— Я думала, что справлюсь. Что со мной не так?
— Ты потянула связку на лодыжке, вот и все.
— Все? — она страдальчески посмотрела на него.
— Я знаю, — произнес он. — Это очень больно.
вспомнила.
Все произошло так быстро, что она ничего не почувствовала. Это была самая сильная травма среди всех, которые она получала. Теперь, она могла промотать события в своей памяти, как замедленную пленку.
Держа ее, он поднес простыню к ее рту, прежде чем Люси поняла, что она ей понадобится. Ее вырвало водой.
Люси бросило в жар, она дрожала от бессилия. Не выпуская ее из рук, он предложил ей попить, вытер лоб и губы так аккуратно, что она поняла: они выглядят ужасно.
— Ты здорово справляешься, — процедила она, злясь на него неизвестно почему и злясь на себя за то, что натворила дел. — Ты уверен, что не работаешь медбратом?
— Абсолютно. Но я заботился о жене, когда она умирала.
Его голос, лицо отражали боль. От нее не скрыть такие вещи.
Люси сама очень долго прятала свои чувства. До тех пор пока в ее жизнь не вошел Стив. Он излечил ее от этого. Но она знала, когда люди пытались не показать то, что чувствовали.
— Мне очень жаль… Хан. — Она произнесла его имя так, словно извинялась за плохое поведение, за легкомыслие, в то время как он только и пытается, что помочь ей. Ясно ведь, что он заново переживает все болезненные моменты его жизни.
— Тебя будет тошнить, — сказал он отстраненно. Она говорила не о тошноте, и он это знал. В голове у Люси роились вопросы, но она не имела права задавать их. Хорошо бы у нее это вошло в привычку.
— Тебе в больнице не сказали, какие травмы ты получила?
— Пытались. Но я не поняла и половины того, что они сказали. Я была так растерянна. Все происходящее… — Она посмотрела на него, прося о понимании. — Я видела мираж. По крайней мере я так думаю. А потом, после аварии, был ангел. У него были золотые крылья, и он пришел за мной. Я думала, что умерла…
— Тихо, не расстраивайся.
— Потом появился ты, и я подумала… подумала…
Она не могла признаться ему.
— Ты теряла и обретала сознание все время. Разум иногда шутит с нами. Память становится неясной.
— Ты говоришь, исходя из своего опыта?
— Боюсь, что да. — Помолчав, он добавил: — Тебе сделали сканирование в больнице. Повреждений головы не нашли.
— Выходит, только лодыжка. Правда? И все? Никаких больше травм?
— Раны и синяки.
— Поломанные ребра?
— Никто ничего про ребра не говорил. А что, болят?
— Все болит. Ну, доктор, каков прогноз?
— Синяки и ссадины очень быстро заживут, но на лодыжке тебе придется носить поддерживающую повязку в течение нескольких недель. Использовать костыли. Вот за этим я и ходил.
— А… Я не знала.
— Конечно, ты не знала. Мне следовало объяснить тебе. — Он улыбнулся кривой улыбкой. — Я привык, что мне безоговорочно подчиняются.
— Правда? Мне жаль говорить это тебе, Хан, но западные женщины больше так не делают.
— Нет? Ты хотела принять душ?
— Да, пожалуйста…
— Тогда тебе придется подчиниться мне.
— Что? — До нее не сразу дошло то, что он сказал. — Да, сэр!
— Подожди.
Люси не стала сопротивляться и крепко сжала его плечи. Ханиф усадил ее на кровать.
Ее смех, когда она снова попыталась подняться, был заразительным, и он уже не знал, что проще: переносить ее на руках или позволить самой передвигаться. Вдруг у нее закружилась голова, и он подхватил ее, предотвращая падение.
— Я в порядке, — сказала она. — Дай мне костыли и немного отойди.
Он не пытался спорить с ней, просто не обратил никакого внимания на ее слова. В тот момент, как Люси, держа в руках костыли, сделала самостоятельный шаг, она почувствовала, что ее поддерживают его руки. Она хотела возразить, но решила, что зря потратит силы.
Ханиф встал за ее спиной, готовый подхватить ее, если она упадет при смене опоры. У него были сильные руки. В этих руках, наверное, любая женщина чувствует себя в безопасности.
Он был всем тем, чем не был Стив, подумала она.
