Валерий натянуто улыбнулся.
– Большего? Чего же больше-то?
– Да ты просто вахлак, если не сказать… Ладно, не буду…
– Нет, ты скажи!.. Что, я трус, да?.. Ты так хотел меня обозвать?
– Хотел!.. Но не обзову! Потому что, если обзову, мы с тобой поругаемся. И рассоримся. Может, навсегда. А я не хочу с тобой ссориться. Потому что я считаю, что ты мне послан судьбой. Как и я – тебе. И я не хочу из-за какой-то полупьяной ссоры на пустом месте тебя терять!..
От последних проникновенных слов Владимира Валера немедленно расчувствовался, тут же забыв все обиды, которые ему только что успел нанести его товарищ. Легкость перехода от гнева к умилению, от раздражения к ласке являлась доминантой в его эмоциональной конституции.
– Раз так, – сказал Валерка, – давай замнем эту тему. Для ясности. А то и правда разругаемся… Лучше, может, выпьем? Не за судьбу, не за любовь, а – за дружбу. А?
– Прекрасный тост, – развел руками Володя. – Теперь я слышу речь не мальчика, но мужа.
Он плеснул замечательного коньяку в стопки другу и себе, и студенты звонко чокнулись.
А тут подоспела и официантка с новым роскошным блюдом: уткой по-пекински. Спросила интимно, невзначай задев грудью плечо Владимира:
– Чего-нибудь еще, мальчики?
– Нет, нам всего хватает, но вы, девушка, пожалуйста, рассчитайте нас.
– Рассчитать? – удивилась подавальщица.
– Да, принесите, пожалуйста, счет. Мы, как уточку вашу съедим, сразу уйдем. Только впишите в приговор еще два черных кофе. И его не забудьте нам принести.
– Как скажете.
Официантка салфеткой смахнула со стола хлебные крошки и удалилась, слегка обиженная.
– Зачем нам прямо сейчас счет? – удивился Валера.
– А что нам здесь сидеть? – слегка фальшивым голосом ответил его товарищ. – Народу нет, музыки нет, и даже моя робкая провокация насчет похулиганить не возымела никакого отклика…
Валера улыбнулся. Нет, сердиться на Володю было решительно невозможно. Даже когда он справедливо выговаривал другу – а ведь больнее всего ранят именно справедливые замечания.
– Давай-ка, – продолжил Владимир, – выпьем под горячее, и, как писали в дореволюционных романах, воздадим должное утке.
После пятой рюмки у Валерки слегка поплыла голова, и он впал в состояние эйфории. Все вокруг казалось ему необычайно милым: и его товарищ – суровый, но честный и близкий, и огромный полупустой зал ресторана, и безвкусные псевдокитайские росписи по стенам, и троица, сидевшая неподалеку – а главным образом, конечно, его девушка, которая, как показалось Валере, украдкой ему улыбнулась. Очень милой показалась ему и немолодая официантка, что принесла и подала Володе счет на блюдечке.
– Сейчас-сейчас, – отослал ее Владимир, – мы утку доедим и рассчитаемся. А вы нам пока кофе несите, пожалуйста.
Довольно быстро друзья покончили с уткой, и настолько ресторанная изысканность оказалась вкуснее, тоньше и сытнее повседневной еды в столовых студгородка, что блаженство, кажется, настигло не только тонко душевно организованного Валерку, но и непробиваемого Владимира.
– Вот это жизнь! – удовлетворенно вздохнул он. – А ты еще, чудило, не хотел кошелек подбирать!
Между тем подходил к концу сабантуйчик за столом, где сидела девушка. Трое посетителей ограничились бутылкой сухого вина, мороженым и кофе. При мысли о том, что они вот-вот уйдут и он не увидит черноглазую девушку, может быть, больше никогда, у Валерия резко испортилось настроение.
– Ну-ка, посмотрим, что нам тут она насчитала, – потянул Володя руку за счетом. – Однако! Тридцать один рублей двадцать копеек! Ни фига себе пельмешек!.. Хм. Слушай, чувак, – обратился он к товарищу, – у тебя с собой никаких денег нет?
Его вопрос прозвучал, пожалуй, несколько громче, чем следовало.
– Каких тебе еще денег?! – вылупился на приятеля Валера и прошипел: – Ты же весь кошелек себе взял!
Однако Володя под столом наступил другу на ногу: сиди, мол, тихо и подыгрывай.
– Нет, ну, может, ты по карманам посмотришь?
