В невменяемом, говоришь? Знаешь, Костя, я бы, помимо вскрытия, провел тут комплексную химическую экспертизу. Биохимическую, – сказал Колосов. – Ну хотя бы для того, чтобы нам с тобой было ясно, какое вино он перед этим пил и чем ширялся.
– Ладно, сделаем, о чем разговор? – Лесоповалов послушно кивнул.
Как только он укрепился в мысли, что убийством тут, скорее всего, не пахнет, он заметно повеселел. В тихих Столбах убийств не любили. От них только лишняя морока.
Глава 3
Нездешние моря
Ночью Авроре снова снилось море – зеленое, искрящееся солнечным светом. И песок пляжа был обжигающе горячий. Такой же, как там в пустыне во время сафари на джипах – она вышла из машины, поднялась на бархан и даже сквозь подошвы кроссовок ощутила, какой он огненный – песок.
Это было тогда – во время поездки в Марокко. Это было сейчас – во сне.
Сны – продолжение наших мыслей. Аврора часто думала об этом. Ей особенно остро хотелось снова поехать туда – одной, без детей. И увидеть все то, что в последнее время так часто воскресало во сне: фиолетовую гряду Атласских гор на горизонте, белые шапки вечных снегов, красные глиняные стены старого города посреди пустыни, тенистые извилистые улочки, где в полдень не услышишь человеческого голоса, а только воркование голубей, ту сумрачную лавку торговца сувенирами, где восемь лет назад они с мужем купили для первой своей квартиры забавный мавританский столик и медную лампу, в которой жил джинн.
Ничего этого уже не было с Авторой сейчас – ни квартиры, которая была продана, потому что они переехали всей семьей в огромный дом в подмосковной Немчиновке, ни мавританского столика, разбитого в щепки, ни лампы, ни джинна – он умер в заточении, так ни разу и не показавшись, ни мужа…
– …Эх, Дима-Димочка, я ведь так любила все эти годы…
«Ты достала меня, сука, ты уже достала меня! Доиграешься, дождешься, гадина…»
Это муж прокричал ей вчера по телефону. Голос его звенел от ненависти. И ей, Авроре, стало страшно. По-настоящему страшно.
С мужем Дмитрием Гусаровым они прожили ровно восемь лет и три месяца. Он был весьма удачливым человеком и словно родился для шоу-бизнеса. Только благодаря его энергии, связям и деньгам Аврора последние трудные годы еще как-то держалась на плаву. У нее было музыкальное образование. В детстве родители отдали ее сначала в музыкальную школу, затем в училище. Был и небольшой, но приятный голос.
Ее первые шаги на столичной эстраде двенадцать лет назад мало кем были замечены. И наверное, вряд ли бы что-то вообще получилось, если бы на одном невзрачном концерте ее не увидел шоу-продюсер Гусаров. Они познакомились. Он как-то сразу взял с ней, Авророй, простой, дружеский тон. Сказал: «Будешь держаться меня, сделаю из тебя звезду». Она не доверяла ему сначала. Правда, кто в это поверит – «сделаю звезду»? Но он сразу вложил в нее деньги, купил ей шлягер «Любовь», и эта самая «Любовь», спетая по-русски и по-английски для Интернет-альбома, неожиданно для всех и для самой Авроры вдруг заняла вторую строчку в хит-параде на МТВ.
Гусаров сразу выпустил ее диск, организовал концертное турне по Кузбассу и Поволжью. И после одного из концертов в Челябинске предложил ей стать его женой: «Ты станешь самой знаменитой, я тебя сделаю. И за это ты родишь мне сына».
Самой знаменитой Аврора не стала. А Гусарову родила двоих сыновей. Первенца он ждал и, кажется, даже любил, а ко второму был уже совершенно равнодушен. А к ней, Авроре…
«Ты достала меня, ты достала меня! Ну, берегись!»
Какой у него вчера был голос по телефону, у этого человека…
А ведь было время, когда им было хорошо вместе. В первый год брака они с мужем поехали отдыхать в Марокко. Русские туда мало ездят, и Гусаров считал, что Марокко – это оригинальный рекламный ход. Когда в интервью журналу «Афиша» его жена Аврора расскажет, что лето провела на пляже Эс-Сувейры, путешествовала на джипе по Сахаре, посещала Танжер и Марракеш, – это будет необычно, ярко, стильно и эпатажно.
Гусаров порой совершал такие поступки – на показ, для рекламы. Но там, в Марокко, им действительно было хорошо.
