Валькур всегда находился рядом, в то время как отца трудно было оторвать от книг и радикальных идей о свободе и равенстве. Валькур и Фелисити не были кровными родственниками, но узы между ними настолько окрепли, что у Валькура появилось чувство собственника, граничащее с ревностью. Фелисити утешало только то, что ее названый брат, непредсказуемый в своих поступках, никогда не обнаруживал при ней отрицательных черт своего характера.
— Валькур, — тихо проговорила она, скрестив руки на груди, — я боюсь.
— Не говори глупостей, дорогая, — в его голосе послышалось раздражение, — будь умницей и попроси принести мне чего-нибудь выпить. От этой жары у меня в горле пересохло.
Фелисити прошла в комнату и позвала молоденькую служанку Мари, которая не замедлила появиться, взволнованная и запыхавшаяся. Фелисити велела принести ореховый ликер с персиками и миндалем для себя и вино для Валькура.
— Я выпью коньяку, — поправил ее брат, смерив служанку бесцеремонным взглядом. — Пусть Дон придет сюда с веером.
Почтительно поклонившись, служанка удалилась. Фелисити тут же вернулась к волнующей ее теме.
— Валькур, у меня плохое предчувствие. Я боюсь.
Вздохнув, Валькур поднялся, подошел к сестре и коснулся ее руки сухими холодными пальцами.
— О чем ты говоришь? Не забывай, я знаю, что ты у нас смелая.
— Смелая? Ты ошибаешься.
— Разве трусиха может броситься в реку, чтобы научиться плавать, как сделала ты несколько лет назад, и скакать верхом подобно валькирии? Разве трусиха могла бы, переодевшись в бриджи и камзол, со шпагой на боку отправиться со мной в игорные притоны, словно какой-нибудь безусый щеголь, и вызвать на дуэль какого-то нахала, который оказался недостаточно вежлив?
— По-моему, это лишь сумасбродство, — резко оборвала его Фелисити, — хотя последнее было действительно испытанием для меня. И я до сих пор жалею, что ты поспешил вызвать его на дуэль и не позволил мне самой с ним рассчитаться.
— Ну, тебе, наверное, понравилось выступать в роли моего партнера по фехтованию. Только упражняться со шпагой с колпачком на конце — это одно дело, а драться на дуэли — совсем другое. Ты не принадлежишь к числу тех, кому идут шрамы на лице, девочка моя.
— Ты, как всегда, несправедлив.
— Зато я, как всегда, прав.
— Просто тебе хочется отвлечь меня старыми уловками. Однако ты напрасно стараешься. Возможно, я иногда могу поступать безрассудно, но я никогда не стану напрасно рисковать, если речь пойдет о тебе и отце.
— Да, но — послушай!
С Оружейной площади донесся грохот барабанов. Вскоре их мерный бой зазвучал в ритме марша, зовущего солдат в поход.
Валькур склонил голову набок, и его тонкие губы искривились в иронической улыбке.
— Похоже, нас удостоили чести полюбоваться смотром войск его испанского величества. Признайся, ты сейчас волнуешься?
— Ты хочешь спросить, не страшно ли мне? — ответила Фелисити с грустью в голосе. — Они наверняка задумали принудить нас к повиновению, показав свою мощь.
— Да, чтобы мы дрожали от страха, — согласился Валькур. — Как ты думаешь, у них это получится?
Его холодный вопросительный взгляд заставил Фелисити покраснеть.
— Конечно, такое высокомерие только разозлит жителей Нового Орлеана и послужит поводом к восстанию, так?
Валькур утвердительно кивнул.
— Я знал, у тебя просто разыгрались нервы. Ты не настолько малодушна, чтобы дрожать как осиновый лист при одной мысли об испанцах.
— Дело не только в этом.
— Понимаю. Ты переживаешь из-за отца, потому что он связался с заговорщиками.
— И из-за тебя тоже. То, чем ты занимаешься, кажется, называется изменой или еще чем-то вроде этого.
— Глупости.