Червяк тем временем оказался на расстоянии десяти футов от них. Пасти дружно распахнулись.
– Стреляй! – закричал Мишкин.
Робот вскинул бластеры и выстрелил в грудь червяку. Некоторые из голов чудища заморгали и приобрели раздраженный вид. Больше никаких заметных перемен не произошло. Робот снова поднял бластеры, но Мишкин приказал ему остановиться.
– Это не действует, – сказал он. – Что ты еще можешь предложить?
– Неподвижность.
– Ну уж нет! Я считаю, что нам следует удирать со всех ног.
– Уже поздно, – констатировал робот. – Замри!
Мишкин заставил себя застыть, и тут над ним нависли головы червя. Он изо всех сил зажмурился и оказался вынужден выслушать следующую беседу:
– Давай его съедим, а, Винс?
– Заткнись, Эдди. Мы только вчера вечером слопали целого ормитунга. Ты че, хочешь заработать несварение желудка?
– А я не наелся.
– И я тоже.
– И мы.
Мишкин открыл глаза и увидел, что это переговариваются между собой пять голов червяка. Голова по имени Винс располагалась посередине и была заметно крупнее остальных.
– Парни, меня уже тошнит от вас и от вашей прожорливости! – сказал Винс. – Я несколько месяцев гробился с этой гимнастикой, чтобы привести наше тело в приличный вид, а вы опять рветесь набить пузо. Уймитесь!
– Мы можем есть все, что захотим и где захотим! – заныла одна из голов. – Наш папенька, упокой господи его душу, говорил, что это наше общее тело, и мы можем пользоваться им на равных правах.
– Папенька также велел мне присматривать за вами, уроды поганые, потому что у вас ума не хватит даже на то, чтобы влезть на дерево! И кроме того, папенька никогда не ел незнакомцев.
– А ведь правда, – одна из голов повернулась к Мишкину. – Меня зовут Эдди.
– А меня – Луччо, – повернулась вторая.
– А я – Джо.
– Я – Чико. А это Винс. Ладно, Винс, теперь мы его съедим, потому что четверо из нас голодны. И еще нам надоело, что ты вечно командуешь только потому, что ты старше. Теперь мы будем делать то, что сами захотим, а если тебе это не понравится, ты можешь пойти и повеситься. Ясно, Винс?
– Заткнитесь! – взревел Винс. – Если кто-нибудь из вас сожрет здесь что-нибудь, он будет иметь дело со мной!
– А как же мы? – захныкал Чико. – Папенька говорил...
– Все, что ем я, идет нам всем, – отрезал Винс.
– Но мы не можем почувствовать вкус пищи, пока не съедим что-нибудь сами, – сказал Эдди.
– Не нуди, – огрызнулся Винс. – Я буду чувствовать вкус за всех.
Мишкин решил, что стоит рискнуть и подать голос.
– Прошу прощения, Винс...
– Для вас – мистер Пальотелли! – оборвал его Винс.
– Я только хотел привлечь ваше внимание к тому факту, что я являюсь формой разумной жизни, а там, откуда я прибыл, разумные существа не едят друг друга, разве что в чрезвычайных обстоятельствах.
– Вы что, будете меня манерам учить? – возмутился Винс. – Да кто вы такой, чтобы делать мне замечания? Между прочим, вы напали первым.
– Да, но я тогда еще не знал, что вы разумны.
– Вы что, собрались тут валять дурака? Я – разумный? Да я даже школу не окончил! После смерти папеньки мне пришлось работать по двенадцать часов в день продавцом в магазине, чтобы прокормить малышню. Но у меня по крайней мере хватает ума понять, что умом я не блещу.
– А мне кажется, что вы разговариваете весьма разумно, – попытался подлизаться к собеседнику Мишкин.
– Ну, естественно, мне присуща природная проницательность. Возможно, я ничуть не глупее всех прочих червяков-эмигрантов, которые не сумели получить образование. Но вот те, кто сумел...
– Польза формального образования зачастую переоценивается, – позволил себе заметить Мишкин.
– Не знаю, не знаю, – проворчал Винс. – Но как без него пробить себе дорогу в жизни?
– Да, это действительно трудновато, – признал Мишкин.
– Вы, может, будете смеяться, но чего бы мне действительно хотелось, так это научиться играть на скрипке. Смешно, да?