Его можно было сравнить со скалой, в то время как мужчину, за которого она вышла замуж, — с зыбучим песком.
— Люси… — Его голос вернул ее в реальность. Это был вопрос. Наверняка вопрос, правда, она не знала, что именно он спрашивал.
— Я в порядке. — Люси глубоко дышала, а ее слова больше походили на бормотание. — Можешь отпустить. — Ханиф даже не пошевелился. — Я не упаду, — убеждала она.
Люси посмотрела вниз, концентрируясь на движении, оперлась на здоровую ногу и перенесла вес на костыли. Ханиф все еще крепко держал ее.
— Пожалуйста, отпусти, — повторила она. Хан боялся это сделать. История как будто повернулась вспять, и ему казалось, что если он отпустит Люси хотя бы на секунду, то потеряет ее.
Как глупо.
Она ничего для него не значила.
Он был человеком без чувств. Но с тех пор, как впервые ее увидел, его мир превратился в водопад эмоций. Раздражение, злость, беспокойство…
Он не хотел думать, что есть и другое, более значимое чувство.
— Будешь делать так, как я скажу, — грубо сказал он.
— Потому что ты привык к тому, что тебе беспрекословно повинуются, правильно?
— Попробуй и ты, возможно, понравится.
Люси сдула волосы с лица и попыталась пройти хотя бы несколько сантиметров, опираясь на костыли. Она чуть не заплакала от боли и тут же потеряла равновесие. Ханиф подхватил ее, причем ее лоб уперся в его щеку, а грудь оказалась прижатой к мощной груди. В этот момент она не чувствовала боли.
— Это сложнее, чем казалось.
— Ты еще не готова, — сказал он, убирая локон ее волос за ухо и стараясь не обращать внимания на их шелковистость.
— Спасибо. Я завязываю хвост. Наверное, подстригусь, когда вернусь домой.
— Почему? — с ужасом спросил Ханиф. — Они прекрасны.
— Зато доставляют столько неудобств. Я собиралась сделать это до…
— До чего?
Люси пожала плечами.
— До поездки в Рамал-Хамра. Хорошо. Теперь можешь отпускать.
Он отошел на шаг назад, все еще придерживая ее. Шаг за шагом, очень медленно и осторожно они дошли до ванной.
— Все, Люси. Можешь отпустить костыли, я тебя держу.
Нога Люси дрожала от нагрузки, а все тело кричало от боли. Пальцы были как будто припаяны к костылям.
— Я не могу.
Он посмотрел вниз и, увидев проблему, прошептал что-то, чего она не поняла. Но могла с уверенностью сказать, что это не комплимент. Придерживая ее за талию, Ханиф помог ей ослабить хватку.
— На сегодня достаточно.
— Я не уйду отсюда, пока не приму душ, — настырно сказала она.
Он покачал головой и улыбнулся, хотя и очень злился.
— Десять из десяти возможных баллов за упрямство, Люси Форестер.
— Ну, никто меня еще не обвинял в том, что я легко отступаю. И смотри, в душевой есть сиденье. Легко. Включи душ, дай мне костыли, и дальше я справлюсь.
Ханиф выполнил ее просьбу. Проверив температуру воды и убедившись в том, что у нее все есть, он развернулся и был готов выйти, но остановился.
— Не надо закрывать дверь.
— Слушаюсь. — Как будто у нее есть силы это сделать, подумала она. — Если ты мне понадобишься, я крикну, хорошо?
— Хорошо.
— Ой, подожди. Ты не мог бы расстегнуть пуговицы на спине?
Ханиф старался не смотреть на нее и, сфокусировав взгляд на душе, расстегнул ей больничный халат.
— Что-нибудь еще?
— Нет. Спасибо. Я справлюсь.
Было бы преувеличением сказать, что Люси получила большое удовольствие от душа, но он вернул ей силы и помог почувствовать себя лучше.
Она смогла надеть банный халат, который Ханиф оставил для нее.
— Хан?
Он открыл дверь быстрее, чем Люси успела выговорить его имя.
— Спасибо, — сказала она. — Я бы открыла сама, но у меня руки заняты.
— У тебя, Люси Форестер, большая сила воли. Пойдем, нас ждет чай и еда. А потом ты можешь отдохнуть.