Отель был уютный и тихий, в восточном колониальном стиле. Аврора вставала на рассвете, открывала раздвижную стеклянную дверь, смешивала прохладный воздух кондиционера с утренним теплым дыханием апельсинового сада, росшего во внутреннем дворе. Среди розовых кустов журчал фонтан. Аврора смотрела на спящего мужа и предавалась воспоминаниям: его прикосновения – она долго, очень долго ощущала их на своей коже, его губы, скользящие по ее телу, ищущие наслаждения. В постели они забывали обо всем – в первую очередь о времени. Опаздывали на экскурсии, не ходили на пляж. Она забеременела там, в Марокко, где сам горячий воздух, казалось, был насквозь пропитан…
«Я очень, очень, очень счастлив с тобой. Я ни с кем так не был счастлив, как с тобой», – говорил ей муж в постели восемь лет назад.
А вчера по телефону он сказал ей… А ведь она, Аврора, думала, что больше он ей никогда ничего уже не скажет, не позвонит. Они с Гусаровым официально развелись месяц назад. И все уже было сказано тогда. Аврора думала, что теперь они будут общаться только через адвокатов. Гусаров объявил, что у него хватит средств, чтобы и далее обеспечивать детей всем необходимым.
Вчера она устроила этот ужин для друзей, чтобы не быть одной, чтобы отметить Окончательный Рубеж, Границу, отделявшую ее прошлое от будущего, свою свободу, которую она так страстно желала все последние годы, когда наконец осознала, что их жизнь с мужем превращается в мучительную пытку.
Вчера ее адвокат встречался с адвокатом Гусарова, чтобы обговорить порядок денежных выплат на содержание детей. И от этих переговоров Аврора не ждала никаких неприятных сюрпризов, и вдруг…
«Ты достала меня, жадная сука!» Господи, какой у него был голос… «Ты дождешься, гадина, берегись!»
Гусаров, что бы он там ни говорил, что бы ни обещал, всегда был прижимист и скуп. За все восемь лет у Авроры, несмотря на доходы от концертов, было очень мало своего. Гусарову принадлежали и загородный дом, и две квартиры в Москве, и офис-студия. Только в последние годы Аврора начала откладывать лично себе и детям на черный день. И то все бы пошло прахом во время дефолта, если бы не Марьяша – Мария Захаровна…
Зазвонил телефон. Аврора нашарила на полу рядом с кроватью трубку. И вдруг в испуге застыла: а вдруг это муж?! И она снова услышит его голос, полный ненависти, парализующий, лишающий сил?
– Алло, да, я…
– Это ты? Привет.
Аврора услышала голос Марии Захаровны Потехиной. Голос был немного хриплый – наверное, со сна или от первой утренней сигареты, которую Марья Захаровна – Марьяша – выкуривала обычно с чашкой крепчайшего бразильского кофе.
– Ну, как ты? Как спала?
– Хорошо. – Аврора вздохнула с облегчением – это не он, не муж. – Золотые сны снились, спасибо тебе, Марьяша.
– За что? – спросила Марья Захаровна.
– За вчерашний вечер.
– Ну, детка, ты же сама все это устроила, сама праздника хотела. А я что – я только немножко помогла, чем сумела. Я что звоню-то… Как ты себя чувствуешь после… – Марья Захаровна смущенно запнулась, словно ей трудно было продолжить. – Ну, после художеств этих твоего… Ну наглец! Вот наглец какой… Мне и в голову не пришло, что он может вот так прямо по телефону прилюдно устроить скандал…
– А я мало чему уже удивляюсь. Я ко всему уже с ним, Марьяша, привыкла, – ответила Аврора. – Но спала я, несмотря ни на что, хорошо. Как убитая.
– Ну ладно, значит, порядок, – голос Потехиной потеплел. – Отдохни сегодня как следует, детка. Тебе это полезно. Только, бога ради, не открывай окна – на улице снова копоть и дым.
Аврора откинулась на подушки. В этой квартире в Текстильщиках – тесной и подслеповатой – она родилась. Здесь после смерти отца жила ее мать. Здесь так не любил, почти брезговал бывать Гусаров. Сюда она переехала вместе с детьми после того, как окончательно ушла от него. После загородного дома в Немчиновке все домашнее казалось таким убогим, обшарпанным и бедным, но это было неважно. Пока она и дети поживут здесь, а потом она, Аврора, приобретет что-нибудь более подходящее для себя, сыновей и мамы. И на это ей не придется клянчить деньги у бывшего мужа.