– Вовсе нет, – возразил Мишкин.
– Вы можете себе представить меня, большого глупого Винса Пальотелли, играющего первую скрипку в «Аиде»?
– А почему бы нет? – сказал Мишкин. – Вы вполне можете обладать талантом.
– Когда-то я мечтал об этом, – признался Винс. – Потом жизнь стала полна ответственностью, и я сменил прозрачную вуаль мечты на грубую серую одежду... э-э...
– Заботы о хлебе насущном? – предположил Мишкин.
– Долга? – спросил Чико.
– Ответственности? – подсказал робот.
– Нет, это все не то, – отмахнулся Винс. – Необразованный дурень вроде меня не должен связываться с параллельными построениями.
– Возможно, вам стоит изменить ключевое слово, – предложил робот. – Что нибудь вроде: «Сменил вуаль поэзии на грубые мирские одежды».
Винс сердито взглянул на робота, потом поинтересовался у Мишкина:
– Это что за умник?
– Это СНОС-робот, – объяснил Мишкин. – Только его прислали не на ту планету.
– Ну так скажи ему, чтобы он следил за своим языком. Я не позволю, чтобы какой-то дурацкий робот разговаривал со мной подобным образом.
– Прошу прощения, сэр, – быстро сказал робот.
– Ладно, замяли. Полагаю, я не стану вас есть. Но на вашем месте я бы был начеку. Не все тут такие мягкосердечные и доверчивые, как я. Другие жители этого леса сожрут тебя, как только на тебя посмотрят. Или, скорее, сначала сожрут, а потом посмотрят, потому что чего на тебя смотреть?
– А чего нам следует опасаться особенно? – спросил Мишкин.
– Особенно? Да всего, – откликнулся Винс.
Глава 8
Мишкин и робот поблагодарили доброго червяка, вежливо кивнули его невоспитанным братьям и двинулись через лес – похоже, другого пути просто не было. Сначала путешественники шли медленно, потом прибавили шагу. Они по-прежнему чувствовали, что смертельная опасность дышит им в затылок и хрипло кашляет за спиной. Робот сказал об этом вслух, но Мишкин не обратил внимания на его слова.
Они прошли мимо группы огромных растений. Янтарные глаза деревьев из-под полуприкрытых зеленых век исподтишка следили за путниками.
– Ну и странная же парочка, – заметил большой вяз.
– Я полагаю, это оптические иллюзии, – сказал дуб. – Особенно вон та металлическая штука.
– Ох, бедная моя головушка! – заныла плакучая ива. – Ну и ночка выдалась! Вы только послушайте...
Мишкин и робот все больше углублялись в омуты тьмы, где среди слабых испарений еще жили былые остатки великолепия древесного мира, смутные, подобные призракам воспоминания прошлого. В священных лучах неясного сияния, сползавшего по ветвям плачущих деревьев, сквозил дух умирания.
– Ну и мрачное же местечко! – сказал Мишкин.
– Меня подобная чепуха не волнует, – заявил робот. – Мы, роботы, склонны к отсутствию эмоциональности. Однако в нас встроена способность к сопереживанию, следовательно, мы можем разделять чувства другого, а это то же самое, как чувствовать самому...
– Тсс! – шикнул Мишкин.
– А потому я склонен согласиться с тобой. Здесь очень мрачное место. Как раз подходит для привидений.
Робот был существом добросердечным, а вовсе не такой бездушной железякой, как можно было предположить, исходя из его внешности. Много лет спустя, когда он уже стал красным от ржавчины, а конечности его покрылись трещинами из-за усталости металла, он рассказывал о Мишкине другим, молодым роботам:
– Он был человеком тихим, спокойным, на первый взгляд, даже немного глуповатым. Однако в нем существовала некая прямота и способность мириться с обстоятельствами – очень приятные качества. Одним словом, это был настоящий человек. Подобных нам уже не встретить.
– Да, дедушка, конечно, – соглашались роботята, а отойдя, хихикали себе под нос. Молодые роботы были блестящими, подвижными, остроумными и считали себя первыми по-настоящему современными роботами. Им и в голову не приходило, что были роботы и до них, и будут после них. А если бы им сказали, что наступит день, когда их отправят на склад вместе с другим ненужным хламом и устаревшими товарами, они бы померли со смеху. Так уж мыслят молодые роботы, и ни одному программисту не под силу это изменить.