Не понимая, что за представление затеял Владимир, Валера послушно принялся шарить по карманам джинсов.
– И ведь всего-то ничего не хватает! – принялся громко сокрушаться Володя. – Всего-то рупь двадцать!.. Ну, у тебя тоже ничего?..
Валерка растерянно пожал плечами, хотя на самый последний случай у него всегда имелась с собой пятерка, засунутая в свернутом виде в «часовой» кармашек джинсов.
– Ничего.
– Да, и у меня только боны…
«Какие такие боны?! – едва не воскликнул Валерка. – У тебя же в кармане полный лопатник! Шестьсот с лифуем рублей!»
Однако все же смолчал.
– Что ж, – воскликнул Владимир решительно, – мир не без добрых людей!
Он встал.
И не успел Валера и глазом моргнуть, как друг уже оказался рядом со столиком, за которым сидело двое пылко влюбленных и при них – черноглазая девушка. Они только что расплатились и, похоже, как раз собирались уходить.
– Что он творит? – прошептал Валерка.
С чуть смущенным выражением лица Володя обратился к троице, в основном апеллируя к мужчине. Слов Валера не слышал и напряженно наблюдал за разворачивающейся немой (для него) сценой.
Володя, что-то рассказывая, сделал жест в сторону сидевшего товарища, и все трое дружно заулыбались. «Что он им несет?!» – с тревогой подумал Валера и почувствовал, как его щеки запунцовели от смущения.
Наконец мужчина что-то произнес в ответ студенту, и все четверо – включая и Володю – расхохотались. Потом мужик достал из внутреннего кармана пиджака портмоне (издалека Валерке показалось, что оно точь-в-точь такое же, какое они нашли в кинотеатре «Зарядье»), открыл его, вытащил банкноту и протянул Володе.
– Да он побирается! – возмущенно прошептал Валерка. – Что он, с ума сошел?!
Издалека было видно, что его товарищ горячо благодарит мужика, прикладывая руки к сердцу. Тот делает отстраняющий жест – мол, чепуха, не стоит благодарности. Володя настаивает. Мужик отрицательно качает головой. Володя хмурится и вкручивает что-то веское.
Наконец мужчина сдается и указывает взглядом на «Валеркину девушку». Девушка улыбается, секунду колеблется, а затем достает из сумочки ручку и что-то пишет на бумажной салфетке.
Володька кланяется – на сей раз черноглазой красавице – и произносит, улыбаясь, длинную тираду, после которой все снова смеются.
Затем студент отваливает от чужого столика и возвращается к Валерке.
Усевшись, он протягивает товарищу трехрублевую купюру. И подмигивает ему так, что это незаметно от соседского столика. И назидательно произносит:
– На, держи. Пусть тебе будет стыдно. Будешь знать, как приглашать друга в ресторан, а потом денег не иметь, чтоб расплатиться.
– Что ты несешь?! – шипит Валерка. – Что ты там им сказал?!
В этот момент троица – мужик, влюбленная в него блондинка и «Валерина» брюнетка – поднялась из-за своего столика и последовала к выходу из державного зала.
Они, все трое, улыбнулись походя Валерке с Володей, а девушка – с ума сойти! – даже радушно помахала им рукой.
– Пока-пока, мои дорогие, – сделал им ручкой Володя. – До новых встреч!
Когда троица исчезла за дверью, Валерка набросился на друга:
– Что ты за спектакль устроил?! Что за пантомима в трех частях?!
Володя в ответ лишь усмехнулся:
– Почему же пантомима? Я был очень даже говорлив. Это ты тут молчал в тряпочку, словно тень отца Гамлета.
– Что тебе от них понадобилось?
– Видишь ли, мой юный друг, я рассказал нашим соседям по ресторану правду.
– Правду?!
– Ну да. Я сказал, что ты мой старый школьный приятель. Мы давно не виделись. Ты был на практике в Египте, на Асуанской плотине…
– Что за бред!.. – скривился Валерий.
Не обращая внимания на его реплику, друг продолжал:
– И по случаю возвращения из жарких стран пригласил меня в ресторан. Однако не рассчитал свой бюджет, скотина, – подожди, подожди, не бросайся на меня, слово «скотина», как и другой грубятины, я им о тебе не говорил. Это я сейчас говорю – чтоб тебе понятней была вся бездна моего недавнего унижения… Я сказал моим новоявленным друзьям, что у тебя, чтобы расплатиться по счету, не хватило одного рубля двадцати копеек…